ЛОРЕНЦО (с иронией смотрит на Филуччо и резко бросает ему). Старушка?
ФИЛУЧЧО (стиснув зубы и с горькой насмешкой подтверждает). Старушка.
Занавес опускается.
Снова дом Савасанто. Те же декорации, что и в предыдущих действиях. Слева, вблизи авансцены, лежит груда белья и одежды, подготовленных к стирке, в том числе пеленки для новорожденного, сваленные в кучу на большой простыне, разостланной на полу. Стол в центре комнаты наполовину прикрыт скатертью, на нем посуда, приборы, какая-то еда, остатки завтрака, торопливо проглоченного Лоренцо. Справа стоит детская коляска. Во всей обстановке виден беспорядок, и ощущается нечто тревожное.
Лоренцо стоит у окна, курит трубку и пускает клубы дыма в сторону Везувия.
КЬЯРИНА (появляется слева, неся стопку выглаженного белья и тяжелый чемодан, обращается к Паскуалино, который, проявляя излишнее усердие, забегает вперед). Паскуалино, да уйди ты, бога ради, с дороги. Только мешаешь. Кончится тем, что оба упадем. Едва с лестницы не скатились вот только что… А ну, с дороги! (Паскуалино пропускает ее вперед. Кьярина говорит, обращаясь к кому-то, кто находится слева за сценой, поторапливая его.). Да поспеши ты, не то стемнеет, и остальные вещи придется расставлять при свечах.
ФИЛУЧЧО (из-за сцены). Иду, иду, Кьяри. Помогу Пуммароле и приду.
КЬЯРИНА. Тогда я пошла. Лоренцо, брат мой, я потом вернусь и наведу тут порядок.
ЛОРЕНЦО. Не беспокойся, поступай, как тебе удобно.
ПАСКУАЛИНО. Вы идите, а я здесь разберусь.
ФИЛУЧЧО (появляясь слева со стулом и вешалкой на колесиках в стиле XIX века). Этот Пуммаролла просто ничего делать не желает.
КЬЯРИНА. Пойдем, иначе и в самом деле будет поздно… Там внизу кормилица с ребенком.
ФИЛУЧЧО. Она же там тоже ничего не делает.
КЬЯРИНА. Знаю. Я отправила ее вниз подышать воздухом… Но уже прохладно… Велю сказать, чтоб вернулась.
ФИЛУЧЧО. Ну, пошли (к Паскуалино). А ты перейди в другую комнату, не то мешаешь тут профессору.
ПАСКУАЛИНО. Тогда буду оттуда выносить вещи.
ФИЛУЧЧО. Молодец, неси вещи оттуда. (Кьярине). Пойдем. Профессор, мы еще увидимся (Выходит с Кьяриной направо, а Паскуалино идет налево).
ПУММАРОЛА (выходит слева, неся на плечах прикроватную тумбочку XVIII века и правой рукой прижимает к груди масляную лампу той же эпохи). Но скажите мне, где справедливость?.. Я что, железный? Он говорит: ты же человек рабочий … Но тут затеяли самый настоящий переезд, и для того, чтобы перевезти вещи, нужны специальные грузчики. А я, несчастный, просто умираю от усталости. (Ставит тумбочку на пол и вытирает пот).
ЛОРЕНЦО. Что, еще не закончили?
ПУММАРОЛА. Ах, дорогой профессор, там еще одна такая же тумбочка, а я уже просто умираю.
ЛОРЕНЦО. Так присядь на минутку, передохни, выпей стакан вина.
ПУММАРОЛА (с благодарностью). Как вы добры, профессор… (садится).
ЛОРЕНЦО (наливая ему вина). Пей. Передохни, легче станет…
ПУММАРОЛА. Благодарю. (Пьет небольшими глотками). Даже пить уже сил нет. (Намекая на кого-то, кто вынуждает его к такому нелегкому труду). Нет у него христианского милосердия.
ЛОРЕНЦО. У кого?
ПУММАРОЛА. Не знаете, у кого? У моего хозяина. Потому что он и есть хозяин. То есть стал хозяином. А его отец, добрая душа, был очень благородным человеком.
ЛОРЕНЦО. Ты имеешь в виду Филуччо?
ПУММАРОЛА. Не вынуждайте меня говорить. Ради бога, не вынуждайте!
ЛОРЕНЦО. Он что, плохо обращается с тобой?
ПУММАРОЛА. Плохо, профессор. Раз я вам говорю плохо, значит плохо. Донна Вирджиния — святая.
ЛОРЕНЦО. Мать?
ПУММАРОЛА (поправляя). Мачеха. Это женщина, скажу я вам, такая чуткая, такая добрая, что нет ей равных: ее ни видно и не слышно.
ЛОРЕНЦО. И в самом деле, я давно не встречал ее… Куда она дпоевалась?
