Долорес и Мария сидели на диване в гостиной, лицом к высоким окнам, выходящим на улицу. Их вещи лежали рядом с лестницей. В комнате все было как всегда – ничего не тронуто, не сдвинуто, но, как только я их увидел, все стало другим. Они были в моем доме. Я не знал, как их приветствовать. Пожимать руки казалось глупым. Каким-то образом наши отношения стали выше подобных формальностей.
– Вы добрались нормально?
Мои слова гулко разнеслись по комнате. Я не привык слышать дома свой голос.
– Да. Я заперла дверь, как только мы вошли, и мы просто сидели здесь. Я дала ей немного молока из холодильника...
– Это нормально... – Мария прижалась к матери и наблюдала за мной. – Конечно. – Я снял пиджак и ослабил галстук, оттягивая время, чтобы собраться с мыслями. – Ну...
Невысказанный вопрос повис в воздухе между нами. Долорес подняла на меня свои темные глаза, они, казалось, смотрели прямо в меня – и в то же время куда-то дальше. Заглянув в них, я ничего не узнал, только снова почувствовал такую же слабость, как и в тот момент, когда впервые увидел Долорес в подземке: она была невообразимо прекрасна. Как она может не замечать моих чувств? А потом я увидел тот самый отвратительный синяк у ее глаза, уже бледнеющий, и понял, что сейчас Долорес думает только о выживании. Из-за света, падавшего из окон, я увидел тени, которые тревога и усталость бросили на ее лицо. Ее губы были полуоткрыты, словно она собиралась что-то сказать.
– Ну, – снова начал я, – насколько я понимаю, вам сегодня негде ночевать.
– Да, мистер Уитмен.
– Джек, – поправил я ее.
– Ладно.
Наши слова эхом отражались от высокого потолка с пышной лепниной.
– Вы можете пожить здесь... остаться на пару дней, – промямлил я, стараясь говорить непринужденно, – или подольше...
У нее вырвался короткий, напряженный вздох облегчения.
– Я очень за это благодарна... Не знаю, как это я так запуталась. Я сама могу выдержать что угодно, но она еще совсем малышка, понимаете?
Я молча кивнул. Медный термометр тихо задребезжал – под землей прошел поезд. Мария взяла мать за руку и стала перебирать ее пальцы, вполголоса их пересчитывая. При виде этой трогательной картины я понял: что бы ни случилось позже, я все-таки даю этому ребенку пристанище на ночь.
Долорес обвела глазами комнату, остановив взгляд на раздвижных стеклянных дверях, ведущих в столовую.
– Я никогда не видела таких домов.
– Ну, их принято было отделывать красным деревом.
– Я всегда жила в квартирах, – продолжила Долорес. – Я всю жизнь жила в тесных квартирках.
Я смотрел на ее глаза, нос и губы. И молчал.
– А эта мебель? – спросила она.
– Большую часть купила моя жена.
Мария спрыгнула с колен матери:
– Мне тут нравится!
– Мы заглянули в другие комнаты, знаете, чтобы посмотреть, – призналась Долорес, слегка улыбнувшись. – Только на этом этаже. Он такой большой! В этом доме легко можно поместить три или четыре квартиры!
Я вдруг понял, что время позднее, а они, наверное, не ели. Я заказал нам еду в китайском ресторане, а потом повел Долорес и Марию вниз, ощущая спиной ее взгляд. Квартира еще требовала ремонта, но краска была достаточно свежая, спальня выходила на мощенный кирпичом дворик и клумбы, где уже появились заросли ипомеи.
– Я сдавал ее внаем, – сказал я Долорес. – Но когда мой последний жилец потерял работу и уехал из города, я так и не собрался снова ее сдать. Здесь есть кровать, стол и прочее. Мне эти комнаты не нужны. Они пустовали, тут никто не жил.
Долорес посмотрела на меня так, словно я пытался оправдываться. Небо уже потемнело, но мы вышли на двор и стояли рядом друг с другом под темными кленами. Мария пошла в сад, прикасаясь к цветам, казавшимся в сумерках полупрозрачными.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – негромко сказал я Долорес. – Я задал бы их сегодня днем, но у меня совсем не было времени. Я хочу узнать про вашего мужа, что там за история.
Она кивнула:
– Гектор очень зол из-за того, что я от него ушла, понимаете? Мы были семьей, но я ушла от него с Марией – все стало слишком дико.
– Что случилось? – инстинктивно спросил я.
– Ничего не случилось, – ответила Долорес. – Я просто... Все стало дико, мы все время ссорились, и все такое. – Она отвела от меня взгляд. – У нас не было денег, жить всегда было трудно, понимаете?
