Майкл откинул голову и раскатился теплым густым смехом.
— Ты не тот человек, который делает что-то небрежно, Гарри. Тебе нужны великие жесты.
— По-моему, нет, — сказал я тихо.
— Я должен спросить, — сказал Майкл, пристально глядя на меня. — Тень Ласкиэли. Она действительно ушла?
Я кивнул.
— Как?
Я отвел взгляд от него.
— Я не хочу говорить об этом.
Он нахмурился, но медленно кивнул.
— Ты можешь сказать мне, почему?
— Потому что то, что случилось с ней, было несправедливо. — Я покачал головой. — Ты знаешь, почему динарианцам не нравится входить в церковь, Майкл?
Он пожал плечами.
— Потому что присутствие Всевышнего им неприятно, я так предполагаю.
— Нет, — сказал я, закрывая глаза. — Потому что это делает Падших чувствующими, Майкл. Заставляет их вспомнить. Делает их грустными.
Я почувствовал его пораженный взгляд даже с закрытыми глазами.
— Вообрази, как это было бы ужасно, — сказал я, — после тысячелетий уверенности в цели. Внезапно возникают сомнения. Внезапно ты спрашиваешь себя, не было ли все, что ты сделал, одной огромной, бесполезной ложью. Вдруг все, чем ты пожертвовал, ты пожертвовал впустую. — Я слабо улыбнулся. — Не очень хорошо для уверенности в себе.
— Нет, — Майкл сказал задумчиво. — Я не думаю, что так могло бы быть.
— Широ сказал мне, что я буду знать, кому отдать Меч, — сказал я.
— Да?
— Я бросил его в это дело с Никодимусом. Монеты и Меч в обмен на ребенка.
Майкл втянул в себя воздух.
— Иначе он бы ушел, — сказал я. — Упустить время, и мы никогда не нашли бы его вовремя. Это был единственный способ. И, похоже, что Широ знал. Еще тогда.
— Божья кровь, Гарри, — сказал Майкл. Он прижал руку к животу. — Я вполне уверен, что азартная игра — грех. И даже если это не так, то вероятно должно быть.
— Я собираюсь пойти и забрать эту маленькую девочку, Майкл, — сказал я. — Независимо от того, чего это будет стоить.
Он поднялся, нахмуренный, и закрепил пряжкой пояс с мечом вокруг бедер.
Я поднял правую руку.
— Ты со мной?
Ладонь Майкла крепко хлопнула об мою, и подняла меня на ноги.
Наш разговор получился быстрым и жестким, как военный совет. Ну что ж, так и должно быть.
Позже я разыскал Мёрфи. Она вернулась в комнату для шитья Черити, чтобы проведать Кинкейда.
Я немного тихо постоял в дверях. Это не очень большая комната для всего, что в ней понапихано. Там составлены друг на друга пластмассовые контейнеры, заполненные принадлежностями для шитья и тканью. Швейная машина на столе, стул, кровать, и небольшое количество пространства, чтобы добраться до них. Мне случалось бывать в этой комнате и раньше. Это приятное место, заполненное добротой и светом, и здесь пахнет смягчителем ткани и моющими средствами.
Кинкейд был похож на мумию. В руку у него был воткнут шприц от капельницы, рядом стоял штатив с флаконом крови — любезность со стороны медицинских жуликов Марконе, я полагаю.
Мёрфи сидела около кровати, и выглядела взволнованной. Я видел такое выражение на ее лице прежде, когда я тоже был в лежачем состоянии. Я ожидал почувствовать волну ревности, но этого не случилось. Я только сочувствовал Мёрф.
— Как он? — спросил я ее.
— Это — третий флакон крови, — сказала Мёрфи. — Цвет лица стал лучше. Дыхание более устойчиво. Но ему нужен врач. Может, позвать Баттерса.
— Если мы это сделаем, он только посмотрит на нас, изобразит МакКоя и скажет тебе: «Черт возьми, Мёрфи. Я — медицинский ревизор, а не шеф повар».[75]
Мёрфи издала тихий звук, который мог оказаться как рыданием, так и хихиканьем.
Я подошел и положил руку ей на плечо.
— Майкл сказал, что он посмотрит его.
Она оставалась напряженной под моей рукой.
— Он не врач.
— Но у него есть очень хорошие контакты.
Кинкейд задрожал, и его дыхание на несколько мгновений стало резким и хриплым.
Плечо Мёрфи напряглось, как стальное.
Дыхание раненого человека снова стабилизировалось.
— Эй, — сказал я спокойно. — Легче.
Она покачала головой.
— Я ненавижу это.
— Он крепче нас обоих, — сказал я спокойно.
— Я не о том.
Я притих, ожидая, что она еще скажет.
— Я совсем не хочу чувствовать себя так. Я жутко напугана, и я ненавижу это. — Мускулы в ее челюсти напряглись. — Это — то, во что я не хочу больше влипать. Это слишком тяжело.
Я мягко сжал ее плечо.
— Влипать, говоришь?
— Нет, — сказала она. Потом покачала головой. — Да. Я не знаю. Это сложно, Гарри.
— Совсем не сложно заботиться о ком-то, — сказал я. — Это не легко. Но это не сложно. Ну, вроде как вытаскивать двигатель из автомобиля.
Она кинула на меня взгляд искоса.
— Только мужчина может описывать близкие отношения в терминах автомобильной механики.
— Да. Я даже горжусь этим.
Она глубоко вздохнула, зажмурила глаза, и прижалась щекой к моей руке.
— Глупо это, — сказала она, — ведь ему совсем не нужно… что-то серьезное. Мы ладим. Мы весело проводим время вместе. Для него этого достаточно. И так глупо с моей стороны зацикливаться на нем.
Я не думал, что это было глупо. Мёрф не хотела подпускать кого-то слишком близко, позволить себе быть уязвимой. Кинкейд не хотел любых отношений подобного рода — что делало его защищенным. Казалось бы, прямо для нее вариант.
Это также объясняло, почему мы с ней никогда не могли договориться до чего-то большего.
Если надо объяснять, то я не тот человек, который может небрежно влезть куда-либо.
Я не мог оформить это в слова. Поэтому я просто склонил голову и тихо поцеловал ее в макушку.
Она вздрогнула. Ее слезы оставили влажные, прохладные следы на моей руке. Я встал на колени. Так моя голова оказалась более или менее на одном уровне с ее лицом, она ведь сидела около кровати. Я положил руку ей на плечи и притянул ее к себе. Я все еще ничего не говорил. Для Мёрф и так было слишком уже то, что я присутствовал в комнате и видел ее слезы. Поэтому она притворилась, что не плачет, а я притворился, что ничего не замечаю.
Она не плакала долгое время. Несколько минут. Потом ее дыхание стало ровным, и я почувствовал, что она снова взяла себя в руки. Еще минута, и она отодвинулась от меня. Я ее отпустил.
— Они сказали, что ты под влиянием, — сказала она спокойным деловым тоном, — что кто-то сделал что-то в твоей голове. Твоя ученица так сказала. Но Майкл не хотел говорить тебе об этом, а я могла бы сказать. И никто не хотел говорить что-либо при мне.
