В составе сборной страны я совершил в 1935 году поездку в Турцию. Эта поездка занимает особое место в моей биографии по двум причинам. Во-первых, она описана в книге Льва Кассиля «Турецкие бутсы», позже переименованной им в «Пекины бутсы». Адресована она была детям и представляла собой смесь были и небылиц. Однако написанная о футболисте, находившемся в то время в зените славы, книга принесла огромный успех автору и пользовалась большой популярностью у всех любителей футбола. Хорошо помню, что летчик Анатолий Ляпидевский, участник спасения челюскинцев, спрашивал в одном из интервью по радио у Кассиля, когда же будет продолжение книги. Лестно, конечно, было читать написанное о тебе искренне и в доброжелательной форме, но эта книга не удовлетворяла, разумеется, ни меня, ни Льва Кассиля в содержательном плане. Мы собирались написать с ним сообща большую серьезную повесть о моей жизни, но осуществить это намерение так и не смогли.
Поездка запомнилась мне и потому, что выезды сборной страны за границу были в то время большой редкостью. Участвовать в них было очень почетно. Из ленинградцев кроме меня в состав вошли нападающий Владимир Кусков, вратарь Георгий Шорец, полузащитники Борис Ивин и Валентин Федоров.
Капитаном сборной был Александр Старостин — защитник высокого класса, умный и тонкий стратег. Место центрального хавбека занимал его брат Андрей — цепкий, резкий, жесткий футболист, прекрасно игравший головой, чрезвычайно сильный в отборе мяча. Нередко он подключался и к атакам. К слову сказать, московский «Спартак», за который выступали Старостины, славился именно своей защитой. Поэтому оба брата — старший Николай к тому времени уже закончил выступления в футболе — и были делегированы в сборную СССР.
В Турцию нас доставил пароход «Чичерин». Стамбул, где состоялись первые две встречи, запомнился чистыми и зелеными улицами, а вот футбольное поле оставило удручающее впечатление. Как и на других турецких стадионах, оно почти не имело травяного покрова, было очень жестким. Тем, кто плохо владел мячом, приходилось трудновато, особенно когда надо было «вытаскивать» мяч из образовавшихся на поле ям. Мне это не мешало — ведь я с детства привык играть на неровностях. Благодаря небольшому весу и высокой технике владения мячом я спокойно обходил подобные препятствия, не застревая, в отличие от грузных игроков.
Затем мы провели два матча в Анкаре. Во втором произошел такой эпизод. Наши подавали угловой. Я в прыжке хотел пробить головой, но вдруг турецкий защитник ударил меня в глаз кулаком. Удар был так силен, что меня унесли с поля на носилках.
В Измире, где проходили еще две встречи, я сначала на поле не вышел и стоял в проходе трибун со Львом Кассилем, который был откомандирован с нашей сборной в Турцию в качестве специального корреспондента газеты «Известия». Диктор объявил составы команд, и тут на трибунах начало твориться что-то невообразимое. Полтора тайма болельщики непрерывно скандировали: «Товарищ Тонтон, товарищ Тонтон!» («тонтон» означает по-турецки «маленький»), требуя, чтобы я вышел на поле. Не поняв в чем дело, я спросил у Кассиля, почему турки так сильно кричат. Кассиль объяснил. Я стоял в раздумье: «Может, все-таки выйти?» Однако Кассиль категорически отсоветовал это делать, напомнив о моей травме.
Измир, как и Анкара, не произвел на меня особого впечатления — обычные промышленные города с заводскими трубами, совсем не то, что яркий, праздничный Стамбул. В последнем матче я снова вышел на поле. У турок прекрасно играли как защита, так и нападение. Однако они, обладая хорошими скоростными качествами, уступали нам в технике. Ко мне персонально был прикреплен капитан турецкой команды. В той игре блестяще действовал вратарь Неждет. Однажды, когда я выполнял удар по воротам, он снял мяч у меня прямо с ноги. Все-таки мне удалось забить ему гол. Тренер сборной Турции в интервью корреспондентам газеты «Красный спорт» особо выделил игру братьев Старостиных и мою.
В Турции меня запомнили надолго. Уже после войны, когда я выступал в составе ленинградского «Динамо», в город на Неве приехал кто-то из бывших турецких соперников, ставший крупным спортивным функционером. Он встретился с Бутусовым и настойчиво расспрашивал обо мне. Тот ответил, что жив, мол, и еще играет. К сожалению, мне своевременно не сообщили о приезде турецкого футболиста, а то я бы с удовольствием с ним побеседовал. Гораздо позже в Турции побывал ленинградский судья Анатолий Иванов и рассказывал, что турки обо мне по-прежнему помнят, восхищаясь моим мастерством.
