АЛЕША, ША
Как-то раз по Ланжерону я брела,
Только порубав на полный ход,
Вдруг ко мне подходят мусора:
«Заплати-ка, милая, за счет!»
«Алеша, ша — бери на полтона ниже,
Брось арапа заливать, эхма!
Не подсаживайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
Вот так попала я в кичу
И там теперь других салаг учу:
Сначала научитесь воровать,
А после начинайте напевать:
«Алеша, ша — бери на полтона ниже,
Брось арапа заливать, эхма!
Не подсаживайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
Как на прогулку выведут во двор —
С метлой там гуляет старый вор,
И генерал здесь есть и старый поп —
Ему как раз сегодня дали в лоб!
«Алеша, ша — бери на полтона ниже,
Брось арапа заливать, эхма!
Не подсаживайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
А если посмотрите в углу —
Там курочка канает на бану,
А уркаган как один, как один —
С мелодией втыкает кокаин.
«Алеша, ша — бери на полтона ниже,
Брось арапа заливать, эхма!
Не подтягивайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
А вот, однажды, генерал
Перед шпаной такую речь держал:
«Я ж вас придушу всех, как мышей!»
В ответ он слышит голос ширмачей:
«Эх, генеральчик-чик-чирик,
бери на полтона ниже,
Брось арапа заправлять, эхма!
Не подтягивайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
А поп кадилою кадит
И шармака такого городит:
«Товарищи, я тоже за совет!»
Товарищи поют ему в ответ:
«Эх, попник, ша! Бери на полтона ниже,
Брось арапа заправлять, эхма!
Не подтягивайся ближе,
Брось Одессу-маму вспоминать!»
Эх, шарабан мой — американка!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите — пейте, посуду бейте!
Мне все равно, мне все равно…
Бежала я из-под Симбирска,
А в кулаке была записка.
Ах, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Один попутчик, веселый парень,
Был мой попутчик и был мой барин.
Ах, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Вся Молдаванка сошлась на бан,
Там продается мой шарабан.
Ах, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Привет ворам-рецидивистам,
Шиш мусорам и активистам!
Ах, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Все на войне, да на гражданке,
А воры все на Молдаванке!
Эх, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Зачем нам пушки, зачем нам шпанки,
Когда нас любят на Молдаванке.
Эх, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
У нас в Одессе шути всерьез,
Здесь дружба дружбой, а ножки врозь.
Эх, шарабан мой — американка!
А я девчонка, я шарлатанка!
Эх, шарабан мой — американка!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите — пейте, посуду бейте!
Мне все равно, мне все равно…
Кто томится по тюрьмам и ссылкам,
Грустно, мамочка, все рассказать,
Как приходится нам, малолеткам,
Со слезами свой срок отбывать.
Что ни день — то как волки голодные,
С голодухи нас тянет ко сну.
И когда же мы будем свободные,
Как покинем мы эту тюрьму?
А как только мы выйдем на волю,
Ветер снасти на нас будет рвать.
И, чтоб быть поприличней одетыми,
Мы поновой пойдем воровать.
Через эти скочки и пределы
Уголовка нас снова возьмет…
Так, в колониях, ссылках и тюрьмах
Наша молодость быстро пройдет!
Отцвела черемуха в который раз,
Мы опять находимся в неволе.
Не целуем мы, не видим нежных глаз,
Знать, такая тяжка наша доля.
Кто-то там знакомится на Невском
Или по Крещатику гуляет,
Мы же не находим себе места
И пока об этом лишь мечтаем.
Хорошо на воле — там цветут цветы.
Хорошо сейчас на речке Волге.
Кто-то вспоминает те места, где мы
Коротаем срок свой этот долгий.
Прошлое уносит нас отсюда далеко,
Помню то веселье, дни удачи,
А сейчас приходится нам нелегко
Здесь томиться на казенной даче.
Друг от друга тайно мы мечтаем
По-другому жить потом на воле.
Так в мечтах и счастье обретаем,
Забываем так о тяжкой доле.
Отцвела черемуха в который раз,
Мы опять находимся в неволе.
Не целуем мы, не видим нежных глаз,
Знать, такая наша тяжка доля.
Давным-давно на Севере далеком,
Хотя и сам не знаю почему,
Я был влюблен, влюблен я был жестоко.
Тебя, пацаночка, забыть я не могу.
Так где же ты, любимая пацанка?
Так где же ты, в каких теперь краях?
Я вспоминаю те маленькие груди
И ножки стройные в шевровых сапожках.
Пройдут года, и пролетят минуты,
Как пролетела твоя любовь ко мне.
А ты отдашься уже другому в руки,
Забудешь ласки, что я дарил тебе.
Прощай, прощай, любимая пацанка,
Хотя ты женщина, но ты еще дитя.
О милая, любимая пацанка,
Ребенок взрослый, но я люблю тебя.
Давным-давно на Севере далеком,
Хотя и сам не знаю почему,
Я был влюблен, влюблен я был жестоко.
Тебя, пацаночка, забыть я не могу.
Стою я раз на стреме, держу в руках наган,
Как вдруг ко мне подходит
незнакомый мне граждан
И говорит мне тихо: «Куда бы нам пойти,
Чтоб можно было лихо там время провести?
Чтоб были там девчоночки,
чтоб было там вино,
А сколько это стоит — мне, право, все равно!»
А я ему отвечаю: «На Ризовке вчера
Последнюю малину закрыли мусора!»
Он говорит: «В Марселе такие коньяки,
Такие там бордели, такие кабаки!
Там девочки танцуют голые, там дамы в соболях,
Лакеи носят вина, а воры носят фрак!»
Он предлагал мне деньги и жемчугов стакан,
Чтоб я ему разведал секретного завода план.
Советская малина собралась на совет,
Советская малина врагу сказала: «Нет!»
Поймали того субчика, забрали чемодан,
Забрали деньги, франки и жемчугов стакан.
Потом его отдали мы войскам НКВД,
С тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде.
Меня благодарили власти, жал руку прокурор,
Потом подзасадили под усиленный надзор.
С тех пор имею, братцы,
одну лишь в жизни цель:
Ох, как бы мне добраться
в эту самую Марсель!
Где девочки танцуют голые,
где дамы в соболях,
Лакеи носят вина, а воры носят фрак!
Что за ночь над городом царила,
Что-то мне взгрустнулось неспроста.
Я облокотился на перила
Старого чугунного моста.
Пары шли и проходили мимо,
Синего зеркального пруда.
Я мечтал о девушке любимой,
Что сегодня мной пренебрегла.
Волосы твои, что кольца дыма,
Может быть, ты вспомнишь обо мне,
Что потеря девушки любимой —
Это пребольшое горе мне.
Скоро я отбуду наказанье,
Выйду я усталым и больным.
Для тебя, конечно, я не нужен,
Для тебя, конечно, я не мил.
Брось же ты, печалиться не надо,
Когда розы начинают цвесть,
Эту розу с молодого сада
Мне сегодня удалось принесть.
Что за ночь над городом царила!
Что-то мне взгрустнулось неспроста.
Я облокотился на перила
Старого чугунного моста.
