- Орден Тамплиеров? Но ведь они не подчиняются королям. Они служат только Святому Престолу… вам, ваше святейшество. — Мэтр был растерян.
- Зато короли ходят у них в должниках, — зло отозвался понтифик. — Филиппу французскому не обойтись без сокровищ храмовников. Он сделает, что задумал: раздавит Орден. Я должен знать, как скоро это случится, и что мне предпринять. Возможно, не имея сил противиться королю, я сумею… возглавить дело. Я добьюсь, чтобы суды над храмовниками совершались по совести и чести. Я сохраню им жизни, а сокровища Ордена достанутся церкви — не алчному волку.
- Ваше святейшество, храмовники служили церкви две сотни лет. Не будет ли означать гибель ордена, что церковь лишается защиты?..
- Их уже арестовали! — Выкрикнул понтифик. — Многих! В Париже! В Лоше! В Пуатье! Сам Великий инквизитор — Гийом Парижский — благословил аресты! Они признались в страшных вещах — в осквернении святого распятия, в содомии, в идолопоклонстве! Как я могу защитить их после этого?..
- Признались… — Проговорил мэтр Арналдо так, как будто раздумывал над чем-то. — Грядёт конец света. Святой Дух уничтожит скверну. Сперва малых грешников, затем великих. Не далёк тот час, когда падут короли и сеньоры…
- Что за глупость ты бормочешь? — Понтифик раздражённо фыркнул. — Мне не нужны францисканские проповеди воспитанника доминиканцев! Да-да, Арналдо из Виллановы, я знаю о тебе многое. И могу сжечь тебя или сгноить в самой сырой келье самого пропащего монастыря. Если не хочешь испытать мой гнев — приведи сюда гомункулуса и повели ему пророчествовать.
- Да, ваше святейшество, — глухо проговорил мэтр Арналдо. — Я сделаю это немедля. Молю вас не показывать страха, когда увидите моё дитя…
- Оно столь ужасно? — Климент Пятый изумился.
- О нет, совсем нет. Скорее необычно… Как бы то ни было, оно не причинит вам вреда. Я отправляюсь за ним.
Звук шагов мэтра Арналдо слуга, в своём укрытии, сперва слышал чётко, затем — много хуже. Вероятно, мэтр начал спускаться по подвальной лестнице. Оставшись в комнате один, понтифик осторожно приблизился к входной двери и приоткрыл её. Должно быть, за дверью его ожидали слуги.
- Будьте начеку. Если услышите что странное — или если крикну на помощь — не мешкайте; убивайте всех в доме, кроме меня.
Слуга похолодел. Понтифик так сильно боялся встречи с существом, созданным мэтром Арналдо, что готов был избавиться заодно и от своего будущего лекаря, если ощутит хотя б ничтожную угрозу. И это значит… Слуга вдруг с ужасом осознал: это значит, что, расправившись с мэтром, люди понтифика отыщут и его, слугу. Бежать! Он преклонялся перед мэтром Арналдо, но не был готов сложить за того голову. У адептов Великого Делания, у князей церкви, у сеньоров и доблестных рыцарей свои счёты. Слуге не место в этой блистательной и охочей до крови и золота стае.
Он подполз к окну. Сморщился от разочарования: не окно — одно название. Узкая невысокая прореха в стене, куда и головы не просунуть. Крыша — ветхая, сверху несёт ночным холодом, — но не настолько дырява, чтобы удалось тихо и быстро выскользнуть на свободу. Да и окажись слуга на крыше, или вывались из окна — он попадёт в руки людей понтифика. Сколько их — ждут с факелами за дверью?
- Ваше святейшество, я представляю вам… своё детище… Я назвал его… Адам…
Слуга прикусил кулак: не шуметь! И молиться! Поздно искать пути к бегству.
- Это… мальчик? — Климент Пятый не скрывал удивления. — Ты обманываешь меня, мэтр Арналдо? Ты подобрал бездомного мальчишку на дороге, и теперь выдаёшь его за глиняного человека и пророка?
