Янош судорожно глотнул.
Ковач улыбнулся.
– А теперь дай эту штуку мне.
Янош смотрел на него сквозь темноту. Фигура капитана казалась огромной на фоне окрашенной известью стены, и гиганта увеличивал свет факела за спиной у Яноша. К тому же у него в руке был кинжал…
– Дай сюда!
Янош вспомнил о зверских убийствах девушек. Вспомнил о Виде, рисковавшей жизнью. Потом о Зузане, которая должна была вот-вот привести в Чахтице Турзо с отрядом..
– Не дам.
– Венгерский болван!
Ковач бросился на него. Янош отскочил в сторону, отчаянно осматриваясь в поисках хоть какого-нибудь оружия. Но поблизости ничего не было.
– Ты предаешь графиню! – прорычал Ковач.
– А вы предаете Бога!
Ковач взмахнул кинжалом, и клинок задел Яношу руку выше локтя. Полотняный камзол окрасился кровью, но от второго удара все же удалось увернуться. Бежать было некуда…
Ковач встал, загородив выход из конюшни.
Он тихо, медленно приближался к Яношу.
Лезвие кинжала блестело в свете факелов.
Янош побежал к жеребцу и спрятался за ним. Беззвучно шевеля губами, он стал гладить лошадь по шее. Шкура на боку жеребца задрожала, он прижал уши.
Сжимая в руке оружие, Ковач подкрался ближе. Он загнал Яноша в угол стойла. Выхода не было.
– Именем графини… – сказал Ковач.
Резкое ржанье прорезало ночной воздух. Выгнув шею, конь схватил длинными зубами капитана за руку и, стиснув челюсти, сломал ему кость.
Ковач закричал от дикой боли.
Белый жеребец встал на дыбы и порвал веревку. Подкованные копыта взметнулись в воздух и сбили Ковача с ног.
Янош отвернулся, зажимая рану на руке, и лишь услышал, как резко замолк крик Ковача, когда жеребец копытами размозжил капитану череп…
Замок Батори
29 декабря 2010 года
Джон увидел на решетке ворот свет фар. По дороге, мигая красно-синими маячками, мчались три полицейские машины. Когда они затормозили, из них выскочили вооруженные полицейские.
Охранник замка достал свой мобильник, быстро что-то сказал, но тут же опустил телефон, когда полицейские навели на него пистолеты.
Один из них начал допрашивать охранника.
Подъехала еще одна машина. Джон узнал одного из пассажиров, выскочивших из нее.
– Детектив Уайтхолл! – крикнул он.
* * *
Джон смотрел в неестественно-голубые глаза дворецкого.
– Нет, извините, – повторял тот. Со своими светлыми напомаженными волосами он умудрялся выглядеть сердито даже перед блюстителями закона.
Джон осмотрел помещение. Был затоплен камин, и зола мерцала тлеющими углями. На столике перед камином стоял графин с красным вином. Древний гобелен с изображением поверженного дракона – должно быть, представляющий собой большую ценность – был облит жидкостью.
Джон потрогал пятно. Оно было еще мокрое. Он поднес пальцы к носу – вино. На полу звенели осколки стекла.
– Графа нет в резиденции. Полагаю, он в Братиславе, – не моргнув глазом проговорил голубоглазый человек.
– Ты врешь! – сказал Джон.
– У нас есть основания полагать, что он все еще в резиденции, – взглянув на Джона, проговорил детектив Уайтхолл. – Мы подождем встречи с ним.
– Подождем? – воскликнул Джон. – Мы не можем ждать. Он похитил как минимум трех женщин. И спрятал мою подругу где-то в замке.
– Я полагаю, вы предъявите доказательства этого «похищения», – холодным и взвешенным тоном проговорил дворецкий. – В противном случае вы не посмеете войти в этот дом.
– У нас есть номерной знак, который заметили во время похищения, – ответил детектив Уайтхолл. – Мы уже двое суток следим за этой машиной.
– Простите, я, кажется, не в курсе вашей… юрисдикции? – сказал дворецкий.
– Детектив Уайтхолл из Скотленд-Ярда.
– Из Скотленд-Ярда? Это определенно не дает вам права клеветать на моего работодателя, знатного гражданина Венгрии. Я должен сейчас же позвонить в посольство.
– За расследование отвечаю я, – вмешался словацкий офицер плотного телосложения. – Я капитан братиславского отделения государственной полиции. И требую подчиняться представителям власти.
– Это окажет неблагоприятное воздействие на словацко-венгерские отношения, – проговорил дворецкий с плохо скрытой угрозой. – Пожалуйста, доложите об этом вашему президенту. Он, конечно, знаком с Батори.
Полицейский капитан хмыкнул.
– Значит, – сказал дворецкий, задрав подбородок, – у вас есть номерной знак. Свидетели часто путают номера – вам это, надеюсь, известно. У вас ведь нет повестки явиться в суд. А я говорю вам, что графа нет дома.
– Мы можем обыскать дом – можем? – спросил Джон.
Полицейский подошел к нему и тихо проговорил:
– В этих замках столько тайных дверей и подземных ходов… Нам в любом случае нужно, чтобы он был более сговорчив.
– Насколько я могу судить, у вас нет ни надежных свидетельств, ни судебной повестки, – продолжал гнуть свою линию дворецкий. – Я вынужден попросить вас немедленно удалиться.
Джон протиснулся мимо полицейского. Неудержимая злоба гнала его вперед.
Под ботинком раздался хруст.
Джон нагнулся. Это было серебряное распятие, когда-то болтавшееся на шее у Дейзи…
Подземелье замка Батори
Высокие Татры, Словакия
29 декабря 2010 года
Граф проводил Морган к стоявшему на возвышении креслу с высокой спинкой. Слева и справа от нее встали двое тощих мужчин; темные тени под глазами, как синяки, выделялись на их бледных лицах.
Выглядывая из-за края гобелена, Бетси наблюдала за сценой в углу помещения.
– Уберите этих упырей, – сказала Морган заплетающимся языком.
«Она под действием наркотика», – подумала Бетси.
– Нет, я думаю, им лучше побыть рядом с вами, – возразил граф. – Будьте хорошей девочкой и не вмешивайтесь, иначе нам придется привязать вас к креслу. Это было бы очень недостойно. Особенно для той роли, которую вы сегодня исполните.
Он позвал женщину, которую Бетси не могла разглядеть, и распорядился:
– А теперь приведите доктора Пэт.
У Бетси подскочило сердце, когда ввели ее мать в наручниках. Женщина с волосами цвета фуксии усадила ее в тяжелое деревянное кресло с кожаными ремешками на подлокотниках. Бетси слышала треск застежек-липучек, когда та расстегивала ремешки, а потом снова застегивала на запястьях матери.
– Добрый вечер, доктор Пэт, – сказал граф. – Добро пожаловать на четырехсотлетие ареста графини. Приступим же к нашему ночному торжеству.
Он отвернулся от пленницы и подошел к накрытому кружевной скатертью столу.
Бетси наблюдала, как граф с глубоким почтением потрогал лежащие там предметы – графин, золотую воронку, – потом, развязав веревку и открыв кожаный кошель, вытащил блестящее лезвие. Потом еще одно. Улыбнулся. Затем прикоснулся к серебряной ложке. И, наконец, хлопнул ладонью по «Красной книге»; кончики его пальцев задержались на словах Юнга.
