— А если в следующий раз я такое сотворю с клиентом?
— Тебя что-то предупредило, — сказал Реквием, — иначе бы ты не съехала с дороги.
— Я не думаю, что это как-то связано с новой силой.
— Так почему ты чуть не разбила нас три раза о чужие машины? — спросил Грэхем.
Я открыла рот, и закрыла, не зная, что сказать.
— Кажется, я сегодня перешагнула несколько последних черт.
— В смысле? — спросил Грэхем.
— Нарушила несколько личных правил, вот и все.
— Нарушила правила, которые думала никогда не нарушать, — тихо сказал Реквием.
Я посмотрела на него удивлённо:
— Ты говоришь так, будто это тебе знакомо.
— У каждого есть своё представление о себе, и когда происходит что-то, нарушающее это представление, ты оплакиваешь себя прежнего. Того, кем ты себя считал.
Я покачала головой:
— Черт побери, я все та же, кто и была!
Он пожал плечами, что напомнило мне грациозный всегдашний жест Жан-Клода.
— Как скажет миледи.
Я повернулась на сиденье и упёрлась лбом в руль. Хоть бы уже прошла эта ночь. Не хочу я объяснять себя никому, тем более мужчине, с которым совершенно случайно только что имела секс. Проблема в том, что я сама не до конца верила в то, что говорила. Не в сексе с Байроном и Реквиемом было дело, а в том, что сегодня я впустила Жан-Клода к себе в голову настолько, насколько он способен был влезть. Впервые мы коснулись того, чего могли коснуться, только когда я не мешала. До сегодня я не понимала, насколько я нас калечила — столько же в своём духе, сколько и Ричард. Я думала, что спать с Жан-Клодом и делать с ним всякие мелочи — это и значит быть слугой-человеком. Менее часа назад я узнала, что все это совсем не так, и сейчас это знание меня грызло. Не то, что я ограничивала нас как триумвират силы. Нет, об этом я и раньше догадывалась, я только не знала, насколько. Считала, что мои запреты и пределы связывают нас, а не обрубают нам ноги по колено. Чего я не ожидала, чего не хотела знать — это как прекрасно ощущение, когда Жан-Клод меня подчиняет. Это было, мать его, потрясающе. Успокоительно и пьяняще одновременно. Я не знала, чего я себя лишала, потому что очень старалась не дать ему это мне показать. А он уважал мои желания.
Теперь я знала, как дорого это ему стоило. Стоило силы, которую он мог бы иметь, безопасности, которой он мог бы окружить своих вампиров, и чистого наслаждения, которое он мог бы испытать. Он от столького себя отрезал — просто потому, что я не могла с этим справиться. И от этого возникало чувство вины, но отчасти реальная проблема была в другом: после того, как я так глубоко впустила Жан-Клода, я запросто потрахалась с Байроном и дала Реквиему себя укусить. Две вещи, которые мне давались нелегко. Да, это было важно, может быть, жизненно важно, может быть, это спасло жизнь тем женщинам в клубе. Может быть, даже спасло жизнь Жан-Клода. Я чувствовала силу Примо, слышала шёпот Дракона. Но не это меня больше всего волновало.
Жан-Клод обрёл голод Натэниела и Дамиана. А я что обрела? Я занималась сексом с Байроном и Реквиемом и не переживала теперь по этому поводу. Даже сейчас я переживала только из-за того, что не переживаю. Не переживаю. Из-за этого я чуть три раза не врезалась в чужую машину и заехала на стоянку, чтобы отдаться кратковременной шоковой реакции.
Насчёт Байрона меня совесть не мучила. Мучила совесть насчёт того, что она меня не мучает. И даже теперь мне хотелось развернуть машину и вернуться к Жан-Клоду. Чтобы он держал меня, целовал меня, кормился от меня. Я хотела всю программу, раз уж попробовала, какова она на вкус. Хотела, как наркоман хочет дозу. А это уже не любовь, это власть. Я никому не стала бы давать над собой такой власти. Не могла дать такую власть и остаться собой.
Это все я не стала объяснять Грэхему или Реквиему. Они не настолько мне близки для такой исповеди. Я только сказала:
— Кто чувствует себя в силах, пусть ведёт машину.
— Я не умею, — ответил Реквием.
