Света. Не говори ерунды! У меня он посадил отца. А твоего отца, то есть себя самого, он же не посадил.
Жорик. Он сделал хуже. Он лишил возможности гордиться своей фамилией меня и всех Мешалкиных. А ведь на свете есть много хороших, и даже очень хороших, Мешалкиных. Которые честно работают, не воруют, не берут взяток, не состоят в Государственной думе. И что, они все теперь должны стыдиться своей фамилии? И мне придется всю жизнь жить с этой фамилией.
Света. Ну это совсем не обязательно. Ты, когда вырастешь, можешь жениться и взять фамилию жены.
Жорик. А кто же пойдет за Мешалкина? Ты же не пойдешь?
Света. Давай сначала вырастем, а потом посмотрим.
Жорик. Давай посмотрим. А пока можно я стану рядом с тобой?
Света. Можно. (Вешает на Жорика плакат, который оставила Лариса.) Знаешь, когда мы с тобой вырастем, и ты будешь такой же хороший, как сейчас, мы с тобой поженимся, и ты возьмешь мою фамилию.
Клетка. Снаружи Юрченко, внутри Подоплеков. Появляются Лариса и Защитник. Юрченко открывает дверь в клетку.
Защитник. Ну, с богом!
Лариса входит в клетку. Подоплеков сидит, съежившись, в дальнем углу.
Лариса. Здравствуй, Леня.
Подоплеков (не выражая радости). Здравствуй, Лара.
Лариса. Вот пирожков тебе напекла с капустой. И пивка по дороге купила.
Подоплеков. Пивка? А как же тебе удалось его пронести?
Лариса. Председатель разрешил, пусть, говорит, побалуется.
Подоплеков. Да? Это чем же я заслужил такую заботу?
Лариса. Да просто так. Он, знаешь, все говорят, человек в принципе добрый, отзывчивый… Он подумал и решил тебя освободить.
Подоплеков. Он? Меня? Ты что, смеешься?
Лариса. Да не смеюсь, Лень. Он сказал Адвокату, чтобы Адвокат мне сказал, чтобы я тебе сказала, что хоть сегодня освободит, только…
Подоплеков. Только что?
Лариса. Ну, Лень, я знаю, что ты человек благородный, бескомпромиссный, принципиальный и непреклонный, но у тебя все-таки, Ленечка, семья, я, дети, ну это же такая ерунда, чистая формальность, Ленюшечка, этому же никто не придает никакого значения.
Подоплеков. Я не понимаю, о чем ты? Скажи человеческими словами.
Лариса. Лень, ну, говоря человеческими словами, они хотят, чтобы ты признал свою вину и покаялся.
Подоплеков. А, ну я уже это слышал. Я покаюсь, а они пошлют меня на урановые рудники.
Лариса. Да какие там рудники, Леня! Они тебя просто оправдают.
Подоплеков (недоверчиво). И я выйду на свободу?
Лариса. Ну конечно выйдешь, Леня. Еще как выйдешь!
Подоплеков (размышляет вслух). И я, значит, должен только признать вину и покаяться. (Решительно.) Да я хоть сейчас.
Лариса. Леня, я знаю, ты такой гордый, такой непреклонный, но…
Подоплеков (начинает смеяться. Сначала тихо, потом громче, до истерики, выдавливая сквозь смех отдельные слова). Мне? Свободу? Только за то, что покаюсь?
Лариса. Леня, я понимаю, цена слишком велика. Ты человек честный, правдивый, привык жить не по лжи.
Подоплеков. Я бы привык. Но если у нас такая система, что они врут, и им врут, и они хотят, чтобы им врали, так пусть они потонут во лжи.
Лариса. Я понимаю, Леня, каяться так трудно. Придется пережить неприятные моменты. Некоторым покаяние твое не понравится.
Подоплеков. Плевал я на тех, кому не понравится!
Лариса. Может быть, некоторые даже перестанут подавать руку.
Подоплеков. Плевал я на их руки!
Лариса. Может быть, даже кто-нибудь плюнет тебе в лицо.
Подоплеков. И пусть! Неужели свобода не стоит плевка в лицо? А? Но я все-таки не понимаю — а с чего это вдруг они так раздобрились? Ведь еще недавно пугали меня урановыми рудниками и сумасшедшим домом.
