Внезапно раздался шум.
Льюис повернулся к двери, ожидая, что дверной проем заслонит фигура обезьяны с оскаленными зубами и демоническим взглядом. Но он ошибся: шум донесся не от двери, а из шкафа. За грудой одежды кто-то шевелился.
— Сола?
Жак Сола выпал из шкафа и распластался на персидском ковре. Лицо его представляло собой сплошную рану. Не осталось ни одной черты, по какой его можно было бы опознать.
Зверь, видимо, ухватил его за губу и содрал плоть с черепа, точно шкурку с банана. Обнажившиеся зубы стучали в предсмертном ознобе, руки и ноги дергались.
Самого Жака уже не было. Больше никаких признаков мысли и личности — только судорожная агония. Льюис склонился над Сола; у него были крепкие нервы. Во время войны он служил при армейском госпитале и видел все возможные превращения человеческого тела. Он бережно дотронулся до умирающего, не обращая внимания на кровь. Льюис не любил его, ему не было до Сола никакого дела; но сейчас он хотел одного: забрать Жака из обезьяньей клетки и найти ему достойную человеческую могилу. Еще он хотел взять фотографию. Невозможно оставить ее зверю. Из-за нее он ненавидел сейчас Филиппа больше, чем когда-либо.
Он стащил тело с ковра. Это потребовало титанического усилия, и после уличного холода в удушливой жаре комнаты он почувствовал себя дурно. Его руки начали нервно дрожать. Тело могло предать его, он это чувствовал. Тело было близко к обмороку, к потере сознания.
Не здесь. Не здесь, во имя Господа!
Может, лучше сейчас выйти, найти телефон? Это разумно. Позвонить в полицию… да… и Катрин… найти кого-нибудь в доме, пускай ему помогут. Но тогда придется оставить Жака тут, на полу, во власти зверя. Льюис неожиданно почувствовал странную потребность защитить этот труп. Он не хотел оставлять его одного. Он ощутил полную растерянность. Он не мог оставить Жака, но не мог и перенести его далеко, поэтому просто стоял посреди комнаты, ничего не предпринимая. Да, наверное, так лучше. Вообще ничего не делать. Он слишком устал, слишком ослабел Да, лучше вообще ничего не делать.
Он не сделал ни единого движения — старик, раздавленный своими чувствами, неспособный заглянуть в будущее или оглянуться на погребенное прошлое. Он не мог вспомнить. Не мог забыть.
Так он и ждал в полусонном ступоре конца мира.
Зверь вернулся домой шумно, как пьяный, и звук отворяемой входной двери вызвал у Льюиса замедленную реакцию. Он с усилием затолкал Жака обратно в шкаф и спрятался туда сам; изуродованная голова уткнулась ему в плечо.
В комнате раздался голос — женский голос. Может, это не зверь? Но нет, через щелку в шкафу Льюис уже видел зверя, а с ним — рыжеволосую женщину. Женщина неустанно болтала, несла вечные банальности ничтожного разума.
— Так у тебя есть еще, ах ты, прелесть, дорогой мой, это же чудесно. Погляди на это…
В руке у нее была горсть таблеток. Она глотала их, как конфеты, и радовалась, словно девочка под рождественской елкой.
— Где же ты раздобыл их? Ладно, ладно, не хочешь говорить, не надо.
Принадлежали они Филиппу, или же обезьяна украла вещества для своих целей? Неужели зверь накачивал наркотиками рыжеволосых проституток?
Болтовня девушки затихала по мере того, как таблетки успокаивали ее и переносили в иной, ее собственный мир. Льюис замер и смотрел, как она начала раздеваться.
— Здесь… так… жарко.
Обезьяна наблюдала за ней, стоя спиной к Льюису. Какое выражение было на выбритом лице зверя? Вожделение? Сомнение?
У девушки была прелестная грудь, хоть тело ее слишком худое. Юная кожа белая, соски — ярко-розовые. Она закинула руки за голову, и две совершенные полусферы слегка напряглись и расплющились. Зверь протянул огромную ладонь и нежно потрогал сосок, сжимая его в пальцах цвета сырого мяса. Девушка вздохнула.
— Мне… все снимать?
Обезьяна заворчала.
— Ты неразговорчив, верно?
Девушка стащила свою красную юбку. Теперь на ней остались только трусики. Она, вытянувшись, легла на кровать. Тело ее мерцало, она наслаждалась теплом комнаты, даже не потрудившись взглянуть на своего обожателя.
Под весом мертвого Сола Льюису вновь стало плохо. Ноги затекли, а правая рука, прижатая к стенке шкафа, практически ничего не чувствовала. Но он не осмеливался пошевелиться. Зверь способен на все, Льюис понимал это. Если обезьяна обнаружит непрошеного гостя, что будет с ними — с Льюисом, с девушкой?
Теперь все части его тела либо онемели, либо гудели от боли. Труп Сола, повисший у него на плече, с каждым мигом казался все тяжелее. Позвоночник болел от напряжения, шею и затылок будто протыкали раскаленными иголками. Эта мука становилась невыносимой, и Льюис боялся умереть в этом странном укрытии, пока зверь занимается любовью.
Девушка вздохнула, и Льюис вновь посмотрел на кровать. Зверь просунул руку ей между ног, и девушка вздрогнула от его проникновения.
— Да, о да, — повторяла она, пока любовник стягивал с нее трусики.
Это было уже слишком Голова у Льюиса кружилась. Это и есть смерть? Огни в голове, шум в ушах?
Он закрыл глаза, теряя любовников из виду, но шум продолжался. Казалось, он вечно будет длиться, проникая ему в мозг. Вздохи, смешки, вскрикивания.
Наконец, полная тьма.
Льюис очнулся на этой невидимой дыбе; его истерзанное тело словно потеряло форму из-за ограниченного пространства шкафа Он открыл глаза. Дверь укрытия была распахнута, и обезьяна таращилась на него. Ее рот кривился в ухмылке. Голое тело зверя оказалось почти полностью выбрито. Между ключицами посередине огромной грудной клетки сверкало маленькое золотое распятие. Льюис узнал его. Он купил распятие для Филиппа на Елисейских Полях как раз перед войной. А теперь распятие угнездилось в пучке красно-оранжевых волос. Зверь протянул руку, и Льюис инстинктивно ухватился за нее. Жесткая ладонь вытащила его из-под трупа Сола. Он не мог стоять прямо. Ноги подгибались, руки тряслись. Зверь поддерживал его. Борясь с головокружением, Льюис поглядел вниз, в шкаф. Там лежал Сола — лицом к стене, скорчившись, точно ребенок в утробе.
Зверь захлопнул дверь шкафа с трупом и помог Льюису сесть.
— Филипп?
Льюис с трудом осознал, что женщина еще здесь, в постели, только что проснулась после ночи любви.
— Филипп? Кто это?
Она шарила в поисках таблеток на столике рядом с кроватью. Зверь одним прыжком пересек комнату и выхватил их у нее из руки.
— О… Филипп… пожалуйста Ты что, хочешь, чтобы я пошла и с этим? Я пойду, если хочешь. Только верни мне таблетки. — Она указала на Льюиса — Обычно-то я не хожу со стариками.
