Считалось, что органы, ткани и клетки обладают больше специфичностью, чем неспецифичностью, общностью, потому можно синтезировать какое угодно количество лекарственных препаратов, точно бьющих по «мишени» — бактерии, вирусу, больной клетке. «Это был звездный час большой химической терапии», — заключает академик А. М. У го лев. Поскольку общность, неспецифичность функций теоретически была отодвинута на второй план, считалось, что побочные эффекты (повреждения) от применения такой высокоспецифичной лекарственной пули должны быть минимальны, связаны с химическим «несовершенством» или избыточной концентрацией этого лекарства. Здесь открывалось огромное поле действия для фармацевтов — по созданию все более и более «совершенных» лекарств, все более тонких и изощренных технологий, что происходит и по сей день. К сожалению, вместе с этим растет и «шлейф» побочных действий и распространение лекарственной болезни.
Одним из первых таких специфических лекарств стал неосальварсан, направленный убивать бледную спирохету, не повреждая организм человека. Говорят, что успех был так велик, что отводил внимание от многочисленных тяжелых побочных действий. Ученому тоже, несмотря на объективность как основной принцип науки, присущи человеческая субъективность, попытка закрывать глаза и не видеть неприятное. Затем то же самое случилось с сульфаниламидами, а потом известная всем история с антибиотиками, гормонами и любыми другими лекарствами. Данные об их побочных действиях стали накапливаться. Научные публикации, бьющие тревогу по этому поводу, начали расти как снежный ком. На моих глазах тонкие книжонки «Побочные действия лекарств» в течение нескольких лет превратились в солидные тома.
Трудно становилось списывать все побочные действия на несовершенство созданных фармацевтами «ключей», становилось очевидно, что есть какая-то концептуальная ошибка — ошибка в теории, в базисе химической терапии.
И ошибка эта начала проясняться к 1970-м годам. Суть ее заключалась в том, что высокоспецифичность функций и тканей в организме «уравновешивается» их неспецифичностью, общностью. Вспомните: половые гормоны, гормоны надпочечников и прочие синтезируются не только высокоспецифичными клетками эндокринных органов, но и в тканях гипоталамуса, и даже в эндокринных элементах слизистой кишечника. Таких данных накопилось очень много: одни и те же рецепторы могут быть в разных органах и системах, что снижает роль органной или клеточной специфичности. Вот почему пуля, направленная в сторону одной мишени, может поражать и целый ряд других, вызывая побочные реакции. Так, сердечные гликозиды, предназначенные для воздействия только или преимущественно на сердечную мышцу, как оказалось, влияют и на почки, кишечник, обкладочные клетки желудка, нервные и мышечные клетки, потому что они влияют (ингибируют) на основной насосный функциональный блок — Na+-К+-АТФ-азу, которая есть во всех этих тканях в разных количествах, и потому суммарная реакция при правильно подобранной дозировке может быть положительная — терапевтическая, а при передозировке или неправильных сочетаниях — токсическая.
Как удалось доказать физиологам-эволюционистам, в основе эволюции видов лежит механизм генной мутации, конвергенции и дивергенции генов, а в основе эволюции функций — универсальные функциональные блоки- $1кирпичики», носители функций, разбросанные по разным органам и тканям, как, например, вышеприведенная Na+-К+-АТФ-аза, или бета-адренорецепторы стенок сосудов и бронхов, Н1-Н2-гистаминовые рецепторы и т. д.
Одним из классических примеров побочного действия, связанного с универсальностью функциональных механизмов, является противоязвенный препарат циметидин — блокатор Н2-гистаминовых рецепторов. Благодаря этой блокаде снижались воздействие гистамина и высокая кислотность в желудке, чем объяснялась эффективность препарата в лечении язвенной болезни с высокой заживляемостью. Однако оказалось, что Н2-рецепторы есть не только в обкладочных клетках желудка, но и в клетках печени, сердца, нервной ткани и даже лейкоцитах, а потому постепенно выявились побочные действия циметидина: нервные и психические расстройства, гормональные нарушения, опухоли, гиперпролактинемия, гинекомастия, а также геморрагия, нефриты, нарушения иммунитета и т. д. Вот чем оборачивалось лечение язвы химическим препаратом. К слову, нередко одна только коррекция питания способна решить этот сложный вопрос, я уж не говорю о дополнительных средствах: зверобойное масло, прополис с новокаином, различные составы с алоэ и медом.
