Она сжала пилку, словно маленький нож.
– Знаешь, почему таких, как ты, убивают на самом деле? Вы лишаете нормальных людей покоя. – Ее голос зазвучал прерывисто и страстно: – Они живут размеренно, рационально. А вы врываетесь со своими бурными эмоциями, необычными поступками, приоткрываете дверь, за которой цветет невероятно прекрасный сад, а потом захлопываете ее прямо перед носом. – Тисса резко взмахнула рукой, наглядно демонстрируя свою метафору. – Ты снова оказываешься в серой, пустой, пыльной комнате. И каждый день, каждый час чувствуешь постоянное глухое раздражение на свою тусклую, унылую жизнью. Пытаешься изменить ее, но не видишь как. Сходишь с ума, стараясь понять, что сделать, и единственный ответ, который приходит, – ты никогда не сможешь ничего изменить, ты даже не знаешь, что менять. За одно это хочется убить!
Я только усмехнулся, услышав эту искренность:
– Вот за это я тебя и люблю. За твою невероятную прямолинейность.
Ответом мне была напряженная тишина.
Тисса смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
– Что ты сказал?
– В какой момент нашего разговора?
– Ты меня… любишь?
– Тебя это удивляет?
Я подал ей миску с супом. Тисса взяла ее, не глядя поставила рядом.
– Ты никогда не говорил.
– По-моему, это очевидно.
Она долго молчала, скользя по мне невидящим взглядом. И наконец произнесла:
– Если ты любил, почему уехал? Почему бросил меня?
– Наши отношения строились исключительно на моем влиянии на тебя. Больше нас ничто не связывало.
– Неправда. Мы были из одного социального слоя. Примерно с равным уровнем интеллекта. И разница в возрасте не настолько значительная, чтобы не найти общий язык. Мы вместе жили. Разве этого мало? Ты был мне нужен. Я и приехала сюда потому, что ты мне нужен по-прежнему. Но я никогда не была нужна тебе. Ты смотрел на меня как на забавную дрессированную зверушку. Для тебя и для Уолта мы все были одинаковыми. Стая зверей, и вы – два пастыря, которые стоят в стороне и выбирают экземпляр попривлекательнее, чтобы выдрессировать его. Уолтера сожрала его ручная рысь. И ты конечно же отправил свою обратно в зоопарк. Вернее, уехал из этого зверинца сам. Решил, что мы неприручаемые, дикие, коварные и подлые. Я пыталась заменить тебя Джейком, не ради денег… не только ради них. Я была ему нужна. Но мне все равно не хватало тебя.
Она зябко поежилась и плотнее стянула на шее ворот пухового жилета.
– Знаешь, об одушевленных всегда ходило столько нелепых слухов. Мне постоянно задавали вопросы про тебя, а я не знала, что ответить. Никогда не могла тебя понять.
Тисса взяла миску поставила себе на колени, принялась было за еду, но тут же отложила ложку.
– В тебе есть нечто странное, – сказала она задумчиво. – Жесткость, резкость, и тут же… Нет, это не мягкость… Ты не отвечаешь агрессией на агрессию. Можешь очень легко уйти в сторону. Но это не трусость – когда надо, ты примешь любое, самое жестокое решение, даже убьешь того, кто встанет у тебя на дороге.
– Это называется равновесие. Им наделены все люди с душой.
– Не думаю, – ответила она небрежно. – Но мне очень нравится, что ты такой.
Видимо, это можно было считать ответным признанием.
– …Почему ты не ешь? – спросила Тисса, вновь взглянув на меня через какое-то время.
– Поем, когда вернусь.
Ее рука с ложкой замерла.
– Ты уходишь?! Сейчас?
– Да. Ненадолго. Надеюсь, что ненадолго.
Она забыла о еде и смотрела на меня с тревожным вниманием.
– Тисса, послушай меня. Это очень важно. У меня теперь нет ножа. А нам нужна защита.
– И что ты собираешься делать?
Я вытащил из внутреннего кармана рюкзака ганлин и подал ей. Тисса взяла кость, окованную серебром, и с недоумением посмотрела на меня.
– Это флейта, которую у тебя хотел купить Джейк?
– Да. Мой нож потерян, и единственное, что у меня осталось, – этот ганлин. Он обладает связью с миром духов.
Я рассказал ей про ритуал чод, про силу, которую должен получить с помощью этого музыкального инструмента. Тисса слушала меня, и ее лицо все сильнее каменело.
– Я пойду с тобой, – заявила она, когда я замолчал.
– Нет. Это опасно. Ты можешь погибнуть.
– А ты не погибнешь? – Ее голос зазвенел, а скулы побелели. – Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг ты не справишься?
– Все будет в порядке, – ответил я как можно увереннее. – У меня же есть душа, поэтому…
– Хватит строить из себя непобедимого рыцаря! – воскликнула она с отчаянием и бросила флейту на кровать. – Ты всего лишь одушевленный, а не бессмертный. Твоя душа – не стальные доспехи! Не меч и не щит! Ты так же можешь умереть, как и все остальные!
Она отвернулась, чтобы я не видел слез, блеснувших на ее ресницах.
– Тисса, у нас нет выхода.
– А если вернется Джейк, или Дик, или еще какая-нибудь дрянь? Пока тебя не будет?
– Даже если они вернутся, к тебе не пойдут. Звуки ганлина отпугнут их.
– Да, они пойдут к тебе, – произнесла она глухо.
– А еще ты запрешь дверь. Здесь надежный засов. Те, кто возвращаются по ночам, заключены в материальные тела. Они не смогут пройти сквозь преграду. Если ты сама не откроешь.
Тисса помолчала, глядя в окно, затем проговорила тихо:
– Рай… я боюсь.
Я видел, каких мучительных усилий ей стоило признаться в этом.
– Знаю.
Я обнял ее, крепко прижал к себе, утешая, успокаивая, передавая часть своей силы.
– Если я не сделаю этого, то не смогу защитить ни тебя, ни себя.
– Я не хочу оставаться одна. Если с тобой что-то случится, я останусь совсем одна.
– Я вернусь. Обещаю.
– Зачем я поехала в Кайлат?! – воскликнула она с отчаянием, понимая, что не сможет удержать меня. – Почему я не осталась дома?! У меня было все так хорошо.
– И зачем же ты поехала?
– Найти тебя, – сказала она резко. – Мне нужно было тебя увидеть. Убедиться, что ты несчастен, одинок и жалок. А ты оказался вполне довольным жизнью. Полно знакомых, каждый встречный кайлатец здоровается с тобой. И у тебя есть горы, которые ты так хорошо понимаешь и которые принимают тебя.
Я слушал эти горькие упреки, прижавшись щекой к ее пушистым волосам, наслаждался теплом ее тела и прикосновениями рук, которые больше не обнимали меня, а грубо стискивали куртку на моей груди.
– Изучаешь местные языки. Собираешь легенды. Весь твой умиротворенный вид говорил о том, что здесь ты познал некую тайну, получил какие-то невероятные богатства. И я вдруг сама ощутила себя нищей, одинокой, обделенной. Это несправедливо!
– Это равновесие, Тисса.
Она вздохнула и покачала головой, признаваясь в своем бессилии понять меня.
– Мне пора.
Тисса отстранилась, забыв обо всех своих обидах.