Но вернусь к поездке, описанной в книге Льва Кассиля. Некоторые черты моего характера он подметил верно. Действительно, я был очень наивен и простодушен. Правда, что мог двенадцать часов проспать, а потом двенадцать часов промолчать. Что касается бутс, так сказать, собирательного героя книги, то я их в Турции не покупал по одной простой причине. Сэкономленную на суточных крохотную сумму денег израсходовал на покупку, на мой взгляд, хорошего костюма, но, разумеется, не экстрамодного. Костюмов у меня тогда еще не было, а для поездки в Турцию нашей сборной сшили серые в полоску пиджаки. Однако по приезде в Ленинград я остался и без костюма, и без пиджака. Костюм у меня выпросил парень с халтуринской фабрики, живший неподалеку, — дескать, такие костюмы сейчас не в моде. По прошествии многих лет признался, что надул меня, а костюм оказался таким прочным, что он и сейчас его носит. Серый в полоску пиджак «отняли брат Николай. Его руки были гораздо длиннее моих и вылезали из рукавов, но это позволяло ему выдавать себя за игрока сборной СССР. Я слегка посмеивался над ним за это, но прощал, потому что любил его больше всех братьев.
Из Турции мы возвращались тем же пароходом. Когда выходили из порта, погода стала неожиданно портиться: подул сильный ветер, разыгрался шторм, судно сильно качало. Укачало и меня. Мне вдруг захотелось посмотреть, что же творится на море, почему все так встревожены. Я поднялся к люку, ведущему на верхнюю палубу, и хотел его открыть. Тут подскочили моряки и оттащили меня с криком:
— С ума сошел, тебя сейчас же смоет!
Шторм продолжался. Внезапно вышло из строя рулевое управление судна. Нас болтало в море двое суток, пока, наконец, не выбросило на песчаную банку у берегов Румынии. Представители нашего полпредства в Румынии связались по радио с Одессой и запросили спасательное судно. Нам предлагали помощь иностранные суда, но требовали за это солидное вознаграждение. Мы отказались, учитывая, что это было бы обременительным для нашей страны. Три дня мы прожили на полузатопленном пароходе. В конце концов спасательное судно пришло, и мы благополучно прибыли в Одессу. Соотечественники по достоинству оценили наше поведение. В Одесском порту нас встречали тысячи людей.
По многочисленным просьбам местных болельщиков уже на следующий день мы вышли на поле, чтобы сыграть матч со сборной Одессы. После перенесенной качки я чувствовал себя неважно, но отказаться было нельзя. В Одессе в то время сложилась очень хорошая команда. Ворота защищал прекрасный вратарь Николай Трусевич, великолепно игравший на выходах. Были в команде и другие игроки высокого класса, в частности защитник Иосиф Лившиц. В этой игре я забил гол, о котором долгие годы вспоминали одесситы. Где-то в пределах центральной линии поймал мяч на голову и, жонглируя им, на скорости прошел между двумя одесскими защитниками. Трусевич выбежал мне навстречу. Но едва заметным движением я перебросил мяч через него, обежал не ожидавшего такого трюка вратаря, снова поймал мяч на голову и так на голове внес его в ворота одесской команды.
На следующий день в «Красную гостиницу» пришли артисты Одесского оперного театра, разыскали номер, где я жил вместе с Ивиным и Шорецом, и упросили меня сняться с ними на память у здания театра. Я согласился. Они обещали прислать мне фотографии, но, к сожалению, я почему-то их не получил.
На вокзале в Москве, куда мы прибыли поездом из Одессы, нас встречала целая делегация во главе с тогдашним председателем Всесоюзного комитета по физической культуре и спорту. Это было последнее довоенное выступление сборной СССР, которую вновь собрали только в 1952 году. Кстати, во встречах с турками также наступил длительный перерыв, связанный с ухудшением отношений между нашими странами.
Глава пятая
Поет, звенит веселый лед
В 1936 году Всесоюзный совет по физической культуре и спорту постановил разыгрывать титул чемпиона страны среди лучших клубов. С началом розыгрыша первенства СССР статус футболистов изменился. Если до 1936 года играли бесплатно, то теперь игрокам, независимо от уровня мастерства, стали выплачивать небольшую зарплату, одинаковую для всех. К тому времени я женился и поселился с женой в предоставленной мне небольшой квартире в красивейшем уголке Ленинграда — на набережной Мойки, недалеко от Исаакиевской площади.
