Петровна. Тюлени пива не пьют.
Каштанов. А ты с ними пила, с тюленями?
Петровна. Ты с ними пил! На Кубе!
Каштанов (поет). «Куба — любовь моя! Остров зари багровой. Песня летит над планетой звеня…» Эх! Капитано! Сколько мне было, когда нас всех списали на берег? Буксир наш, как встал на ремонт в затон, так оттуда и не вышел. Ну сколько мне было тогда?! Меньше полтинника! Я думал: ну вот и мое время пришло — ни на кого не надо горбатиться. А все что ни придумаю — все мимо кассы.
Петровна (Велехову). Какую он по себе эпитафию сказал, ты слышал?! Для него жизнь прекратилась, когда он пить перестал.
Каштанов. Раньше!
Велехов. Ты, Леша, в этот исторический поворот не вписался. Не беда!..
Петровна. Правильно! Надо жить своей жизнью.
Каштанов. Не перебивай! Дай капитану закончить.
Петровна. Ты кончай пить, барбудос! Куда ты разогнался?! Наливай другим лучше!
Каштанов. Я всем налью, не беспокойся. И под руку не говори, когда человек разливает! Надо всем замереть, затаив дыхание, когда человек разливает! Потому что, когда я друзьям наливаю, это же я хочу, чтобы было поровну.
Петровна. Действительно, ожил!
Каштанов. Я всегда поровну разливал.
Петровна. Боря! Не давай ему вторую бутылку. Ты глянь, сколько он себе налил. Это поровну? Нашел виночерпия!
Велехов. Ожил, ожил!
Петровна. Я знаю, отчего он ожил! Валя его твоя возбудила… Показалась девушка в окошке, Поливает белую герань… (Каштанову.) Давай лучше рифму мне придумай к слову «герань»!
Каштанов. Отбарабань.
Петровна. Не хулигань! Вот такой он у меня муж — помешанный на эротике.
Каштанов. Занавесочку приподними немножко, и ее…
Петровна. Ну хватит! Не на барже своей плывешь!
Велехов. Да, Каштанов, будь поаккуратнее с рифмами при даме.
Петровна. Я для него не дама.
Каштанов. Все понимают в размере своей испорченности.
Показалась девушка в окошке,
Поливает белую герань.
Занавесочку приподними немножко
И герань свою (Кричит.) от-та-ра-бань!
Велехов (хохочет). Это совет девушке от дедушки Каштанова, что ли?
Каштанов. Вроде того. Понимаешь, дедушка хи-и-трый!..
Велехов. Не хитрый, а мудрый. Ребята… хорошо сидим…
Петровна. Хорошо лежим, покойнички!
Велехов. Вот, и за это теперь! Не чокаемся!
Дружно выпили.
Каштанов. Капитано, ты вроде сказать хотел.
Велехов. Ребята… Никто не знает, что нас еще ожидает. Ну сколько там мне нормальной жизни осталось? Пустяки. Ну пять, ну десять лет. Я уже с врачами чаще вижусь, чем с внуками. А все время приходится воевать: конкуренты, прокуроры — от кого только не приходится отбиваться… К чему все это я? Лучшие годы уже позади. Я думал, повезло мне: деньжат заработал — пока жив, все смогу еще попробовать. Попробовал. Ну нажрал пузо — теперь не знаю, как похудеть. С пузом ты, без пуза — все равно понесут тебя в ад ногами вперед… Правильно, Леша?
Петровна. А может, за этот вечерок, что ты с нами, убогими, посидел, ты и в рай попадешь, капитан.
Велехов. Ну тебе виднее, ты, Лида, к Богу ближе, чем мы.
Петровна. Я к Богу ближе.
Каштанов (тихо). Говори, Боря, говори…
Велехов. Да что говорить?! Последние годы мне одна мысль покоя не дает: вроде все есть — а нет от этого радости, отчего-то пусто в душе… Мир исколесил, все вроде повидал — а толку? Там на тебя смотрят, как будто ты весь свет обокрал, здесь вообще — не жизнь, а круговая оборона. Стая тебя окружила и ждет… и глаза горят. Свистни только — начнут рвать по частям… Жили бы мы лет по двести по триста — был бы смысл воевать с ними, а так иногда думаю: да пусть все забирают!..
Петровна. Так дети, внуки у вас! Все это для них.
Велехов. Для них, по совести говоря, чем быстрее мы окочуримся все, территорию им освободим, дадим им дышать свободно — тем им лучше будет.
Молчание.
