Он припарковался на темном участке между двумя уличными фонарями. Луис встал у обочины, прижимая к груди брезентовый сверток, и посмотрел по сторонам, прежде чем направиться к кованой ограде, обозначавшей границы кладбища. Он не хотел, чтобы кто-то его увидел — пусть даже случайный прохожий, который скользнет по нему взглядом и тут же забудет. Неподалеку ветви старого вяза поскрипывали на ветру и наводили на мрачные мысли о виселицах и линчевателях. Господи, как ему было страшно. Это был не дикий поступок, а совершенно безумное дело.
Машин на улице не было. На той стороне, где стояли дома, горели уличные фонари, круги белого света лежали на тротуаре, где ученики местной школы носятся после уроков, мальчишки катаются на велосипедах, а девчонки прыгают со скакалкой и играют в классики, совершенно не замечая кладбища по соседству — разве что на Хэллоуин, когда оно приобретает определенное празднично-жуткое очарование. Тогда они, может быть, и осмеливаются перейти дорогу и развесить на прутьях ограды бумажные скелеты, хихикая над старыми шуточками. Куда никто не торопится, но все успевают? Правильно, на кладбище. Почему на кладбище всегда тихо? Потому что все спят мертвым сном.
— Гейдж, — пробормотал он. Гейдж был там, спал мертвым сном за кованой оградой, безвинно приговоренный лежать под одеялом из темной земли, и это вовсе не шутка. Я тебя вытащу, Гейдж, подумал Луис. Умру, но вытащу.
Луис перешел дорогу, прижимая к груди инструменты, завернутые в брезент, еще раз огляделся по сторонам и просунул сверток сквозь прутья ограды. Сверток упал на землю с другой стороны, тихо звякнув. Луис отряхнул руки и пошел прочь. Место он запомнил. Даже если память его подведет, ему надо будет всего лишь пройти вдоль ограды с внутренней стороны, пока он не окажется прямо напротив своего «сивика» и не наткнется на сверток.
Но не заперты ли ворота в такой поздний час?
Он прошелся по Мейсон-стрит до знака «СТОП», ветер гнался за ним и хватал за пятки. На дороге плясали тени, сплетаясь друг с другом.
Он свернул за угол на Плезант-стрит, продолжая идти вдоль ограды. Впереди показался свет фар, и Луис не спеша шагнул в сторону, спрятавшись за стволом вяза. Это была не полицейская машина, а просто какой-то фургон, ехавший в сторону Хаммонд-стрит, видимо, к съезду на автостраду. Когда машина скрылась из виду, он пошел дальше.
Конечно, не заперты. Должны быть не заперты.
Он подошел к кованым воротам, чьи очертания напоминали готический собор, изящный и тонкий в пляшущих тенях этой ветреной ночи. Протянул руку и толкнул створку ворот.
Все-таки заперто.
Ты придурок, разумеется, заперто — неужели ты думал, что после одиннадцати вечера кто-то оставит открытым кладбище в черте города? Таких доверчивых идиотов еще поискать, друг мой. И что ты теперь будешь делать?
Теперь ему придется лезть через забор и надеяться, что никто не оторвется от «Вечернего шоу Джонни Карсона» и не выглянет в окно, пока он будет карабкаться на ограду, словно самый старый и неуклюжий мальчишка в мире.
Алло, полиция? Я только что видел, как самый старый и неуклюжий мальчишка в мире лезет через ограду на кладбище. Похоже, ему туда очень надо. Прямо-таки до смерти надо. Нет, я не шучу. Какие тут шутки?! Наверное, вам стоит приехать и разъяснить это дело.
Луис прошелся по Плезант-стрит до следующего перекрестка и свернул направо, продолжая шагать вдоль высокой кованой ограды. Ветер остудил и высушил пот у него на висках и на лбу. Его тень то удлинялась, то уменьшалась в свете уличных фонарей. На ходу он то и дело поглядывал на ограду, а потом остановился и заставил себя посмотреть на нее по-настоящему.
Ты собираешься через нее перелезть? Не смеши меня.
Луис Крид был довольно высоким, шесть футов два дюйма, но высота ограды составляла футов девять, если не больше, и на конце каждого прута красовалась декоративная стрелка, похожая на наконечник копья. Декоративная, да — пока ты нечаянно не сорвешься, занося над ней ногу, и не сядешь на нее прямо яйцами. И будешь вертеться, как поросенок на вертеле, и орать благим матом, пока кто-нибудь не позвонит в полицию, и они приедут, и снимут тебя, и отправят в больницу.
Пот стекал с него градом, рубашка намокла и прилипла к спине. Вокруг было тихо, лишь с Хаммонд-стрит доносился приглушенный гул позднего уличного движения.
Но ведь должен быть способ проникнуть внутрь.
Должен быть.
Да ладно, Луис, давай реально смотреть на вещи. Может быть, ты и свихнулся, но все-таки не настолько. Может быть, ты и залезешь на эту ограду, но надо быть хорошо подготовленным гимнастом, чтобы перемахнуть через нее и не напороться на эти копья. И даже если тебе повезет и ты все-таки перелезешь, как ты потом переберешься обратно с телом Гейджа?
Он пошел дальше, смутно осознавая, что обходит кладбище по кругу, но никак не сподобится что-либо предпринять.
А вот еще такой вариант. Сейчас ты едешь домой в Ладлоу и возвращаешься сюда завтра, после обеда… Заходишь на кладбище, скажем, часа в четыре и прячешься где-нибудь здесь до полуночи. Иными словами, откладываешь на завтра то, что тебе не хватило ума сделать сегодня.
Хорошая мысль, о великий свами Луис… А как быть со свертком, который ты уже пропихнул на ту сторону? Кирка, лопата, фонарь… надо было еще пришпилить к нему ярлычок: «НАБОР ГРАБИТЕЛЯ МОГИЛ».
Он приземлился в кустах. Кто его там найдет, скажи на милость?
Если подумать, то в этом был свой резон. Но сердце подсказывало Луису, что, уехав, он уже не вернется. Либо он сделает все сейчас, либо никогда. Он никогда не решится на такое безумие снова. Если он собирается что-то делать, надо делать это немедленно. Другого раза не будет.
С этой стороны домов было меньше — редкие прямоугольники желтого света поблескивали через дорогу, и один раз Луис увидел серо-сизое мерцание черно-белого телевизора. Посмотрев за ограду, он заметил, что надгробия здесь были старыми и сглаженными, многие накренились вперед или назад от многолетних зимних морозов и летней жары. Впереди показался еще один знак «СТОП» у очередного поворота направо, на улицу, параллельную Мейсон-стрит, откуда Луис начал свой путь. И что он будет делать, когда вернется к старту? Получит двести долларов и пойдет на второй круг? Или признает свое поражение?
На улицу вырулила машина. Луис укрылся за ближайшим деревом, дожидаясь, пока она проедет. Эта машина ехала очень медленно, и в следующее мгновение белый луч фонаря вырвался из переднего окна и осветил прутья ограды. У Луиса екнуло сердце. Это была полицейская машина, и они проверяли кладбище.
