Ларри пораженно взглянул на него.
— Но ты же не можешь раздвоиться, — продолжал Судья. — Разве это не так?
— Да.
— И твой выбор сделан? — Да.
— Окончательно?
— Окончательно.
— Пусть так и остается, — с явным удовольствием заключил Судья. — Ради Бога, Ларри, повзрослей. Взрасти в себе хоть каплю здорового эгоизма. Конечно, в больших дозах это безобразная вещь, но тебе просто необходимо добавить его к нескончаемым угрызениям совести, терзающим тебя! Душе известно, какую пользу коже приносит защита от солнца во время изнуряющей летней жары. Ты сможешь только направлять свою душу. Но время от времени какой-нибудь хитромудрый психолог будет ставить под сомнение твою способность делать даже это. Повзрослей! Твоя Люси очень хорошая женщина. Взвалить на себя ответственность не только за свою, но и за ее душу — значит желать слишком много, а просить слишком много — это самый верный способ накликать беду.
— Мне нравится разговаривать с вами, — сказал Ларри, и оба они замолчали, удивленные бесхитростностью прозвучавшей реплики.
— Возможно, потому, что я говорю именно то, что тебе хотелось бы услышать, — спокойно ответил Судья. А затем добавил: — Знаешь, существует множество способов совершить самоубийство.
Пройдет не так уж много времени, и Ларри представится случай воскресить в памяти эту фразу при весьма печальных обстоятельствах.
На следующее утро, в полдевятого, самосвал, на котором трудился Гарольд, отъезжал из гаража, направляясь в отведенный ему район. Гарольд, Вейзак и двое других ехали в кузове. Норман Келлогг и его помощник расположились в кабине. Они уже доехали до перекрестка Арапахо-стрит и Бродвея, когда к ним медленно приблизился новенький «лендровер».
Вейзак, помахав рукой, крикнул:
— Куда направляетесь, Судья?
Судья, выглядевший довольно комично в шерстяном свитере и теплой куртке, оглянулся.
— Хочу съездить в Денвер на денек, — вежливо ответил он.
— А эта таратайка довезет вас? — поинтересовался Вейзак.
— Надеюсь, если мне удастся благополучно проехать по главным магистралям.
— Ладно, если вам попадется на глаза какой-нибудь секс-шоп, прихватите что-нибудь для развлечений.
Эта сальность была встречена взрывом смеха — рассмеялся и сам Судья, — только Гарольд даже не улыбнулся. Он выглядел бледным и измученным, как будто плохо спал ночью. По правде говоря, он почти и не спал.
Надин была так хороша, как и обещала; он воплотил в жизнь некоторые свои мечты. Фантазии угнетенного духа, так сказать. Он уже с нетерпением ждал грядущей ночи, и сальный намек Вейзака насчет порнографии удостоился лишь призрачной улыбки человека, действительно экспериментирующего в этой области. Когда он уходил, Надин еще спала. Часа в два ночи, когда они насытились друг другом, Надин сказала, что хотела бы почитать его дневник. Возражать он не стал, просил только не судить его слишком строго. Ведь это было лучшее из всего написанного им, а решающим фактором стало его желание — нет, его потребность. Его потребность, чтобы кто-то еще прочитал и оценил его творение.
Теперь уже и Келлогг высунулся из кабины, обращаясь к Судье:
— Будь осторожен, папаша. Хорошо? В эти дни много всякого сброда на дорогах.
— Ты прав, — со странной улыбкой ответил Судья. — И я буду очень осторожен. Хорошего вам дня, джентльмены. И вам также, мистер Вейзак.
Это вызвало новый взрыв смеха, и они расстались.
Судья не поехал в Денвер. Добравшись до шоссе № 36, он пересек его и поехал вдоль дороги № 7. Утреннее солнце было ярким и нежным, на этой второстепенной дороге редко встречались дорожные пробки, мешающие проезду. В городке под названием Брайтон дела обстояли похуже в одном месте ему даже пришлось съехать с шоссе и объехать по школьному футбольному полю целое нагромождение машин. Судья ехал на восток, пока не добрался до шоссе № 25 штата Иллинойс. Правый поворот привел бы его в Денвер. Вместо этого он повернул налево — на север — и поехал вниз по склону. На середине спуска он перевел передачу в нейтральное положение и снова посмотрел налево, туда, где Скалистые горы безмятежно вонзались в голубое небо, а у их подножья раскинулся Боулдер.
Он сказал Ларри, что слишком стар для приключений, и Господь спас его, но это было ложью. Уже лет двадцать его сердце не билось в таком бешеном ритме, воздух не был так обворожительно сладок, а краски не казались столь яркими и насыщенными. Ему нужно ехать по шоссе № 25 до Чейенна, а затем повернуть на запад К чему бы там ни было, ждущему его позади этих гор. Его кожа, сморщенная и высушенная годами, покрылась мурашками от одной этой мысли. По шоссе № 80 на запад, мимо Солт-Лейк-Сити, затем через Неваду в Рино. После этого он снова повернет на север, но вряд ли это так уж важно. Потому что где-то между Солт-Лейк-Сити и Рино — может быть, даже раньше — его остановят и допросят, возможно, отправят куда-то еще для дальнейшего допроса. И в том или ином месте может быть выдвинуто предложение о сотрудничестве.
Невозможно было даже представить, что он лично сможет встретиться с темным человеком.
— Поехали, старина, — мягко произнес он.
Он включил зажигание «лендровера» и выехал на трассу. На север вели три дороги, все сравнительно пустынные. Как он и предполагал, из-за дорожных пробок и многочисленных автокатастроф в Денвере здесь поток движения был слабым. Зато на встречной полосе застыли вереницы машин — несчастные глупцы, направлявшиеся на юг, слепо верившие, что на юге все будет иначе, — но проехать все же было можно. По крайней мере, пока.
Судья Фаррис ехал, радуясь такому началу. Он плохо спал прошлой ночью. Сегодня же он будет спать под звездами, плотно укутав свое старое тело в два спальных мешка. Он думал, увидит ли еще Боулдер когда-нибудь, и пришел к выводу, что шансов у него практически нет. И все же радостное возбуждение от путешествия не покидало его. Это был один из самых лучших дней в его жизни.
После полудня Ник, Ральф и Стью отправились на велосипедах в северный Боулдер, к маленькому оштукатуренному домику, в котором жил Том Каллен. Жилище Тома стало уже притчей во языцех для «старожилов» Боулдера. Стэн Ноготни сказал, что выглядит это так, будто бы католики, баптисты и адвентисты седьмого дня объединились с демократами и республиканцами, чтобы создать религиозно-политический Диснейленд.
Лужайка перед домом представляла собой живописную выставку статуи. Там расположилось около дюжины Дев Марий, по всей видимости кормящих целую стаю стоящих рядом розовых пластиковых фламинго. Самый большой фламинго превосходил по размерам Тома. Здесь же был огромный колодец желаний с гигантским пластмассовым светящимся в темноте Иисусом, стоящим с распростертыми руками… очевидно, для благословения фламинго. А рядом с колодцем желаний пристроилась пластмассовая корова.