Петровна. Ну ты и сказал! Вам надо вдвоем с Каштановым гастролировать — плакать по клубам. Не ожидала такое услышать от тебя, Боря!
Велехов. От нас ведь одна только дурь на земле останется — ничего путного.
Петровна. Ой, Боря — ты наш контингент. Тебе надо в экстремалы записываться.
Велехов. Этого у меня хватает. Вокруг такие экстремалы, с такими клыками!
Петровна. А ты меньше думай о себе, Боря. Ты думай о внуках — тебе не захочется умирать. Хорошо ведь на них смотреть, интересно, как они растут… Ребята, что я поняла в небе: мне не умереть страшно, думать страшно, что Каштанова одного оставлю, внученьку. А если бы жила я сама по себе — умерла бы легко и незаметно, и никто такой пропажи не заметил бы. Как хорошо жить! Вот я, когда летаю одна на вечном просторе, все мне внизу кажется таким маленьким… копошатся в земле на огородах, думают только о жратве, о деньгах, а мне им хочется крикнуть: как хорошо жить! (Плачет.) Зачем ты такое сказал, Боря? Я теперь про тебя буду думать… Ребята, не надо умирать…
Каштанов. Ты, Борис Сергеевич, пей виски ведрами, живи и за королеву- мать, и за короля-отца, но на всякий случай я тебе скажу: ты, Велехов, был хороший капитан.
Велехов. Команда у меня была хорошая.
Молчание.
Ладно… давайте прощаться. Поминки справили… (Указал Петровне на документы.) Это я пока при себе оставлю. Сколько Алексей Максимович с тебя запросил за эту поэму?
Петровна. Десять тысяч.
Велехов. Не рублей, надеюсь? Слушай, Каштанов, главное-то я чуть не забыл: у меня мотор на старой яхте постукивает. Не посмотришь?
Каштанов. А у тебя уже новая!
Петровна. Новая! И что? Теперь тебе от этого в петлю лезть?!
Велехов. Старую я сыну отдал на свадьбу. Женился уже и младший. Заплатят тебе, хорошо заплатят.
Каштанов. Так посмотрю — а за деньги нет. Я тебе и так должен.
Петровна. Ты смотри, сколько у него от двух рюмок благородства!
Велехов. Я пришлю за тобой человека. (Разливает.) Давай, Лидок, на посошок!
Петровна. Поняла. Чокаться опять не будем? По логике…
Велехов. Это по новой нельзя, а по старой логике — мы пока еще живы!
Чокаются. Выпивают.
Петровна. Ну все! Улетаю я от вас. Время мое кончается — парашютик сдавать надо. Там у нас тоже очередь на полеты. Прощай, Боря! Не знаю, когда теперь при такой жизни увидимся. Приходи ты к нам в гости. Я на доме теперь мемориальную табличку повешу: «Новая Аналитическая Логика. Учредители: Моника, Роза и Лида».
Велехов. Залетай как-нибудь.
Петровна подошла к Каштанову. Некоторое время молчит.
Петровна. Прощайте, товарищ Каштанов.
Я счастлива с вами была, Когда по течению Волги
Навстречу закату плыла. Теперь я по небу летаю
И скоро от вас улечу. Мне жизни беспутной не жалко,
Мне беды ее по плечу. Мне выпало с вами сродниться,
Мне выпало вас полюбить. И трудно мне будет, конечно,
Все это навеки забыть. Кто вспомнит теперь о Петровне?
Кто скажет ей вслед: «Погоди»?.. У нас еще будут закаты,
У нас еще все впереди…
Каштанов. Да кончай, Лидка! И без тебя тошно!
Петровна. Все! Не ной. Поплакали — и хватит… Прощайте, любимые люди. Вам жить — ну а мне умирать… Каштанов, придумай рифму к слову «умирать»…
Каштанов. В господа и в Бога душу!..
Петровна. Не смей! Не богохульствуй! Вот такие у нас высокие рифмы! Ладно, ребята, значит, тогда еще поживем. Полетела я…
Петровна повязывает голову платком, надевает шлем с очками, уходит. Через короткое время возникает звук моторчика, и видно, как Петровна медленно поднимается в небо, прощально махая рукой. Каштанов и Велехов смотрят вверх. Звук моторчика стихает.
Каштанов. Улетела…
Велехов. И сразу стало тихо…
Тишина, лишь отдаленно, в роще у дома, шумит ветер.
Велехов. Игорь тебя отвезет домой.
Каштанов. Дойду я — тут недалеко. Счастливо тебе…
Велехов. И тебе… Ты это… короче… не скучай. При такой бабе скучать мужику грех.