Аналогичные данные можно привести с бета-блокаторами, широко применяемыми в кардиологической практике. Несмотря на большее и большее «утончение» и повышение избирательности воздействия, кардиоселективности и т. д., как правило, тех или иных побочных действий избежать не удается.
Итак, концепция функциональных блоков, сформировавшаяся к 1970-м годам, объясняла несовершенство теоретической основы фармакологической медицины: концепции «ключ — замок». Оказалось, что «замки» универсальны, разбросаны не только в одном организме, но и имеют вневидовую общность, а потому тот же «ключ» раскрывает много «замков», так же «пуля» бьет по многим «мишеням», в том числе поражая жизненно важные, стратегические структуры. Так мы «бьем» по микроорганизму, грибку или паразиту, а «попадаем» в собственные ткани, клетки и органы.
Самым поразительным для человечества оказался опыт с ядом ДДТ. К тому времени человек был на пике самоуверенности, ощущения полной власти над природой и ее экосистемами: казалось, что в его возможностях контролировать, уничтожать одни популяции, создавать новые. Но вышло совсем не так: средство, разработанное против определенных популяций паразитов, например клопов, вшей, — ДДТ — оказалось токсичным для всех групп животных, в том числе и для человека. Ввиду того что все живые существа в природе (от микроба до человека) построены из одинаковых «кирпичиков» — функциональных блоков, ни один из ядов, будь то пестицид, инсектицид, антибиотик или антивирусное средство, не может обойти стороной самого «создателя» — человека, поскольку, несмотря на все свои достижения, человек продолжает оставаться звеном в живой цепи природы.
Следовательно, именно здесь кроется основа невозможности создания идеального химического лекарства, идеальной «пули» — панацеи, которая каким-либо «концом» не повреждала бы человеческий организм.
Наконец, прежде чем перейти к конкретному рассмотрению вопросов нерациональной фармакотерапии, постараюсь развеять еще один миф, сложившийся в XX веке.
Все мы, если не со школы, то во всяком случае с институтской скамьи, росли в убеждении, что вакцинация и антибиотики «избавили» человечество от эпидемий и пандемий различных инфекционных болезней: оспы, чумы, холеры, кори, уносящих миллионы человеческих жизней. Правда, потом, по мере взросления и профессионального становления, мы стали понимать, что вместо них появились «новые» эпидемии — сердечно-сосудистых заболеваний, диабета, онкологии (неинфекционных заболеваний), да и «инфекционных», к тому же резистентных к новым мощным антибактериальным средствам. Это и новые гепатиты — С, D, Е, F, и туберкулез, хламидии, гарднереллы, грибки, микоплазмы и др. Это явление называется «перекачкой смертности». Но победа над эпидемиями XX века считается великим достижением, а потому для меня было поразительным осознание реального факта, ставшего очевидным сквозь толщу времен. Ведь на самом деле вакцины, антибиотики и антибактериальные средства стали массово применяться после Второй мировой войны, а эпидемии холеры, туберкулеза, дизентерии, тифа, оспы, скарлатины были побеждены раньше, до того. Действительно, есть много достоверных фактов, говорящих о том, что снижение заболеваемости и смертности от инфекций произошло в основном с конца примерно 1870–1880-х годов до 1920–1930-х годов, то есть задолго до массового применения вакцин и химических лекарств. Так, в Англии этот показатель составляет 92 % — и связывают это снижение заболеваемости и смертности как раз не с вакцинами и антибиотиками, а с улучшением санитарно-гигиенических и социальных условий жизни людей. Английский историк Б. Инглис пишет об этом так: «Основная заслуга в том, что опаснейшие эпидемии были побеждены, принадлежит общественным реформаторам, которые боролись за чистоту воды, улучшение канализации и повышение жизненного уровня людей. Именно их усилия, а не достижения ученых-медиков привели к снижению смертности от инфекционных заболеваний».
Историческая правда заключается в том, что еще в 1840-х годах комиссия по здравоохранению установила ужаснейшие санитарные условия в беднейшей части Лондона (недоброкачественная вода, плохая канализация и уборка мусора) как основную причину эпидемий. И были предприняты самые действенные шаги по улучшению этой ситуации.