– Он может прийти сюда, искать вас здесь?
– Нет, потому что он не знает, что мы здесь, – сказала она. – Он никому не причинит вреда, на самом деле.
И это было сказано о мужчине, расправившемся с двумя собаками. Я должен был узнать все про этого Гектора, понять, с кем мне, возможно, придется иметь дело. Так что я настаивал на объяснении.
– Чем он зарабатывает на жизнь? – спросил я.
– Сколько у вас вопросов? – раздраженно спросила Долорес.
Я напомнил себе, что она измучена и напугана, хотя и рада тому, что ей есть где ночевать.
– Послушайте, Долорес, – мягко проговорил я, – ваш муж – его, кажется, зовут Гектором? – он к чертям разнес здание моего друга Ахмеда. Он расколотил окна, пробил дыру в стене и убил двух собак, пока вас искал. Я имею право это знать. Просто скажите мне: Гектор ревнует или...
– Он никому не причинит вреда.
– Просто расскажите мне что-нибудь об этом парне, ладно? Чтобы я знал, во что влип.
Долорес смотрела, как Мария прикасается к цветам.
– Гектор всегда брался за разную работу, – безжизненно произнесла она, словно стараясь передать одну только информацию, не позволяя себе никаких воспоминаний. – Понимаете, чтобы заработать деньги. Он раньше убирался в квартирах богатых людей, пылесосил, полировал. А года четыре назад он держал магазин, где продавался линолеум и другие материалы. А сейчас он тянет кабель. А по выходным продает машины. Он много работает.
– Тянет кабель? – переспросил я.
– Кабельное телевидение. Сейчас кабель прокладывают по Бруклину и Куинзу. Он протягивает провод от главного кабеля в дом. А еще они устанавливают на крыше «тарелки».
– Значит, он работает в кабельной компании «Большое Яблоко»? – догадался я.
Долорес кивнула:
– Когда вы дали мне свою карточку, я уже знала о вашей компании. Помните, у вас в кабинете? Я сказала, что знаю человека, работающего в кабельной компании. Это Гектор.
– Вы сказали, что он еще продает машины?
– По выходным. На Пятой авеню, рядом с тем местом, где мы жили, есть площадка.
– Где это?
– Сансет-парк.
Я смутно знал этот район. Рабочие кварталы Бруклина с многоквартирными домами и скромными особняками, где жили в основном латиноамериканцы и китайцы. С севера он граничил с обширным кладбищем Гринвуд, где похоронено около полумиллиона душ. Я один раз заблудился на Сансет-парк, когда съехал с шоссе Бруклин – Куинз не в том месте.
– Новые машины?
– Подержанные, – ответила Долорес. – Он мало там работает – только в те смены, которые не хотят брать другие продавцы, типа вечер пятницы или утро воскресенья.
– Он много на этом зарабатывает?
Она пожала плечами, наблюдая за Марией.
– Раз в пару месяцев он продает какую-нибудь машину и получает приличные комиссионные.
– А как это место называется? – спросил я как бы между прочим.
– Называется?
– Да.
– Зачем вам?
– Не знаю. Просто так.
– Постойте-ка. Я больше о нем говорить не стану.
– Ладно.
Это не имело значения. Сколько мест торговли подержанными автомобилями может оказаться поблизости от Сансет-парка? Самое большее три или четыре. Я знаю достаточно, чтобы в случае необходимости разыскать мужа Долорес, не прибегая к помощи Корпорации.
– Ладно, а теперь мне нужно кое о чем поговорить. – Темные глаза Долорес следили за мной, пытаясь уловить признаки недовольства. – Мне противно принимать благотворительность, но у меня нет денег даже на еду.
– Ешьте все, что у меня есть, – сказал я ей. – Конечно. Все, что найдется в доме.
– Спасибо. А еще мне нужны кое-какие вещи для Марии. Знаете, совсем дешевые, вроде пластмассовой расчески, может, на пару долларов...
– Можете купить ей завтра. Я позабочусь, чтобы у вас были деньги. Все, что ей нужно. Одежду и прочее.
– Наверное... наверное, я не знаю, что у нас за договоренность, – сказала Долорес, пристально глядя на меня.
– Я буду рад в разумных пределах заплатить за все, что нужно для Марии, – объяснил я ей. – И для вас тоже.
– Но никто не просил вас платить, – нахмурилась Долорес.
– Верно.
– Я хочу сказать – вы не это имели в виду, когда дали мне в поезде свою карточку, так?
Я пожал плечами:
– Я не ожидал такого. На самом деле я вообще ничего не ждал. Хотел ли я, чтобы это случилось? Наверное, нет. Возражаю ли я против этого? Нет. Это странно? Да.