Лариса. Ты не знаешь, Лень, а оказывается, общество наше не такое равнодушное, как нам казалось. Мы со Светкой стояли в одиночных пикетах. Я в Страсбург написала, а Светка еще, вот умная девочка, вся в тебя, Ленечка, каждый день по четыре-пять блогов по Интернету распихивала. И что ты думаешь? Оказывается, есть у нас общество, есть народ. Народ, Леня, а не только какие-то маринады.
Подоплеков. Кто?
Лариса. Ну эти, которые никого не представляют, одиночные такие придурки.
Подоплеков. Маргиналы, что ли?
Лариса. Вот они, да. А Интернет гудит, ты знаешь, оппозиция собирается провести в твою пользу гулянье по Страстному бульвару с белыми ленточками. А еще, Лень, иностранцы за тебя выступают. Вот эта Ангела Меркель и президент Обама. Арест, Обама говорит, оппозиционера Подплекова, является убедительным доказательством отсутствия в России свободы слова и независимого суда.
Подоплеков. Что? Президент Обама лично про меня лично что-то сказал? И фамилию мою назвал?
Лариса. Назвал, Леня, только неправильно. Пыдыплоков говорит. Ты представляешь? Уж не умеешь правильно выговорить, так помолчи, а он лезет. А одна французская газета так вообще договорилась до того, что господин Подоплеков (это ты) как узник совести может стать теперь знаменем оппозиции.
Подплеков. Интересно. (Отодвигает от себя еду.) А ты ничего не перепутала? Я — знамя оппозиции. А что ты думаешь? А почему бы и нет? Если французская газета пишет, Меркель говорит, Обама называет…
Лариса. Да-да, такой везде шум. Зачем нам это нужно?
Подоплеков. Ага. Значит, все же сбывается.
Лариса. А что, Лень, сбывается?
Подоплеков. А я разве тебе не говорил? Лет двадцать тому назад цыганка мне нагадала. Тебя, говорит, мил-человек, ждет широкая дорога. Ты, говорит, далеко пойдешь, высоко взлетишь, люди будут завидовать тебе черной завистью.
Лариса. Такие глупости наговорила, а ты до сих пор в уме держишь. Да кто ж тебе будет завидовать, если ты в клетке сидишь?
Подоплеков. Хоть и в клетке, зато вон как прославился. На весь как бы мир. Народ за меня выходит на улицы, Меркель заступается, Обама называет фамилию…
Лариса. Да неправильно называет. Пыдыплоков, говорит.
Подоплеков. Да хоть как. Но если называет, если я стал знаменем, — так что ж ты меня пирожками своими соблазняешь?
Лариса. Так нет, Лень, соблазняют пирожками тебя эти вот. Я пирожки пекла, а они соблазняют. А если что, так ты мне скажи, а я им скажу. Я им, Лень, сразу сказала, что ты гордый и непреклонный. И я тобой горжусь.
Подоплеков. А я горжусь, что ты мной гордишься.
За стеной слышен неясный шум и отдельный выкрик: «Свободу Подоплекову!»
Подоплеков. Что это?
Лариса. Не волнуйся, Лень, это маринады бузят.
Подоплеков. А по-моему, это народ волнуется.
Бард с гитарой. Появляется Лариса.
Лариса. Здравствуйте.
Бард. Привет.
Лариса. Ну, что происходит?
Бард. Ровным счетом ничего.
Лариса. А я слышала, народ волнуется, требует освободить Подоплекова.
Бард. Ну, поволнуется, пошумит, потом его успокоят. У нас для этого есть ОМОН, дубинки, электрошокеры, водометы, автозаки. Народ волнуется, а процесс продолжается. Вон, видите, они уже идут.
Члены трибунала быстро занимают свои места.
Председатель (членам суда). Коллеги, мы должны иметь в виду, что наш процесс затянулся и стал причиной нездоровой шумихи в нашей стране и за рубежом, где подсудимый представлен чуть ли не героем, борцом за права человека и узником совести. Поэтому предлагаю ставить вопросы так, чтобы раскрыть моральный облик нашего подсудимого. (Стучит молотком. Обращаясь к залу.) Продолжается судебное следствие по делу Подоплекова Леонида Семеновича. Для допроса вызывается свидетельница Соленая.
Секретарь. Зеленая, ваша честь.
Председатель. Зеленая. Здесь она?
Зеленая. Здесь.
Председатель. Поднимитесь сюда.
Зеленая поднимается.
Назовите вашу фамилию, имя и отчество.
Зеленая. Зеленая Альбина Робертовна.
Председатель. Вы знакомы с подсудимым?
Зеленая. Да, мы работаем в одной фирме.
