Прямо сейчас кого-то насилуют. Прямо сейчас кого-то режут. Так было прошлой ночью, так будет и следующей. Ночная жизнь никогда не прекращается. Ночью звери выползают из нор.
Но, Боже, как же я люблю этот мир, с его кровью, бессмысленным — или оправданным — насилием и слезами детей! Несмотря ни на что, я чувствую — этот мир прекрасен. Прекрасен, потому что есть Инна. Она — оправдание этого грязного, безумного, забытого Богом мира. Даже если я умру, все не зря. Лишь бы она жила. Лишь бы она была счастлива. Со мной или без меня.
Дома он застал ужасную картину разрушения. Постель распотрошили. Мебель изрезали. Ящики валяются на полу.
Опустившись на колено, Павел поднял рамку с фотографией бывшей жены с сыном. Юра улыбался ему.
Рамка сломана, осколки стекла рассыпаны по полу.
Павел закрыл глаза. Сжал кулаки.
— Вы за это заплатите, — прошептал он. — Кровью умоетесь.
— Кирилл, это Павел.
— Да, — сонным, настороженным голосом отозвался Кирилл. — Говори.
— У меня к тебе еще одна просьба.
— Так. Записываю.
— Я попал в передрягу. За мной следят. Меня и мою девушку преследуют.
— С чего ты взял?
— Мой дом обыскивали, — Павел оглядел следы разрушения. — Все вверх дном перевернули.
— Вот козлы! Кто? Есть догадки, дружище?
Павел облизнул губы.
— В Высоких Холмах есть один очень влиятельный человек. Баринов Валерий Георгиевич. Его еще некоторые Барином зовут.
— Влиятельный, говоришь?
— Да. Очень.
— Приятель, я не знаю всех деталей, но судя по тому, что я знаю о жизни, вам — тебе и твоей девчонке — крупно не повезло.
— Думаешь, я сам не понимаю? — спросил Павел, глядя на выпотрошенный диван.
— Говоришь, все разворошили?
— Все, все. Мебель, ящики стола, личные вещи, — взгляд Павла упал на сломанную рамку. — Думаю, они и в унитаз ныряли. С аквалангом.
— Что они искали?
— А вот этого я не знаю, — Павел сел на пол, прислонившись к дивану. Прикрыл глаза. — Какие-то бумаги, документы.
— М-да. Переплет. Что мне сделать?
— Пошли своих ребят следить за домом, — Павел назвал адрес Инны. — Если появятся подозрительные личности, я должен знать. Со всеми приметами.
— Ясно.
— Так… — Павел чувствовал, как в затылок вкручивают огромный ржавый болт. Усталость навалилась на него. — Нужны поддельные паспорта. Страховые свидетельства. Свидетельства о рождении. ИНН. Для меня и Инны — это моя… невеста.
— Ох, во что я ввязываюсь! — сказал Кирилл без тени страха.
— Извини, — Павел встал, подошел к окну. Отогнул занавеску. Никого. Тишь да гладь. — Извини, дружище. Я знаю, ты не обязан рисковать из-за меня.
— Павлик, о чем ты? Не буду говорить, что я святой, но когда хороших людей достают сраные нувориши… К тому же мы когда-то были друзьями. В этой поганой жизни нет ничего ценнее настоящей дружбы. Верно?
— Да, да. Я заплачу. Не сейчас. Позже.
— Конечно. Кредит открыт.
— Спасибо, — Павел облизнул губы. Боже, благослови людей действия!
— Ну, созвонимся.
— Давай.
Павел оборвал связь и глубоко вздохнул.
Он вышел на перекресток. Рядом еще два человека ожидали милости от Бога-Светофора.
У бордюра остановился темно-зеленый «козел». Открылась дверца. За доли секунды Павел успел сообразить, что это милиция. Кого-то берут. Кого? Точно не меня. Меня не за что, я чист.
Из кабины выскочили люди в синем. Один из них, с усталым взглядом, с зачесанными назад волосами, остановился. Посмотрел Павлу прямо в глаза.
Капитан Быстров разлепил губы:
— Павел Юрьевич, вы арестованы по обвинению в убийстве Руслана Кривицкого. Вы имеете право хранить молчание. Имеете право на судебного защитника. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Он замолк, холодно разглядывая Павла.
Павел не сказал ни слова.
Тотчас многочисленные стальные руки, совсем не похожие на мамины — ласковые, заботливые — схватили его. Толкнули внутрь кабины. На запястьях сомкнулись браслеты. Дверца закрылась, отсекая Павла от мира законопослушных граждан.
В кабинете Быстрова он сразу потребовал адвоката.
— Мой юрист в Москве. Мне нужно позвонить.
Быстров потушил сигарету. Откинулся на стуле.
— Вот что я предлагаю, Покровский. Договариваемся по-хорошему. В стиле Точилина. Я сделаю вид, что никогда не видел этого, — Быстров постучал пальцем по досье на Павла. — А ты помогаешь нам остановить Судью. Точилин говорил мне, ты связан с Ним.
Павел секунду молча разглядывал капитана. Расхохотался.
— Вот, значит, как? Блистательно! Начинаешь работать проверенными методами, капитан. Смотри, не превратись в такого же, как все! Скоро перестанешь отличать правую руку от левой.
Быстров помолчал, барабаня по столу пальцами. Встал, прошелся по комнате, ощущая себя Точилиным (неудивительно, ведь он бессознательно копировал манеры Точилина).
— Подумай, Покровский. Ты ничего не теряешь. Сможешь вздохнуть полной грудью. И, вдобавок, спасти тысячи хороших людей.
Быстров остановился, уставившись на Павла. Павел сузил глаза.
— Хороших людей? Ты плохо понимаешь, чего хочет Судья. Никто из убитых не был «хорошим человеком» в твоем понимании. Я вообще сомневаюсь, есть ли в Холмах хоть один хороший.
— Тем не менее, Его деятельность — преступна. У Судьи могут быть какие угодно цели, но это Его не оправдывает.
— Ну, мне ты можешь не рассказывать.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга через комнату. Быстров тихо сказал:
— Помоги мне.
Павел покачал головой.
— Вы никогда не возьмете Его.
— Возьмем. С божьей помощью.
— Откуда ты знаешь, может, Бог на Его стороне?
Быстров смерил Павла внимательным взглядом.
Подошел к двери, высунулся в коридор. Вернулся с двумя дежурными.
— Посадите этого в камеру. Пусть помаринуется.
Павел вскочил.
— Мне нужно сделать звонок! Иначе буду жаловаться!
— Ах, чтоб тебя, — Быстров поморщился. — Дайте ему позвонить. Потом… знаете что, посадите-ка его в общую.
Капитан зло усмехнулся. Павел побледнел, но не опустил глаз.
Когда Покровского увели, Чернухин покачал головой.
— Не слишком ли круто?
Быстров сел за стол. Помрачнел.
— Сам знаю. Но выбора нет.
Капитан потер лоб.
— Я устал. Мне все осточертело. Я хочу разобраться с Судьей. Как можно скорее. А потом… возьмемся за остальных.
— Думаешь, Покровский поможет?
— Не знаю, — Быстров сунул в рот сигарету, поднес зажигалку.