— Я поведу, — предложил Грэхем. — Только ты меня не трогай, пока я за рулём.
— Изо всех сил постараюсь удержаться, — сказала я, тоном показывая, что это будет нетрудно.
Он засмеялся и вышел из машины, чтобы обойти её. В те секунды, которые у него на это ушли, Реквием заметил:
— Мне кажется, ты сегодня очень серьёзна, Анита.
— Я всегда серьёзна.
— Возможно, — сказал он.
Может быть, он бы ещё что-то сказал, но Грэхем открыл дверцу, и я вышла. Обойдя машину, я села на сиденье, когда Грэхем уже запустил мотор.
— Куда ехать?
— Кладбище Сансет. И пяти минут отсюда не будет.
— Ты себя достаточно хорошо чувствуешь, чтобы сегодня поднимать мёртвых? — спросил Реквием.
— Вы меня только туда отвезите и не давайте прикасаться к клиентам. Остальное я сделаю сама. Только не давайте мне кого-нибудь оттрахать или горло выдрать.
— А если ты прикажешь нам не мешать тебе кого-то трахать? — спросил Реквием.
— Или убивать? — добавил Грэхем.
— Я на сегодня такого не планирую. Договорились?
— Ты и раньше такого не планировала, — напомнил Реквием.
Грэхем аккуратно вывел машину в поток на Гравуа, будто мы хотели наверстать время, потраченное из-за моего плохого вождения.
— Что нам делать, если вдруг включится какая-то из новых вампирских сил? — спросил он.
— Просто не давайте мне никого изуродовать.
— А если у тебя снова проснётся голод, что тогда?
Это уже спросил Реквием.
Я повернулась, насколько позволял ремень, взглянуть на его лицо в свете уличных фонарей. На миг его резко высветил белый луч фонаря. Глаза его вспыхнули, тень проползла по заднему сиденью, и снова его глаза засияли глубоким синим светом.
— К чему ты клонишь?
— Ты не подумала, почему Жан-Клод выбрал охранять тебя сегодня нас и только нас?
— Кое-какие идеи были, но просвети меня.
— Он подбирал достаточно сильных и доминантных, которые, если надо будет, смогут с тобой справиться. Которые будут полагаться на своё суждение, а не слепо следовать за тобой.
— Похвальные качества.
— Но дело не только в этом.
— Реквием, выкладывай, а то эта прелюдия меня уже начинает утомлять.
— Мне так и говорили, — сказал Грэхем.
— Как именно? — повернулась я к нему.
— Что ты не любишь слишком длинных прелюдий.
Я посмотрела на него ледяным взглядом:
— Во-первых, никто тебе такой ерунды никогда не сказал бы. Во-вторых, не забирай себе в голову этот небольшой метафизический секс. Не забудь, ты тут извивался на сиденье, я на тебя смотрела, и меня это не привлекало. Это была не прелюдия, не демонстрация, а просто случайность.
— Прошу прощения.
Я повернулась к Реквиему:
— А теперь просто выкладывай, что ты должен мне сказать. Без предисловий и объяснений.
— Тебе это не понравится.
— Мне это уже не нравится. Давай, Реквием, рассказывай.
У меня начинала болеть голова. Не знаю, от потери крови, или от напряжения, или от чего ещё, но боль начинала биться где-то за глазами.
— Он думал, что если дело обернётся настолько плохо, насколько это возможно…
— Опять играешь словами. Говори прямо.
Он вздохнул, и будто весь джип отозвался эхом.
— Если тебе придётся утолять ardeur или если проснётся зверь, мы двое почти наверняка сможем выжить в этом нападении, не нанося тебе травм.
— Ты не все сказал.
— Я сказал достаточно.
— Выкладывай все. Я хочу знать все.
— Нет, — вмешался Грэхем. — Судя по твоему тону, не хочешь.
— Веди машину и не мешай. — Я повернулась обратно к вампиру: — Говори остальное.
Он снова вздохнул, и джип отозвался ему, как живой.
— Голосовые трюки засунь куда подальше, а то ты меня действительно выведешь из себя.
— Приношу свои извинения, это у меня машинально: видя рассерженную женщину, пытаться её успокоить любыми средствами.
— Говори, Реквием, мы уже почти на кладбище. И я хочу услышать все до того, как выйду из машины.
