— Присмотрят не переживай. Выбери того, кто дольше всех маринуется, и инструмент захвати.
Толстяк грузно заковылял в сторону небольшого амбара, отворив дверь, он пригнулся и шагнул внутрь. Герой молча наблюдал за происходящим. Окружающая обстановка начинала ему нравиться всё меньше и меньше.
Из дверей амбара, сначала показался скрюченный, раздетый наголо человек, а следом за ним наружу выплыло грузное тело Малыша. Толстяк одной рукой задирал вверх связанные за спиной руки жертвы, да так, что бедолага кричал от боли. Во второй руке он сжимал здоровенный топор с маленькой рукояткой. Такие в бою не используются, они не заменимы при разделке туш.
Мужчина был весь запачкан грязью и калом. Завидев сидящих около костра людей, пленник попытался упасть на землю, но толстяк не дал ему это сделать. Задирая его скованные руки вверх, он выламывал их из суставов, причиняя тем самым адскую боль пленнику, и не давая ему упасть.
Малыш подошёл к стоящему неподалёку дереву и задрал руки мужчины вверх, зацепив их за свисающее с веток, крюки на цепях. Жертва перегнулась вдвое, и уставившись в землю тупым взглядом жалобно захрипела. Толстяк взвесил в руках своё орудие, и попробовал ногтем остроту лезвия. Он на секунду повернулся к Стародубу и когда тот согласно кивнул, размашисто взмахнул топором. Голова пленника освобождено покатилась по траве, и уставилась в небо безжизненными открытыми глазами.
Двое детишек наперегонки пустились к бьющемуся в конвульсиях телу, сжимая в руках вырезанные из дерева кружки. Подставив под хлыщущий из раны на шее поток свою посуду, они, дерясь за место, наполнили свои кружки, и принялись удовлетворённо лакать содержимое. Одна из женщин громко прикрикнула на них, чтобы аппетит не портили. Допив содержимое кружек, дети приступили к более интересному занятию, пинанию головы несчастного. Малыш, вытащив из-за пазухи маленький нож, приступил к разделке.
— Понял? — Посмотрел в глаза герою Стародуб. — Я хотел, чтобы ты увидел, что скоро так же само помрёшь, а мои дети будут пинать твою пустую голову.
— Ты говорил, что ты казак… — Прошептал обветренными губами Давид.
— Я сотник! — Поправил Стародуб. — По крайней мере, был, когда-то им. А потом набрёл на вот это погибающее поселение и переродился.
Давид отвернул голову подальше от жара и, отхаркивая из лёгких кровь, тихо произнёс:
— Ты предал своих боевых товарищей. Ты предал устои…
— Не говори мне про честь и устои. — Махнул рукой бородач. — Что ты знаешь о чести и предательстве? Малыш! Я же тебе говорил не кормить скот перед убоем! — Проорал он, переводя своё внимание на толстяка. — Смотри чего ты наделал! Теперь придётся кишки от дерма отмывать. Смотри аккуратно там не испорть свежину!
Давид отвернулся от жуткой картины, когда мясницкий нож, разрезает кожу на животе и вспарывает плёнку, которая держала кишки и внутренности в куче. Наружу полезли сизые внутренности, а Малыш, вытерев пот со лба измазанной дерьмом и кровью ладонью, продолжил своё дело, с каменным лицом.
— Что брезгуешь? — Оскалился Стародуб. — Тяжёлые времена, требуют радикальных мер. Когда я пришёл в это село, здесь было три калеки две чумы. А теперь посмотри, как оно разрослось! Люди прибывают к нам со всех уголков, приобщаясь к нашей культуре… так или иначе они вносят свой вклад в жизнь общины. Ты знаешь, по правилам я должен предложить тебе стать одним из нас… Общине пригодилась бы твоя сила и навыки. Но у нас с тобой незаконченное дельце. Ты не слабо приласкал меня на тропе, а я таких косяков не прощаю…
— Хорош уже болтать. — Безразличным голосом сказал Давид. — Если надумал тогда кончай со мной, иле же кишка тонка.
— Э нет! Это будет слишком просто для тебя. Для начала ты увидишь, как умрёт твой товарищ, и этот чёртов медведь! Потом почахнешь пару недель в хлеву, ходя под себя и дыша запахом испражнений. И когда ты проклянёшь тот час, когда появился на свет, а твоим единственным желанием будет быстрая и без болезненная смерть, приду я… В отличии от твоих ожиданий, я не подарю тебе быструю кончину, я буду отрезать от тебя по кусочку, и смаковать твою плоть на твоих же глазах.
Стародуб не на долго замолчал, наблюдая за реакцией Давида, и смакуя его страхом. Несколько мужчин сняли с вертела поджаренные куски мяса, и принялись делить его на всех, отрезая каждому по куску. Стародуб взял один истекающий жиром, зажаренный кусочек и с улыбкой предложил его герою. Героя передёрнула от увиденного, и он испорожнил свой желудок, заляпав свой китель рвотными массами. Бородач сжимал в руке шмат мяса с остатками татуировки. Каннибалы, включая женщин с жадностью вгрызлись в свою порцию, и только сейчас он заметил, что зубы каждого были подпилены на манер клыков.
Бородач с наслажденьем откусил кусочек и показательно, закатывая глаза от удовольствия, принялся жевать. Позади послышался треск и громкий скулёж. Упав на спину, герой увидел привязанного к крыльцу одной из изб, плетёным канатом Мишу. Канат хитро обкручивал его мохнатое тело, и был завязан узлом за перила крыльца. Как бы не рвался медвежонок, но толстые бруса не поддавались, а петли на его теле стягивались всё сильнее и сильнее, причиняя животному дикую боль. Завидя смотрящего на него хозяина, медвежонок жалобно заскулил.
Стародуб вздёрнул на задницу обмякшее тело Давида, и, указывая на истекающий жиром и соком, кусок мяса в руке проговорил:
— Больше всего я люблю, икры и ляхи. В них само больше мяса и меньше костей. У женщин неповторимый вкус вымени и ягодиц. Конечно женщины намного вкусней и мягче мужчин, их мясо не надо вымачивать, чтобы избавиться от привкуса мочи, но, к сожалению женщины, в этих краях большая редкость. Охота здесь идёт не шибко хорошо, в основном отряды военных, или же желающие сократить путь торговцы. Простые путники тоже бывают попадаться, но довольно редко. Ты знаешь… Я ведь достаточно долго занимаюсь эти делом. И могу с уверенностью сказать, что научился определять характер человека по его вкусу… Чего смотришь? Вот этот немного солоноватый с металлическим привкусом, значит, был трус. А оно ведь так и есть. Пришёл к нам со своим разведывательным отрядом прямиком из Южного. Там говорят, Ярл за мою голову большую награду дал, так вот желающие так и прут. И мне не плохо, мой народ уже давно так не питался! Каждую неделю по два три жмура. Ты знаешь, я подумываю попросить повысить награждение за мою голову. В нашей общине планируется пополнение, а значит, еды понадобится ещё больше…
Герой сплюнул изо рта остатки блевоты, и с ненавистью посмотрел на Стародуба. Почему он тогда не убил его в лесу? Не прояви бы он слабость, и всего этого бы не случилось. А бородач, будто ни в чём не бывало, продолжал свой рассказ:
