В этой трагической ситуации он встречается с Бантингом и узнает, что у того есть лекарство — некий волшебный айлетин; правда, еще не слишком чистый и не проверенный на большом количестве больных. Джилкрист предлагает себя на роль подопытного, и 11 февраля 1922 г. ему делают первую инъекцию. Улучшение было мгновенным, но на следующий день он снова чувствовал себя плохо — разумеется, инъекцию требовалось повторить, а средств для этого не имелось. К тому же предстояла серьезная работа по улучшению экстракции препарата, его очистке и концентрации, так как плохо очищенный айлетин вызывал у больных негативные реакции.
Но предварительные результаты были налицо, и в этот момент к делу подключился профессор Мак-Леод со всей мощью своей лаборатории. Мак-Леод, первоклассный ученый, уточнял и доводил до нужной кондиции открытие «сельского хирурга» и студента-медика; и первое, что он сделал, — настоял на изменении названия препарата, который из айлетина превратился в инсулин, от латинского слова «инсула» — остров.
К работам подключился доктор Коллип, один из ведущих сотрудников Мак-Леода, задача которого состояла в том, чтобы очистить препарат и сделать его безвредным для больных.
В этот период, весной 1922 года, происходит нечто странное, чему нет объяснения в книге де Крюи.
Открытие свершилось, но Бантинг по-прежнему сидит без денег и без штатной должности в лаборатории Мак-Леода. Чтобы продолжить исследования, Бест, двадцатитрехлетний студент без научного имени и авторитета, находит поддержку в Коннаутской лаборатории — там дают средства на собак и покупку желез на бойне. Бест и Коллип трудятся не совместно, а в параллель, будто конкуренты: тот и другой лихорадочно ищут способы очистки инсулина. Препарата не хватает, жизнь Джо Джилкриста висит на волоске, но он, совместно с Бантингом, испытывает новые пробы инсулина на больных из Инвалидного госпиталя Торонто.
Распространяются слухи о чудодейственном препарате, город наводнен больными, они умоляют о помощи, но лекарства для них пока что не имеется. Мак-Леод делает сообщение об инсулине на конференции, и научная общественность поздравляет его с успехом.
Странно, очень странно… Но кончается тяжкая весна, препарат очищен (кем?..
Коллипом или Бестом?..), подготовлены публикации, и летом 1922 года инсулином уже лечат вовсю. Впереди — признание и Нобелевская премия; жизнь Бантинга будет короткой, а Беста — долгой, он станет уважаемым ученым, директором института имени Бантинга, удостоится почетных премий, а институт примет в конце концов имя Бантинга и Беста. Джилкрист тоже будет жить; де Крюи встретится с ним в 1930 г. и отметит, что его состояние на двух подколках в день вполне удовлетворительно.
Мы думаем, что изложенная выше версия — еще не полная правда. В марте 2000 года один из нас (Михаил Ахманов) встречался с Сэмом Вентвортом, американским эндокринологом, который поведал массу интересного; его сведения основаны на зарубежных литературных источниках, на рассказах коллег и на личных впечатлениях — в молодые годы доктор Вентворт встречался с Чарльзом Бестом и имел с ним беседу.
Вот несколько штрихов к истории открытия инсулина, добавленных Сэмом Вентвортом.
Весна 1922 года в самом деле была очень тяжелой для Бантинга; материальные затруднения усиливались неудачными попытками очистить инсулин и добиться его необходимой концентрации. Профессор Мак-Леод не очень верил в способности Беста, который занимался этой проблемой, и подключил в параллель Коллипа, считая его гораздо более опытным специалистом. Чего добился Коллип, в точности не известно; де Крюи сообщает, что он будто бы разработал способ очистки, но слишком сложный и непригодный для массового производства. Тем не менее в один прекрасный день Коллип появился в лаборатории Бантинга и с видом превосходства сообщил, что знает, почему попытки Беста безрезультатны. Поделиться информацией он отказался, и Бантинг, доведенный до отчаяния, бросился на него и начал душить. Бест их разнял.
Эта деталь, как и отмеченные выше странности в версии де Крюи, заставляют подозревать, что весной состоялся некий торг, в результате которого Мак-Леод и Коллип признавались соавторами открытия. Бантингу некуда было деваться: на него давили материальные обстоятельства, и он, вероятно, понимал, что такого авторитетного ученого, как Мак-Леод, лучше иметь союзником, а не врагом. По словам Вентворта, все причастные к открытию лица договорились не выносить на публику своих разногласий и сохранить в тайне кое-какие нелицеприятные моменты. Но в полной мере это не удалось, и сведения, просочившиеся через родственников, породили различные слухи.
