— Делай то же, что и они, — прошептал он.
— Садитесь, мальчики, — улыбаясь произнес Гарднер. — Садитесь, прошу вас.
Все сели. На Преподобном Гарднере были выцветшие синие джинсы и шелковая рубаха навыпуск с открытым воротом. Он, улыбаясь, оглядел собравшихся. В большинстве своем мальчики глядели на него с обожанием. Джек увидел, как один мальчик с волнистыми каштановыми волосами, спадающими до подбородка, с руками, тонкими и белыми, как будто фарфоровыми, отвернулся в сторону и прикрыл рукой рот, чтобы прикрыть усмешку. Джек приободрился. По крайней мере, не все головы забиты тем, что здесь происходит… но многие действительно задурманены. Очень многие смотрели на Солнечного Гарднера с обожанием.
— Давайте помолимся. Гек, ты начнешь?
Гек начал. Он молился быстро и механически, как будто начитывал на магнитофон грамматические правила. Попросив Бога благословить их на добрые дела, простить их прегрешения, помочь им стать лучше, Гек Баст пробормотал: «Во имя Бога нашего Иисуса, аминь» и сел.
— Спасибо, Гек, — сказал ему Гарднер. Он взял стул и уселся на него, повернув спинкой вперед, как ковбой в вестерне. Сейчас он выглядел замечательно. Стерильное, самодовлеющее сумасшествие, которое видел Джек сегодня утром, было почти незаметно.
— Теперь давайте исповедуемся. Человек двенадцать, не больше. Руководи, Энди.
Варвик с выражением нелепого восторга на лице занял место Гека.
— Благодарю вас, Преподобный Гарднер, — сказал он и оглядел собравшихся. — Кто хочет начать?
Послышался мягкий шум… и начали подниматься руки. Две… шесть… девять рук.
— Рой Оудерсфельт, — сказал Варвик.
Рой Оудерсфельт, высокий мальчик с прыщом на носу, поднялся, сложив руки на груди.
— Я украл у мамы десять долларов в прошлом году! — провозгласил он высоким, срывающимся голосом, поднял одну руку и ущипнул себя за прыщ на носу. — Я пошел на «Волшебника Страны Оз», разменял остальные и играл в игры! Эти деньги мама дала мне, чтобы я заплатил за газ, и поэтому у нас отключили тепло! И поэтому мой младший брат заболел пневмонией и попал в госпиталь Индианополиса! Потому, что я украл эти деньги! Вот моя исповедь.
Рой Оудерсфельт сел.
Солнечный Гарднер провозгласил:
— Может Рой быть прощен?
Мальчики ответили в унисон:
— Рой может быть прощен.
— Может ли кто-нибудь из присутствующих простить его?
— Никто из нас.
— Кто может простить его?
— Бог, через силу Его единственного сына Иисуса.
— Молил ли ты Иисуса простить тебя? — спросил Гарднер Роя Оудесфельта.
— Конечно! — выкрикнул рой Оудерсфельт срывающимся голосом, и опять ущипнул свой прыщ. Джек увидел, что Рой Оудерсфельт всхлипывает.
— И когда сюда в следующий раз придет твоя мама, признайся перед ней и перед твоим младшим братом в этом грехе.
— Клянусь!
Солнечный Гарднер кивнул Энди Варвику.
— Исповедь, — сказал Варвик.
Пока исповедь не кончилась, то есть до шести часов, почти все, кроме Джека и Вулфа, поднимали руки, чтобы признаться в каких-нибудь грехах. Некоторые признавались в воровстве. Другие признавались, что украли ликер и пили. Многое было совершенной чушью.
Их вызывал Варвик, но, исповедуясь, они смотрели только на Солнечного Гарднера и говорили… говорили… говорили…
«Он заставляет их любить свои грехи, — подумал Джек обеспокоенно. — Они любят его, они хотят заслужить его одобрение, и они получают его, только если исповедуются. Это безумие может даже заставить их совершить преступление».
Запах из столовой становился все слышнее. В желудке у Вулфа непрерывно урчало. Один раз, когда какой-то мальчик исповедовался в том, что стащил журнал «Пентхауз», чтобы посмотреть на непристойные картинки, как он выразился «сексуальных женщин», в желудке у Вулфа заурчало так громко, что Джек толкнул его локтем.
После последней исповеди Солнечный Гарднер прочел короткую, мелодичную молитву. Затем он остановился у двери, через которую выходили ребята, такой простой и располагающий к себе, в джинсах и белой шелковой рубахе. Когда мимо проходили Вулф с Джеком, он взял Джека за руку.
— Я уже встречался с тобой.
«Исповедуйся», — приказывали глаза Солнечного Гарднера.
Джек почувствовал, как ему хочется последовать приказу.
«О, конечно, мы знаем друг друга, сэр. Вы избили меня до крови бичом».
— Нет, — ответил он.
— Да, — возразил Гарднер. — Да. Я встречал тебя. В Калифорнии? В Майне? Оклахоме? Где?
«Исповедуйся».
— Я вас не знаю, — повторил Джек.
Гарднер усмехнулся. Джек внезапно понял, что мысленно Гарднер пританцовывает, смеется и шелкает бичом.
— Так ответил Петр, когда потребовали, чтобы он узнал Христа, — сказал он. — Но Петр солгал. Мне кажется, ты тоже лжешь. В Техассе, Джек? Эль Пасо? В Иерусалиме, в прошлой жизни? На Голгофе, на месте казни?
— Я уже сказал вам…
— Да, да, я знаю, мы встретились впервые.
Еще одна усмешка. Джек увидел, что Вулф отклонился от Солнечного Гарднера настолько, насколько позволял дверной проем. «Это запах. Острый, тяжелый запах мужского одеколона. А под ним — запах безумия».
— Я никогда не забываю лиц, Джек. Я никогда не забываю лица и места. Я вспомню, где мы встречались.
Его взгляд переметнулся на Вулфа, тот даже отпрянул, а затем опять на Джека.
— Наслаждайся ужином, Джек, — сказал он. — Наслаждайся ужином, Вулф. Настоящая ваша жизнь в Солнечном Доме начнется завтра.
На полпути к лестнице он остановился и обернулся.
— Я никогда не забываю лиц и мест. Я вспомню.
Джек подумал: «Боже, надеюсь, этого не случится. По крайней мере, пока я не буду за тысячу миль от этой чертовой тюрь…»
Внезапно кто-то ударил его. Он упал, больно стукнувшись головой о цементный пол. В глазах потемнело, и заплясали искорки.
Когда он смог сесть, то увидел Сингера и Баста, стоящих рядом и усмехающихся. С ними еще стоял Кейси, с выпирающим из-под свитера животом. Вулф поглядел на Сингера и Баста, и что-то в его позе встревожило Джека.
— Нет, Вулф! — резко сказал он.
Вулф отвернулся.
— Ну-же, иди сюда, придурок, — смеясь, проговорил Гек Баст. — Не слушай его. Иди сюда и попробуй справиться со мной, если хочешь. Я люблю немного размяться перед едой.
Сингер посмотрел на Вулфа и произнес:
— Оставь этого идиота, Гек. Он — только тело, — Сингер кивнул в сторону Джека. — Вот голова. И эту голову мы должны изменить.