- Я не лгу вам, — мэтр отвечал уверенно и бесстрашно. — Перед вами — первый гомункулус на земле. Если желаете испытать его — поговорите с ним на любом языке. Разве способен бездомный мальчишка знать бессчётное множество наречий разных народов? Я беседовал с ним на испанском, арабском и французском. И он отвечал мне так, словно вырос среди испанцев, французов и язычников. Слова его — благородны. Так, как он, говорят дети сеньоров, — не крестьянские дети и не дети бедных горожан.
- Слышишь ли ты меня, мальчик? — Сусально, сладко пропел понтифик. Фальшь жила в каждом слове.
- Он кивнул, ваше святейшество. — Поспешил мэтр Арналдо. — Он немногословен.
- Что ж, дитя. — Гость был вкрадчив. — Попробуй понять, что я прочту, и затем перескажи услышанное на том языке, на каком говорю с тобою теперь.
Понтифик словно бы задумался на мгновение. Набрал воздуха в грудь. И, наконец, певуче зачастил: «Domini nostri Jesu Christi. Qui pridie quam pateretur, accepit panem in sanctas ac venerabiles manus suas, et elevatis oculis in coelum, ad te Deum Patrem suum omnipotentem, tibi gratias agens, bene dixit, fregit, deditque discipulis suis, dicens: Accipite, et manducate ex hoc omnes. Hoc est enim Corpus meum».
Чтец прервался. Может, хотел продолжить, но — не вышло. Его оборвал странный шум. Так шумит лес, по которому гуляет ветер. Так шумит водопад, переполнившийся водой после осеннего ливня. Так ворчит туча, волочащая своё брюхо на крестьянские поля. И из этого шума родился голос. Нечеловеческий. Похожий на перезвон струн. Каждое слово — как дрожание новой струны.
- Подобным же образом, после трапезы, взяв и сию преславную Чашу в святые и досточтимые руки Свои, Тебе воздав благодарение, благословил и дал ученикам Своим, говоря: «Примите и пейте из неё все! Ибо это есть Чаша Крови Моей, Нового и Вечного Завета, — веры таинство, — которая за вас и за многих прольётся во оставление грехов».
Воцарилось молчание. Слуга слышал только глухой стук молота в далёкой кузне: тук-тук-тук. Да полно: какой кузнец не спит за полночь! Всего лишь разрывается от страха собственное сердце.
- Ты не перевёл — ты продолжил…Ты бывал на литургии и выучил это там? — Наконец, вымолвил понтифик.
- На мне вина, ваше святейшество, — встрял мэтр Арналдо. — Он… не крещён…я ни разу не показывал его ни одному человеку. И в церкви он не бывал.
- Отродье… — Гость как будто говорил сам с собою. — Этот голос — как вой из адской бездны. Но мне всё равно. Если я нуждаюсь в пророчестве — я получу его. Итак… — Тишина сгустилась, задрожала, словно зыбкое марево, — Я хочу знать: если по моей воле и с моего попущения исчезнет Орден Храмовников — что придёт вослед?
Тишина.
Долго, долго ответом понтифику была тишина.
Даже мэтр Арналдо не решался оборвать её.
Внезапно дом начал скрипеть. Слуге казалось — тысячи ног ступают по лестницам; тысячи крыс попискивают в темноте.
Потом по стенам пробежала дрожь — словно дому сделалось холодно, и он покрылся гусиной кожей.
А потом всю округу наполнил низкий гул, и из него, как из тучи, прогрохотало.
- Раймон Бертран де Го, сын Беро де Го и Иды де Бланфор, ты воссел на Святой Престол на девять лет. Твоя длань опустится на верных твоих слуг. Она зажжёт костры, на которых тем гореть. Она воспламенит их ненависть, обращённую к тебе. Ты станешь богат и бесславен. Последний преданный тобою магистр-мученик расправит огненные крылья на Еврейском острове, на реке Сене, в час и день весны. Я слышу его. Услышь и ты. «Папа Климент! Король Филипп! Рыцарь Гийом де Ногаре, гнусный предатель! Не пройдёт и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!» И сбудется по слову сему. Ты умрёшь в один год с королём, которому служишь. От грязной болезни и изумруда в твоём чреве! Когда твоё тело будет ждать погребения в церкви — молния явится с небес и сожжёт церковь и тело. Ты не восстанешь в судный день! Ты сделаешься золой и палёным мясом! А по твоему следу к народу твоему придёт божья Чума! Ты слышал пророчество!
