Среди деревьев важно расхаживали павлины.
Водопады звенели, словно серебро.
Али следовала за Айком с неугасимой надеждой приговоренного к смерти пленника. Глупо. Потому что она уже начала догадываться, что происходит.
«Наживка», — подумала Али.
Айк просто наживка. Классическая ловушка.
На протяжении тысячелетий хейдлы проделывали этот трюк, обучая одного раба, чтобы он приводил других. Мужчины, женщины и даже дети — все поднимались на поверхность, заманивая людей вниз. Иногда посланцы преисподней являлись в образе прекрасных суккубов, молодых женщин, которые забирали с собой монахов, принцев и легко возбуждающихся мальчиков. Иногда это был мужчина с добрыми глазами, охотившийся за вдовами и уводивший их в горные пещеры. В данном случае Али сама себя вела вниз. Айк просто делал ее плен окончательным.
Она оглянулась, ища признаки лагеря хейдлов. Может, дети здесь?
Али посмотрела на спину Айка. Она помнила его кожу. Когда муж спал, она изучала глифы и знаки, вытатуированные и выжженные на его коже. Теперь отметины побледнели, словно текст в книге, оставленной под дождем. Четким остался только один знак на пояснице — алеф.
— Куда мы идем? — спросила она.
Айк молча вытянул руку. Над вершинами деревьев гигантской луной висел Тадж-Махал — резные башенки и стены, сверкающие купола. Души мертвых тянутся к ней со своими фрагментами вымышленных образов. Али ощущала их как некое давление в голове: каждый голос исполнял отрепетированную партию, создавая крошечную частичку большой иллюзии. Словно паук плел вокруг нее огромную, прекрасную паутину.
«Замолчите!»
Али отогнала голоса. Лес и цветы превратились в острия скал и россыпи камней. Тадж-Махал исчез. Вместо него Али увидела руины какого-то сооружения вроде крепости или собора. Рухнувшие арки, обвалившиеся стены, осыпающиеся шпили напоминали горку блинов у стены подземной пещеры. Время уже наполовину переварило их.
Там ее тюрьма.
— Айк, — позвала она. — Спаси меня.
Когда-то он уже сделал это. Проследил ее путь, когда Али попала в плен, ворвался во вражеский лагерь и сражался, как герой комиксов. Вывел ее из тьмы. Спас.
Теперь это другой Айк.
— Наоборот, Али. Ты спасешь меня, — ответил он. — Но прежде мы вернемся в самое начало.
Попытка побега бессмысленна. Бежать? Она едва плелась. Даже если бы Айк позволил ей уйти, даже если бы она нашла туннель, по которому спускалась, даже если бы научилась различать, какие животные и растения годны в пищу, даже если бы смогла вскарабкаться на скалы, пересечь озеро и прогнать назойливых призраков, разум почти покинул ее. И его уже не вернуть. Никогда.
Иллюзия вернулась. Сталагмиты вновь превратились в кедры. Соляные наплывы стали важными павлинами. Летучие мыши вернули себе обличье попугаев.
— Подожди, — взмолилась она. — Мне нужно отдохнуть.
Только бы собраться с мыслями.
Айк не останавливался.
Тадж-Махал приближался. Трава льнула к ногам. Кедры качались. Над головой пел жаворонок.
Оглянувшись, Али увидела лишь голые скалы и трещины. Дверь захлопывалась у нее за спиной. Голоса — души мертвых, если такое возможно, — набросились на нее. Али сражалась с навязанными иллюзиями. Они обрушились на ее защитные рубежи. Так и должно быть, подумала она. Лингвист заперт в клетке из слов.
Они подошли к сверкающему мосту из бамбука и серебристых нитей. Али остановилась. По ту сторону моста среди сверкающих руин ждали ее собственные руины.
— Пойдем, — сказал Айк.
Али старалась не поддаваться страху.
— Дети там?
Он не подтвердил ее предположение, но и не отверг. Вопрос заинтересовал его.
— Ты за ними пришла?
— А ты думаешь, за тобой?
Он улыбнулся и ступил на мост.
— Дети, Айк.
Он продолжал идти — он и покрытая шрамами кожа на спине.
— Твоя дочь… — Эти слова остановили его. — Расскажи мне о детях, Айк.
Он повернулся.
— У тебя был ребенок?
— У нас, Айк. Она была твоей дочерью.
Он подошел ближе.
— Я хочу знать о ней все.
— Слишком поздно, Айк.
— Может, и нет.
— Она умерла семь лет назад. Тебя не было с нами при ее рождении. Почему тебя волнует ее смерть?
— Сколько ей было?
— Три. — Али вспомнила о свечах на торте. — Я отмечала три ее дня рождения.
— Мало, — сказал Айк. — Но достаточно, чтобы знать свое имя.
Ни сожалений, ни соболезнований. Преисподняя соскребла с него все человеческое.
— Где дети, Айк?
— Ее имя, пожалуйста.
Как будто он спрашивал название книги. У Али перехватило дыхание.
— Нет. — Али прижала к сердцу сжатый кулак. — Ты подонок.
— Ее имя, — повторил он. — Какой от этого вред?
— Где дети, Айк?
— Имя.
— Нет.
Иллюзия начала распадаться.
Али посмотрела на то, что было у нее в руке. Яблоко превратилось в кусок мяса размером с кулак. Сердце. Камеры вскрыты. Волокна мяса застряли у нее в зубах.
Али в ужасе разжала пальцы.
— Что ты со мной делаешь, Айк?
— Его звали Макнаб, — сказал Айк. — Еще один пилигрим, не оправдавший надежды. Посмотрим, оправдаешь ли ты.
Али пристально смотрела на него. Внезапно исчезло сходство не только с Грегорио, но и с Айком. Она с изумлением наблюдала, как маска исчезает, открывая то, что скрывалось под ней. Али никогда не видела этого лица, тем не менее оно почему-то казалось ей знакомым, словно тень в зеркале, мелькнувшая во сне.
Всю жизнь по непонятным для нее самой причинам Али коллекционировала многочисленные имена этого существа — на всех человеческих языках. Но теперь почему-то не могла вспомнить ни одного.
«Ты», — успела подумать Али, прежде чем он прыгнул на нее.
22 января
Армия Ребекки сплавлялась по реке еще два дня.
Ничто не предупредило их о провале, в который обрывалась река, — ни рев водопада, ни усеянное камнями мелководье. Река просто соскальзывала в безмолвную черную дыру. Они потеряли плот и трех человек, прежде чем маленькая флотилия сумела пристать к берегу.
Целый день ушел на то, чтобы из моряков снова превратиться в солдат. Разбив лагерь на берегу реки, они набили рюкзаки припасами и амуницией, сколько были в состоянии унести, и приготовились к тому, что могло ждать их впереди. Час за часом они смотрели на реку, ожидая, когда покажутся новые плоты с сотнями людей на борту. Никто так и не появился.
Ребекку изумляло — но уже не расстраивал о, — что из армии в тысячу триста человек у нее осталось всего сто десять. То есть коэффициент отсева составлял девяносто процентов. Непонятно, почему она уже давно не повернула назад. Непонятно, почему кто-то еще остался с ней. Оставалось лишь предполагать, что пути Господни неисповедимы.
