– Ясно, – отозвался я.
Это была еще одна особенность цивилизованного мира. Наше бездушное общество долго лихорадило, бросая из одной крайности в другую – беспорядки, междоусобицы, революции, бесконечные кровавые войны. Противоречия между соседями, корпорациями, представителями разных национальностей, рас множились, росли, катастрофически увеличивались. Каждый делал что хотел, исходя из собственных эгоистических побуждений, не думая о последствиях. Последняя война, которая была сто лет назад, погубила почти половину населения планеты, и только тогда общество осознало, что надо как-то урегулировать отношения между людьми. Пока они не истребили друг друга. Рационализм победил.
Теперь мы подписывали бумаги.
Все начиналось с соглашения между социальной службой и родителями о том, что те обязаны содержать и воспитывать ребенка, следить за его здоровьем и обучением. Затем в силу вступал договор подростка с родителями о том, какие обязанности он выполняет по отношению к ним, включая работу по дому и точный час возвращения с прогулок, и какие функции выполняют они. С течением времени подписывался контракт взрослого человека, обязывающий его обеспечивать престарелых родственников, где оговаривались права и привилегии обеих сторон. Еще были договоры между братьями и сестрами, супругами, коллегами по работе, друзьями и соседями. Контрактов было огромное количество. От примитивных форм, которые можно было скинуть приятелям с помощью sms, чтобы уточнить, сколько денег каждый тратит на выпивку, принесенную на вечеринку, до самого главного соглашения. Его каждый гражданин заключал с государством. Это был так называемый договор номер один. Он запрещал гражданам убивать друг друга, наносить телесные повреждения и вообще причинять какой-либо вред здоровью, а также заимствовать чужое имущество.
За соблюдением контрактов следили очень строго. Невыполнение какого-либо пункта в зависимости от его важности каралось штрафом или общественными работами. Преступники, нарушавшие договор номер один, наказывались строго и рационально – их усыпляли и разбирали на органы.
Так что юристы в нашем обществе зарабатывали очень хорошо. На их профессионализме строилось благополучие и спокойствие нашего мира.
Помню растерянные, едва ли не испуганные глаза моей матери в тот миг, когда она осознала до конца, что я не такой, как все. И общаться со мной надо как-то иначе.
– Попробуйте посмотреть на это с другой стороны, – говорил ей психоаналитик. – Вы не будете тратить деньги на услуги юристов. С ним вы сможете не заключать никаких контрактов. Просто говорите ему, что делать, и он все сделает сам.
– То есть он станет ходить в школу, делать уроки, выполнять работу по дому просто так? – ужасалась моя мать.
– Именно. Он будет хотеть делать это, чтобы порадовать вас.
– Но это ненормально!
– Зато какая экономия.
Так все и вышло. Она экономила на юристах. Но тратилась на психоаналитиков, потому что не могла понять, как вести себя со мной…
Голос Джейка прервал мои воспоминания, вновь вернув меня в палатку.
– Так что тебе ничего не грозит, – сказал он довольно. – Ни заголовков в газетах, ни статей на форумах, посвященных путешествиям по Кайлату. И судить тебя тоже не будут.
– Тисса подписала такие же бумаги?
– Конечно. Вся ответственность на ней.
– А почему вы не заключили контракт со мной?
– Я составил договор с твоим агентом. Ричард должен был предоставить мне гида, я – оплатить его услуги во время трека.
– Но не со мной? – повторил я свой вопрос. – Почему?
– Потому что у тебя есть душа. На тебя обычные правила не действуют. – Он отвернулся от меня, поворачиваясь на бок, и наш разговор прервался.
Да, это так, с такими, как я, можно было не церемониться и не обременять себя лишними обязательствами. Я выполнял свои обещания без угрозы денежного штрафа или умертвления, и риски по возможным невыгодным для меня действиям противоположной стороны тоже нес сам.
В тишине слышалось ровное дыхание Тиссы. Временами налетал ветер, шуршал, скребся вокруг палатки, словно беспокойная собака, но, кроме него, в эту ночь нас больше никто не посетил…
Утром мы проснулись хмурые, неотдохнувшие. И, будто желая загладить тягостные впечатления о прошедшем дне, Кайлат встретил нас прекрасной погодой. Небо сияло чистейшей лазурью, на ее фоне белели пики гор. Мать Всех Богов, зубчатая стена Престола вокруг нее, Аркарам – верная исполнительница воли великой богини, далекие Седой Старик и Одинокая Дева предстали перед нами в ослепительном блеске. Даже безымянные холмы, казалось, радовались теплому утру. А разрушенный монастырь Ронгбук выглядел загадочным и величественным.
Но моих спутников не восхищал окружающий пейзаж. Тисса, оттирая пятна крови со своего спальника, истратила пачку влажных салфеток, но почти ничего не добилась.
– Возьми мой, – сказал я, чтобы прекратить ее мучения. – Он чистый.
Она молча кивнула, оставив попытки очистить ткань, и отошла, бросив на спальный мешок последний взгляд, полный омерзения.
Джейк, сидящий неподалеку и пивший чай с неизменной кокой, скривился.
– Почему ты все время помогаешь ей? – В его голосе сквозило неприкрытое презрение. – Сначала свою трекинговую палку отдал, теперь спальник, чуть что – за локоток поддерживаешь.
– Вряд ли я сумею объяснить вам, Джейк, – ответил я, желая уйти от разговора, который не имел смысла, и принялся сворачивать спальник Тиссы.
– А ты попытайся. Мне интересно послушать. – Это прозвучало с напористой агрессией. – Все дело в любви, не так ли? В этом мифическом чувстве, которое нормальные люди не испытывают.
– Хотят испытывать, – поправил я его. – Но не могут. Догадываются, даже замечают, что им чего-то не хватает в жизни, но не понимают – чего.
Он фыркнул, открыл было рот, чтобы возразить, но я продолжил, не дав ему сказать:
– Вы слышали и читали о том, что существуют какие-то невероятно прекрасные, приятные чувства. Люди, подобные мне, описали это в книгах, стихах и песнях очень красочно и правдоподобно. Рассказали, какое счастье и удовольствие они приносят. Но такие, как вы, не могут ощущать ничего подобного, поэтому придумывают суррогаты, заменители. И вы верите, что это настоящее.
– Значит, суррогаты, – произнес Джейк сухо, похоже, ему все меньше нравился ход этой беседы, но слушал он очень внимательно, словно искренне пытался понять то, о чем я говорю.
– Муж дает жене двести тысяч в месяц на расходы и считает это доказательством своей любви. Или два человека заводят ребенка и считают его этим доказательством. Но любви не нужны доказательства. Она либо есть, либо ее нет. Чаще всего люди просто живут в одной квартире, спят вместе, едят, покупают вещи. Но их жизнь пуста.
