Вальц пролежал до полуночи на огромной груде сена, не шевелясь и не смыкая глаз. Когда в монастыре воцарился полный покой, он развязал мех и высыпал перед собой его содержимое. В конюшне было темно, и он действовал наощупь.
Его рука нашла крысу, а пальцы ощупали слегка раздувшегося зверька. Жесткая щетина царапала кожу, но Вальц нащупал то, что хотел. Уцелевшим ногтем он выковырял землю из крысиной пасти, потом поднес ее к своему рту. Его губы плотно обхватили острую мордочку, застывшую в оскале. Вальц резко вдохнул, проглотив попавшие в глотку кусочки земли.
Крыса дернулась в его руках; ее бока вздулись еще больше и тут же опали. Он ощутил, как стремительно нагревается почти ледяное тельце. Лапки крысы были еще холодными, а потеплевший живот уже судорожно вибрировал. Внутри зверька снова забилось сердце – Вальц знал это, даже не поднося его к своему уху... Челюсти крысы сомкнулись, зубы впились в его язык.
Он с силой выдохнул, и в темноте не видел, как полностью открылись полуприкрытые крысиные веки. Впрочем, тварь была слепа – между веками оказался желтоватый налет гноя. Крыса снова распахнула пасть, но вместо писка издала какой-то шипящий звук; ее лапки скребли по воздуху...
Отдав ей оживляющий поцелуй, Вальц почувствовал, что расстался с частью подпитывавшей его силы. Непостижимым образом лазарь и крыса стали одним существом, находившимся одновременно в двух телах – большом, двуногом и маленьком, четвероногом, пораженном смертельной болезнью. Большому телу предстояло довести маленькое до конца. С этой минуты лазарь не только бродил по лесу, но и пробирался по тесным закоулкам монастырских построек, окруженный сотнями манящих запахов и особо устойчивым человеческим смрадом.
Крысе оставалось немного; Вальц надеялся, что за это время она, вернее, ОНИ успеют отыскать своих собратьев... Как показали дальнейшие события, он не ошибся.
* * *
Первые признаки заражения появились спустя четыре дня. Крысы, обитавшие в монастыре, стали дохнуть, а блохи, паразитировавшие на них, быстро отыскали новых хозяев...
К тому часу, когда Победительница Скорби поняла, что болезнь не остановить, было уже поздно. К ее безмерным неприятностям добавилась еще одна – на этот раз непоправимая. Она ничего не могла сделать для монахинь, отправившихся на поиски сбежавшей послушницы. Тем предстояло либо погибнуть, либо вернуться в опустевшую обитель. Оказалось, что на свою беду те все же вернулись спустя несколько дней, едва не заблудившись в подземелье и найдя только обглоданные кошачьи косточки...
Пока продолжался мор, Вальц скитался по окрестным лесам. Занимался мародерством и стал обладателем хорошей теплой одежды, дорогого оружия и даже бессмысленных безделушек, которые так ценились людьми. Теперь людям было все равно, и руки Вальца были отягощены перстнями, а карманы набиты золотом.
Он превратился в полулегендарную личность. Поскольку он был очень осторожен, его видели только издали, и потом те, кого миновала болезнь, рассказывали о нем всякую чушь. Должно быть, темный здешний люд воспринял его, как некоего сборщика налогов, присланного самой смертью.
Вальцу это было безразлично. Он ждал, пока монастырь опустеет.
И дождался.
* * *
Спустившись с дерева, лазарь отправился в обитель мертвых. Он получил возможность вблизи ознакомиться с плодами своих стараний. Его не впечатлил ни тяжелый смрад, ни бесформенные горы разлагающейся плоти, ни обгоревшие скелеты, брошенные вперемежку с обугленными крестами, ни неторопливое пиршество падальщиков, занятых привычным делом. Вальц не сомневался, что отныне здесь возникнет еще один узел некросферы. Гиблое место... Плохие воспоминания породят призраков. Их будет подпитывать энергия искаженного сознания. Иллюзии неизбежно повлияют на человеческие мозги. Начнется цепная реакция уничтожения. Некросущества проникнут сквозь утончившуюся до полной прозрачности завесу, разделяющую так называемую реальность и так называемые кошмары...
Но Вальца не интересовало будущее. Он искал существо, абсолютно похожее на одно из его воплощений. Женщину. Принцессу. Помеху на его пути. Почему-то он непременно хотел убедиться в том, что она умерла.
Однако принцесса Тайла исчезла, и это приводило лазаря в недоумение. То, что дочь Императора могли сжечь, как простую послушницу, не укладывалось в его голове... Ее не было среди тех людей, чьи трупы усеивали монастырский двор. Ее не было и внутри многочисленных построек. Вальц осмотрел все закоулки с тщательностью, недоступной живому человеку.
Он искал три дня и три ночи, он исследовал даже выгребные ямы. Тщетно. Зато в покоях Матери Вальц обнаружил изрядный запас листьев коки и теперь жевал их почти непрерывно. При этом он ощущал удивительную легкость без малейших признаков дезориентации.
К исходу третьих суток лазарь добрался до подвальных монашеских келий и в самой дальней из них наткнулся на люк, закрывавший вход в подземелье.
Рудольф подъехал к «Золотой короне»[31] через два часа после того, как в гостинице объявились луниты во главе с мастером Грегором. Зомби следил за ними с того момента, когда подобрал на пограничном холме глазные яблоки волка и понял, что кто-то воспользовался ими.
Выйти на Рильке, а через него на Грегора не составило большого труда. Оба – кукловод и марионетка – оставляли за собой насыщенный след остаточной связи. Таким образом Руди обнаружил возвращение силы. Но его «психо» хватало пока только на слежку...
В длинном черном сюртуке до колен, кожаных брюках и с примитивными круглыми очками, водруженными на кончик носа, бастард Рудольф напоминал аптекаря, что было неудивительно, так как свой наряд он позаимствовал именно у аптекаря. Правда, лицо выдавало в нем человека менее почтенных занятий, а поверх сюртука был надет меховой полушубок с темными пятнами на груди, сильно смахивающими на кровь.
Стекла очков должны были замаскировать признаки странной болезни глаз, развившейся в течение последних недель. У Руди появилось третье веко, и поле зрения существенно сузилось. Глазные яблоки постепенно затягивала пленка, которую он не мог убрать даже ланцетом, найденным среди аптекарского багажа...
Под его наглухо застегнутым сюртуком был спрятан смазанный жиром «питон» с шестью патронами в барабане, каждый из которых стоил, по мнению Руди, баснословно дорого, поскольку это были последние патроны на планете, а человеческая жизнь не стоила почти ничего.
Еще один патрон лежал в кармане на случай осечки. Вероятность того, что осечка произойдет, составляла один к двум. При самом неблагоприятном стечении обстоятельств могли оказаться негодными все семь патронов. А до Железной Змеи оставалось примерно тысяча двести лиг по прямой...