Мы не будем касаться их, поскольку в данный момент не имеем права использовать все материалы, которые имеются в нашем распоряжении (Сэм Вентворт подарил Михаилу Ахманову книгу Майкла Блисса, канадского историка науки, посвященную открытию инсулина /91/. Эта книга стала бестселлером в Соединенных Штатах, но, чтобы издать ее на русском языке, необходимо приобрести издательские права. Перевод у Михаила Ахманова уже сделан.) Отметим лишь, что судьба Бантинга была нелегкой; он много пил, и случались с ним разные истории, но Бест всегда поддерживал его и выручал, питая к своему бывшему шефу дружеские чувства.
Но стоит ли сейчас вспоминать о недостатках Фредерика Бантинга? Важно ли, что он был угрюмым, обладал тяжелым характером и вовсе не являлся гением? Мы полагаем, что главные его черты достойны уважения: упорство и сочувствие к больным, жертвенность и то осознание ответственности, которое делает врача Врачом; главное, что Фредерик Бантинг выполнил свою клятву Гиппократа.
Добавим еще несколько слов о первых пациентах, чью жизнь продлил инсулин. Леонарду Томпсону, как сказано выше, было четырнадцать лет, и, благодаря инъекциям, он прожил еще тринадцать. Джо Джиллард заболел, вероятно, в тридцатилетнем возрасте, и, по свидетельству де Крюи, в сорок лет выглядел вполне нормально, но его дальнейшая судьба нам неизвестна. Сэм Вентворт назвал еще одно имя — некой женщины или девушки по фамилии Хьюз, лечившейся в Торонто, которая, быть может, являлась первой пациенткой Бантинга и наверняка — одной из первых. В 60х или 70-х годах была предпринята попытка отыскать ее родственников, так как саму мисс или миссис Хьюз не рассчитывали найти в живых. Это оказалось нелегким делом: пришлось просматривать телефонные книги ряда американских городов, выбирать подходящих Хьюзов и звонить им. Но поиск закончился успешно и неожиданно: пациентка Бантинга была жива и относительно здорова.
Художник оставляет после себя картины, писатель — книги, ученый — изобретения и открытия, и все мы — или большинство из нас — оставляем детей. Дети — наше ближайшее потомство, наше продолжение, продление нашей жизни. Но только жизнь врача продляется в других людях, не связанных с ним общностью крови.
4. Сахароснижающие препаратыУдивительно, но об этом свершении мы знаем гораздо меньше, чем об открытии Бантинга и Беста, хотя оно ближе к нам на целую треть века. Многим больным даже кажется, что таблетки появились раньше инсулина, хотя это совсем не так — лечение сульфамидными препаратами началось в середине пятидесятых годов, когда первый из них, известный под названием бутамид, вошел в медицинскую практику. Это стало огромным достижением, облегчившим жизнь миллионов больных, которые до того были вынуждены придерживаться чрезвычайно строгой диеты или, наряду с ней, пользовались инсулином. И все же нам, больным, да и многим врачам история создания таблеток неизвестна. Почему? Мы думаем, потому, что события, связанные с получением инсулина, были очень яркими и в определенной степени чудесными и драматическими. Чудо связано с личностью Бантинга, который не являлся ни крупным ученым, ни даже эндокринологом или физиологом, а всего лишь рядовым хирургом, сделавшим свое открытие наперекор обстоятельствам, благодаря случаю и невероятному упорству; напомним, что он работал, не имея ни финансовых средств, ни постоянной должности, и жизнь его в тот период была фактически полуголодным существованием. Элемент драматизма — даже трагедии — придают этой истории умирающие больные — те, на которых испытывался инсулин, и те, которые тысячами ринулись в Торонто при первых сведениях о чудодейственном препарате. Наконец, творцов инсулина наградили Нобелевской премией и рыцарскими званиями, о них написаны статьи и книги, их имена упомянуты в любом курсе эндокринологии, а в Торонто создан научный институт имени Бантинга и Беста. К тому же Бест, который много лет являлся директором этого института, очень серьезно относился к своей исторической миссии — на множестве конференций он делал традиционный доклад на тему открытия инсулина.
Ну, что ж, тем интереснее и важнее восстановить еще один фрагмент «диабетической истории», на этот раз связанный с таблетками. Однако заметим, что наш рассказ будет пока что не слишком подробным и полным. Мы еще не знаем ни обстоятельств жизни тех ученых, которые занимались сахароснижающими препаратами, ни тягот, связанных с их работой, ни наград, которых они удостоились; мы можем лишь подозревать, что вести исследования им было непросто, так как начались они во время второй мировой войны во Франции, половина которой была оккупирована, а другая превратилась в марионеточный придаток Германии. Заметим также, что нашими источниками являются отечественные книги по эндокринологии шестидесятых годов — в частности, труд Семена Григорьевича Генеса «Пероральное лечение сахарного диабета», опубликованный в 1962 г. в Киеве.
