Поеживаясь от холодного утреннего тумана, сразу промокнешь в нескошенной осоке приозерной низины, когда зыбун торфяника зачмокает под каблуками сапог.
Как красивы утром приозерные луга! Какое обилие росы на траве! Хвощи даже согнулись под ее тяжестью, и цвет их стал не зеленым, а серебристым. Четко вырисовываются узорные сетки паутин, заметно поникли их смертоносные нити, покрытые мельчайшими капельками тумана. Ловушки пауков бездействуют. Еще слишком рано, сыро и холодно, и поэтому даже надоевшие ночью комары намокли и, отяжелевшие, спрятались в траве. Воздух свеж и прозрачен, и ни одно насекомое не звенит в нем. Крупные стрекозы вяло передвигаются по стеблям растений, их прозрачные крылышки слегка дрожат, точно и не трещали они никогда в знойном воздухе летнего полдня!
Пройдет несколько часов, исчезнет туман, обсохнет роса, и снова проснется жизнь поемного луга. Оживут стрекозы, как яркие цветы, замелькают нарядные крылышки бабочек, согретые теплыми лучами солнца, заиграют кузнечики, и наступит жаркий августовский день — голубой и светлый. С его приходом окончится охотничья зоря.
А сейчас, в раннее росистое утро, охотнику надо торопиться и еще по мокрой траве разобраться в ночных и утренних набродах утиных выводков. Роса высохнет — собаке будет трудно чуять и тяжело работать на жаре.
Моя серая в отметинах лайка часто отфыркивается от росы, заливающей нос, и отряхивается, точно после купанья. Сыро, но утки отлично чувствуют Себя в этой сырости. Наброды их ночных жировок и особенно последние, предутренние следы не могут миновать чутья собаки. Много натопчет выводок уток за ночь и не раз сойдет с берега на воду и снова взберется на него. Бледно-зеленый ковер ряски сплошь «исписан» грудками плававших уток.
Вот тут мелкие и более суетливые линии — это плавали молодые чирята, взапуски гоняясь за добычей. А вот в той части бочага линии в разрыве ряски крупнее и не отличаются особенной витиеватостью — это кормились солидные кряквы. Мой песик прихватил следы уток на берегу и усиленно заработал своей «баранкой». Я вижу, как пушистый султанчик его хвоста то появляется, то исчезает в зарослях осоки и хвощей.
Тридцать-сорок шагов отделяет меня от собаки, и поэтому не следует ей мешать в поиске. Птица вылетит в меру нормального выстрела, и осыпь дроби не минует цель. Но вот что-то пропал пес, и даже не видно, где шевелится трава при его беге. Эх, брат, этого делать не следует!
Пес увлекся следом и забыл о своем хозяине. Я вынимаю из кармана свисток и легко свищу. Сильно свистеть не надо: лайка прекрасно слышит, и если она послушна и не испорчена неумелым обращением, то сейчас же придет. Вот уже заметно, как от галопа собаки раздвигаются тростники, и она идет на зов. Надо свистнуть еще, чтобы пес не искал хозяина долго.
Собака пришла, но я чувствую, что отдыхать ей некогда и совсем не хочется: много утиных следов там, в тростниках.
— Тише, тише, — говорю я и, гладя собаку, усаживаю ее около себя. — Мы не пойдем с тобой прямо в тростники, а зайдем с другой стороны и попробуем найти дорожку почище. Там, может быть, и стрелять удобнее. — Песик не понимает. Он запомнил, где остались особенно пахучие следы, и ему надо идти туда по прямой, старым следом.
Тут без поводка не обойдешься, придется, брат, тебе положиться не на чутье, а на охотничий расчет, — говорю я собаке и снова ласкаю ее, беря на поводок. Охотясь с лайками, я всегда убеждался в благотворном влиянии голоса хозяина, спокойно разговаривающего с собакой. Голос человека рассеивает остроту впечатления собаки и создает очень благоприятные условия для подчинения команде и воле хозяина. Собака как бы забывает свое «собственное» решение, но не освобождается от только что полученного впечатления и потому охотно и точно выполняет волю хозяина. Ей хочется и надо что-то делать. Само собой разумеется, что воля хозяина должна быть направлена соответственно желаниям собаки, но в несколько иной форме, уже с расчетом на успех.
Мы обходим куст тростника, и теперь снова можно спустить собаку, так как здесь, по эту сторону зарослей, начинается место, удобное для стрельбы.
На берегу водоема растут довольно густые кусты ивы, и нет сомнения, что выводок уток, прихваченный чутьем собаки, спрятался именно в них.
Вода — стихия утки, и часто, добравшись до нее, птица отсиживается в зарослях, погрузившись в воду по самые ноздри. Охотник может пройти мимо такой утки, но Собака учует ее и в воде.
Я вижу, как пес энергично лазает по кромке берега и затем с визгом бросается к кусту. Это значит, что, кроме чутья, собака взяла птицу и на слух.
Вот они, круги на воде, которые расходятся из-под основания куста. Собака с трудом лезет через топкую проточину, попавшуюся на пути, и наконец добирается до воды. Она со стороны плывет прямо На куст, и вот уже серые тени уток мелькнули в стеблях стрелолиста. Неужели хлопуны?
Я никогда не стреляю нелетных, беспомощных утят с ластообразными, как у тюленей, крыльями. Выстрел по хлопунам претит охотничьей душе, и всегда досадно бывает за затраченную энергию собаки, которая не может понять этих сложных переживаний охотника и горячится, видя уходящую без выстрела птицу. Секунды ожидания, и вдруг весь выводок крякв с шумом и криком поднялся в воздух.
Мелькнули над кустом упругие крылья, и, сделав «свечку», вся стайка потянула на озеро. Не заметив результата первого выстрела, я ловлю на мушку метнувшийся силуэт второй утки и сквозь дымок вижу, как мелькнул кремовый «платочек» ее подкрылья, птица точно замерла в воздухе. Мягкий шлепок в воду — и круги от утки сходятся с такими же кругами, идущими откуда-то сбоку. В центре второго круга сереет брюшко первой утки, лежащей недвижно, и, словно крылышки мотыльков, шевелятся разбросанные по воде перья.
Как приятно смотреть охотнику на остроухую головку собаки, плывущей с добычей в зубах! Перебитое крыло утки бороздит по воде, и все тело ее как-то беспомощно обвисло, и только красная лапка все еще шевелится.
Видимо, немалое удовольствие испытывает и собака, когда, положив утку к ногам хозяина, радостно скулит и обдает его каскадом брызг, отряхиваясь и вытирая мокрую шерсть о траву. Еще и еще раз обнюхивает утку и снова принимается кататься по траве.
Собака плыла во время стрельбы, и поэтому, видимо, мой дуплет восприняла как одни выстрел. Я показываю ей лежащую на воде утку, но куст ивы мешает псу заметить ее. «Птица принесена, чего же еще хочет хозяин?»
Собаке нет возможности заметить утку через куст, надо дать ей услышать плеск около убитой птицы. Я беру кусок мокрого торфа и кидаю его по направлению к утке.
Пес слышит всплеск и по команде «подай» покорно лезет в воду. Он плывет и, будто привставая в воде, вытягивает шею. Резко меняется направление собаки, когда утка замечена, даже легкое повизгивание слышится с воды: ведь вот она, утка, совсем рядом, ее надо скорее взять, а водоросли, как нарочно, мешают плыть и опутывают ноги.
Наконец морда у цели. Мягкий прикус и крутой поворот к берегу, только хвост мелькнул над водой и снова скрылся.
В эти короткие секунды пес особенно доволен, сейчас он, и только он, является полным хозяином добычи, а добыча эта, только что взятая с воды, так приятно пахнет. Тут совсем не такой запах, как у той утки, которую подвесил хозяин к своей сумке и которую он уже подержал в руках.
Так охотимся мы вдвоем и еще не один час шагаем по берегу озера и старицам маленьких речек, впадающих в него.
Изредка вылетает то отбившаяся кряква, то юркие чирята, и я с переменным успехом стреляю их.
Ни один подранок не ушел от острого чутья лайки, и ни одна затаившаяся утка не отсиделась в зарослях. Встретился и поздний выводок еще не летающих утят, но умный пес, точно понимая отношение хозяина к таким утятам, иногда даже не берет их в рот, а просто обнюхивает и слегка шевелит хвостиком.
— Живи, живи, набирай сил, — говорим мы утенку каждый по-своему и не трогаем его. Только промахи мои горячат собаку больше, чем птица, срывающаяся из-под самого носа. Песик всегда бросается в направлении выстрела и упорно ищет, не веря, что от такого громкого хлопка утка могла не упасть.
Ходьба по топким утиным местам очень утомительна для собаки. Мне жаль ее, когда она делает бесцельный бросок после промаха, но и препятствовать этому не следует. Не всегда упавшая птица лежит на месте, некоторые виды нашей пернатой дичи так мастерски бегают и ныряют, что только быстрое появление собаки не дает потерять подранка.
Используют лайку и при охоте с челна, когда охотник едет по воде, а лайка идет берегом, выгоняя уток под выстрел. Охотятся с лайкой и на «выскочку», беря собаку с собой в челн. Медленно продвигаясь в челне, толкаемом при помощи бота, охотники проникают в самые глухие уголки озерных зарослей. Хорошо натасканная лайка смело бросается с носа лодки в воду, когда видит или слышит падающую утку. Это одна из тяжелых работ лайки по птице, особенно, если ведется она в труднопроходимых топях, когда собака и идти не может, да и плыть тоже.