ПУММАРОЛА (двусмысленно, как бы для того, чтобы подчеркнуть, что ему не позволено говорить правду). Ей нездоровилось… Пришлось сменить обстановку… (Неожиданно принимает очень хитрый вид). Профессор, донна Вирджиния молода и красива, И дон Филуччо держит ее подальше, потому что чем подальше она, тем спокойнее он себя чувствует. Когда донна Вирджиния принесла сюда наверх свечи, профессор, дон Филуччо наверное, хотел бы в тот момент отдать богу душу. Деньги, профессор, все замки открывают.
ЛОРЕНЦО. Какие деньги ты имеешь в виду?
ПУММАРОЛА. Не заставляйте меня говорить, профессор. Я же просил вас об этом: не заставляйте меня говорить. (С намеком). А что такое правда, знаете, что это такое? Правда — это как солнце в погожий день. Закроете ставни, а солнечные лучи все равно во все щели проникают… И красивая женщина тоже, как свет солнца, всегда сумеет проникнуть, куда захочет. (Допивает свое вино. Потом встает, поднимает тумбочку и взваливает на плечи). Я пошел. (Приостановился, чтобы подвести итоги тому, что задумал и что осуществил Филуччо). Видели, как все ловко проделал Филуччо? Женился не на простой девушке, а на синьоре, и наследник появился. Теперь обставляет четырехкомнатную квартиру. Магазин ранних фруктов и овощей с двумя выходами на две главные улицы… и Пуммарола таскает мебель… Но по ночам Пуммарола спит. Пуммарола не разговаривает с теми, кто на том свете?
ЛОРЕНЦО. А кто же разговаривает с теми, кто на том свете?
ПУММАРОЛА (конфиденциально). Я ведь вам уже сказал правда: она, как солнечный свет… Подождите немного и увидите, как он пробьется в щель… (Подходит к стене слева и снимает картину Палицци).
ЛОРЕНЦО. Зачем ты снял ее?
ПУММАРОЛА. Синьора Кьярина сказала, что картину надо отнести вниз.
ЛОРЕНЦО. Повесь на место. Синьорина Кьярина, если хочет иметь Палицци, должна попросить его у меня.
ПУММАРОЛА (вешая картину на место). Дорогая картина, да? Это дон Филуччо сказал: «Здесь хорошо бы повестить ту небольшую картину с осликом…», и синьорина Кьярина велела мне: «Сними эту самую картину со стены и принеси сюда». (Намекая на Филуччо). Он злой человек, профессор. (Указывая на широкий шрам, у себя на лбу). Видите? Это Филуччо оставил… Ему было пять лет, когда он бросил мне ключ в лицо. И к тому же он не любит животных… боится кошек… Когда встретит маленького котенка, сам не свой делается от гнева. Будьте осторожны, профессор, держите уши востро с доном Филуччо. Он мошенник, себе на уме и циник. (И уходит со своей тумбочкой направо).
ПАСКУАЛИНО (вырезает фигурки из старого календаря). Вырежем еще вот эту, такую красивую фигурку. Видите, сколько терпения должно быть у человека.
ЛОРЕНЦО. Тебе много приходится работать?
ПАСКУАЛИНО. Что и говорить… Тружусь… Нелегко приходится. Но ведь Филуччо нужно было перевезти вещи из такого красивого дома, а я, когда перевозят вещи, всегда помогаю. Если б я отправился с мамой к мессе, кто помог бы Филуччо? (И снова принимается вырезать фигурки).
ЛОРЕНЦО. А мама пошла к мессе?
ПАСКУАЛИНО. Она понесла свечи святой Джервазии за то, что та избавила от болезни.
ЛОРЕНЦО. А кто болел?
ПАСКУАЛИНО. Мама. Она так красиво болела, и даже не знала об этом.
Картон старого календаря с трудом поддается ножницам, из-за чего Паскуалино, прилагая усилие, одновременно прикусывает язык, будучи уверен, что таким образом облегчает себе работу.
ЛОРЕНЦО. А чем же она болела?
ПАСКУАЛИНО. Не знаю. Только наверное из-за папы, и он это отлично видел…
ЛОРЕНЦО. Но разве папа не умер?
ПАСКУАЛИНО. Конечно, умер. Давно уже…
ЛОРЕНЦО. А как же он мог знать, что его жена больна, если лежит в могиле на кладбище?
ПАСКУАЛИНО. Но Филуччо его держит в себе.
ЛОРЕНЦО. Кого держит внутри себя?
ПАСКУАЛИНО. Папу. Папа покоится на кладбище, но он в то же время и внутри Филуччо. (Продолжает вырезать фигурку). Когда папа хочет поговорить с мамой, Филуччо засыпает, а папа в тот момент просыпается… И когда просыпается, говорит из живота Филуччо. А когда закончит говорить, тут папа засыпает, а Филуччо просыпается. И проснувшись, ничего не помнит и даже не знает, что папа сказал маме.
