— Тайны становятся привычкой, — сказал я спокойно. — Но Молли была права.
Мёрфи кивнула.
— Она сказала, что мы должны прислушаться к первым словам, которые ты скажешь, когда проснешься. Если что-то воздействовало на твой ум, то твое подсознание, может проявить себя в то время, когда ты на краю сна. И ты сказал нам слушать ее.
Я подумал об этом и наморщил губы.
— Ха. Да, я так сказал. Похоже, я умнее, чем я думал.
— Они не должны были подозревать тебя, — сказала Мёрфи. — Я — параноидальная сука, и то я давным-давно бросила подозревать тебя.
— У них были серьезные основания, — сказал я. И медленно вздохнул. Это было трудно, но я выдавливал слова. — Никодимус бросил одну из тех монет ребенку Майкла. Я схватил ее прежде, чем к ней прикоснулся ребенок. И у меня в голове поселилась как бы фотокопия Падшего ангела, она жила в моей голове несколько лет, пытаясь уговорить меня взять монету и разрешить остальной части Падшего вселиться в меня.
Мёрфи искоса глянула на меня.
— Ты хочешь сказать… ты мог стать одним из этих?..
— Да, — сказал я. — Несколько раз это было близко.
— И это все еще … Оно еще…?
Я покачал головой.
— Сейчас это прошло. Она ушла. Я думаю, все время, что она пыталась изменить меня, я пытался изменить ее в свою сторону. И в пещере Райтов в прошлом году, она взяла на себя мою психическую пулю — в самом конце, когда все остальные вышли. — Я пожал плечами. — Она была… ну, своего рода другом, Мёрф. Я привык, что она рядом. — Я поглядел на нее и слабо улыбнулся. — Сумасшествие, да? Расстраиваться из-за чего-то, что на самом деле было моим воображаемым другом.
Ее пальцы нашли мою руку и сжали.
— Все мы — воображаемые друзья друг для друга, Гарри. — Мгновение она просто сидела рядом со мной, а затем кинула на меня проницательный взгляд. — Майклу ты никогда не объяснял этого.
Я покачал головой.
— Даже не знаю почему.
— Я знаю, — сказала она. — Ты помнишь, как Кравос[76] копался у меня в голове?
Я вздрогнул. Он тогда явился в моем облике.
— Да.
— Ты сказал, что это причинило некоторый вред. Что ты имел в виду?
— Психическая травма, — сказал я. — То же самое случается, когда умирает любимый человек, во время больших эмоциональных трагедий, и все такое. Нужно время, чтобы возобладать над этим.
— Но ты действительно возобладал над этим, — сказала Мёрф. — Дрезден, мне кажется, что если бы кто-то закрыл тебя от настоящей пули настоящим телом, ты чувствовал бы себя гораздо более напряженно. А если ты был под психическим нападением, и этот воображаемый друг умер прямо в твоем собственном мозгу, это как будто меньше. А ведь ты мог стать инвалидом, по крайней мере, на некоторое время.
Я нахмурился, разглядывая свои руки.
— Я не думал об этом.
Она мягко фыркнула.
— Вот уж сюрприз. Дрезден забывает, что он не неуязвим.
У нее просто пунктик здесь.
— Этот твой план, — сказала она. — Ты в самом деле думаешь, что это сработает?
— Я думаю, что должен попробовать. — Я глубоко вздохнул. — И я считаю, что тебе не надо влезать в это, Мёрф. У динарианцев есть люди-последователи. Фанатики.
— Ты думаешь, что мы окажемся перед необходимостью убивать некоторых из них, — сказала Мёрфи.
— Я думаю, что у нас, вероятно, не будет большого выбора, — сказал я. — Помимо этого, я в самом деле опасаюсь, что они могут послать кого-то сюда просто назло, неважно, победят они или проиграют.
Мёрфи поглядела на меня скорее резко.
Я пожал плечами.
— Они знают, что мы с Майклом и Саней собираемся отправиться туда. Они знают, что кто-то останется здесь, незащищенный. Получат они монеты или нет, Никодимус может послать кого-то сюда, чтобы прикончить раненого.
На мгновение Мёрфи уставилась на меня, затем оглянулась на Кинкейда.
— Ты ублюдок, — сказала она без выражения.
— Я не изображаю старшего брата с тобой, Кэррин, — ответил я. — Но мы имеем дело с очень плохими людьми. С Кинкейдом будет Молли. Еще я оставлю здесь Мыша. Но мне бы хотелось, чтобы здесь остался кто-то более опытный, кто руководил бы ребенком, если что-то случится.
Она хмурилась, глядя на Кинкейда. Потом сказала.
— Пытаешься задействовать меня в роли взволнованной подруги, внутреннего защитника, и заменителя матери, а?
— Я подумал, что это сработает лучше, чем требование заткнуться и идти на кухню.
Она глубоко вздохнула, изучая спящего человека. Потом потянулась и коснулась его руки. Потом встала и повернулась ко мне.
— Нет. Я иду с вами.
Я тоже поднялся.
— Ты уверена?
— Девочка очень важна для него, — сказала Мёрфи. — Более важна, чем что-либо другое в течение долгого времени, Гарри. Он умер бы, чтобы защитить ее. Если бы он был в сознании, то заявил бы, что пойдет с вами. Но он не может сделать этого. Стало быть, я должна сделать это для него.
— Там может быть реально грязно, Мёрф.
Она кивнула.
— Я буду волноваться об этом после того, как девочка окажется в безопасности.
Часы на стене спокойно тикали.
— Встреча через час.
Мёрфи кивнула и взяла пальто. Слезы исчезли, не оставив никаких следов на лице.
— Тогда извини. Если мы собираемся на вечер, мне нужно переодеться во что-то более удобное.
— Я никогда не говорю леди, как она должна выглядеть.
Теперь, чтобы бороться с силами тьмы, нужно было сделать одну вещь. Бороться в паре заимствованных треников и старой футболке как-то не очень. К счастью, Молли оказалась достаточно внимательной, чтобы бросить мою одежду в стиральную машину, благослови, господи, ее сердце. Я ей за это даже жаркое простил.
В прачечной я выпрыгнул из одежды Майкла и начал натягивать мои джинсы, когда Люччио открыла дверь и взволнованно начала:
— Дрезден. Я думаю, что знаю… Ой!
Я дернул вверх ненатянутую часть джинс и застегнул молнию максимально быстро, на грани душевного дискомфорта.
— О. Гм. Извини меня, — сказал я.
Люччио улыбнулась, на ее щеках возникли ямочки, делающие ее не намного старше, чем Молли. Она не покраснела. Вместо этого она сложила руки и прислонилась плечом к дверному косяку, ее темные глаза вбирали меня с явным удовольствием.
— О, не за что, Дрезден. Не за что.
Я остановился и посмотрел на нее.
— Разве ты не должна смутиться, извиниться, и тихо выйти?
Ее губы медленно раздвинулись в улыбке, и она пожала плечом.
— Когда я была девочкой, возможно. Но даже тогда у меня были трудности, вынуждающие меня действовать неуклюже, смотря на что-то, что мне понравилось. — Она наклонила голову и двинулась ко мне. Потом протянула руку и кончики ее пальцев очень легко коснулись шрама на моей руке. Она провела по нему рукой и поглядела на меня, подняв бровь.
