class="p1">– Почти семьсот.
Семь столетий… Как Ксеме Росси.
– Ты в неплохой форме для своего возраста. – В его цитриновых глазах блестят веселые искорки. – Если я стану бессмертной, тоже перестану стареть?
Искорки пропадают, его большой палец останавливается и слегка надавливает на мою нижнюю губу.
– Ты станешь бессмертной. Даже не сомневайся. И да, обретя бессмертие, ты всегда будешь выглядеть на тот возраст, в котором обрела силы.
К слову о бессмертии…
– Я все еще злюсь на тебя за то, что ты не рассказал мне о Мериам.
Он откидывается назад, насколько позволяет камень сзади и мое твердое – ладно, мягкое – тело спереди.
– Я не сказал тебе сразу, поскольку не был уверен на сто процентов, что Данте лжет. В конце концов, он под действием соли сообщил о ее побеге. – Его пальцы вырисовывают причудливые рисунки на моей обнаженной коже. – Я понял, что он мне солгал, только когда вороны, которых я отправил в Неббе, доложили, что аристократы фейри поглощают то же вещество, которое выливают в океан для нейтрализации соли.
– Он в курсе о твоей осведомленности?
– Теперь да. – В ответ на вопросительно изогнутую бровь Лор объясняет: – Он запечатал все три входа в ракоччинский тоннель, которые сумел взломать Энтони и его люди.
– Значит, Энтони застрял в тоннелях с моими бабушкой и матерью?
– И Юстусом Росси, и теми беднягами, которых Данте отправил под землю охранять женщин.
Под землю! Они все прямо у нас под ногами.
– Как нам их вызволить?
– Нам?
Ах да! Ведь я подписала обещание оставаться на месте.
– Вам.
Он касается моего подбородка пальцами и приподнимает его, заглядывая мне в глаза.
– Фэллон, это не наказание.
– Ха фиос.
Улыбка, появляющаяся на его лице от моего вороньего языка, напоминает солнце, поднимающееся из-за горизонта и озаряющее мир своим светом.
– Какая отрада слышать, как ты говоришь на моем языке. – Он утыкается носом мне в шею, и – святой Котел! – у меня кости превращаются в желе. – Можешь сказать что-нибудь еще?
– Могу.
Я говорю. И хотя произношение корявое, а структура предложения по-прежнему оставляет желать лучшего, он улыбается с такой гордостью, что в сердце разливается тепло.
– Обязательно поговори по-вороньи с отцом, когда он вернется.
– Чтобы отвлечь от попыток тебя убить?
– Ты прочитала мои мысли, птичка!
– Вообще-то не прочитала.
– А хочешь прочитать?
– Хотят ли змеи плавать?
Медленно улыбнувшись, он опускает ментальные стены, и я заглядываю в его сознание. И что я там вижу! Все его мысли связаны с нашими раздетыми и переплетающимися телами.
Румянец вспыхивает на щеках, когда я выныриваю из его мыслей, и усиливается, когда осознаю, что все еще сижу у него на коленях. Пытаюсь соскользнуть, но его рука обхватывает меня, удерживая на месте.
Позволь подержать тебя еще немного, Биокин. Ты не представляешь, как долго я ждал возможности к тебе прикоснуться, – мысленно говорит он, одновременно водя ладонью по моему позвоночнику вверх и вниз.
Хотя я перестаю отодвигаться, тем самым соглашаясь на ласки, совесть бранит из-за нескромного поведения. Если бы нонна меня сейчас видела, заостренные кончики ее ушей от стыда алели бы красным пламенем.
– Ты много раз ко мне прикасался, – замечаю я.
– Не в таком виде, – вздыхает он и добавляет: – Скоро придется вылезти из бассейна и вернуться к реальной жизни.
– Как теперь будет выглядеть реальная жизнь?
Лоркан Рибио приближает лицо к моему.
– Вот так, птичка.
Он до боли меня обхватывает, преодолевает разделяющее нас расстояние и соединяет наши губы.
Как человек под действием мочи спрайта, я перехожу от потрясения к экстазу за одно мгновение. И… зачем я сейчас думаю о спрайтах и моче?!
Лор усмехается мне в губы, как всегда, уловив мои мысли.
Уже дважды ты упомянула мочу спрайта.
Клянусь, я никогда ее не пробовала. – Я прикусываю его губу.
Лор шипит, и я отстраняюсь, однако он запускает пальцы мне в волосы и вновь притягивает мой рот к своему.
Если когда-нибудь решишь попробовать, только при мне.
Я кладу ладонь ему на затылок, ощущая перекатывающиеся сухожилия под кончиками пальцев.
Странная просьба, но ладно.
Я не допущу, чтобы ты была под кайфом рядом с другими. – Он притягивает меня ближе, вызывая новую волну тепла в той части тела, которая несколько успокоилась и подостыла.
Подумать только, а я не хотела с ним разговаривать…
Он целует меня в подбородок, обхватывает губами мочку уха, затем хрипло произносит:
– Фэллон Бэннок, ты не способна молчать в моем присутствии.
Я закатываю глаза. Тут он вновь начинает двигать ногой, и с губ срывается стон. Боги! Кто бы мог подумать, что нога может быть такой… такой…
Эротичной? – подсказывает Лор.
Многофункциональной.
Его нежное фырканье вызывает у меня улыбку и наполняет грудь теплом. Он откидывается назад, его веселье преобразуется в нечто другое… в нечто, похожее на упоение. Я раздвигаю колени, и одно натыкается на то, что я ранее приняла за инородный предмет. Как можно спутать что-то настолько жесткое и толстое с угрем?
Его глаза искрятся, затем блестят, когда он продолжает двигать меня вверх и вниз по своему бедру. С каждым движением мозг все больше разжижается, а органы перестраиваются внутри размягченного тела, сердце опускается в то место между ног, которое Лор мучает таким сладостным образом. На мгновение задерживаю дыхание, прежде чем выдохнуть.
Хотя мы сидим в каменном гроте, наполненном паром, кажется, будто мы сливаемся воедино под звездным небом. От нарастающего жара я выгибаюсь и запрокидываю голову. Никогда в жизни я еще не испытывала ничего подобного. Боги! Если бы испытывала, то проводила бы больше времени в постели, с рукой между ног или чьим-нибудь коленом.
Лор рычит.
Биокин, отныне между твоих ног будут только мои колени, руки или лицо. Понятно?
Щеки вспыхивают так же пламенно, как и моя плоть. Его лицо?
Да, лицо. – Его пальцы мнут мою кожу – наиприятнейшим образом, – когда он прижимает меня к себе. – Мой нос. Мой язык.
Я втягиваю воздух через стиснутые губы, когда он использует этот самый язык для того, чтобы провести линию от моей ключицы до подбородка.
Морриган, как я завидую собственному бедру. – Он вновь покрывает поцелуями мою шею, идеальный нос скользит по моей влажной коже.
Перед глазами все чернеет и искрится, кровь приливает к тому единственному месту, которое он дразнит с тех пор, как я попыталась перелезть через него.
Лучший.
Провал.
В жизни.
На этот раз, когда меня уносит, когда сердце кувыркается и размывает очертания всего вокруг, когда его руки властно обхватывают меня за талию, а рот касается пульса
