Я поморщилась: когти у Прохора знатные, а рубашка на мне тонкая. Как пить дать, следы на коже останутся. И не отучишь этого паразита пернатого, его сам батюшка на плечо садиться приучал. Так батюшке-то что! Он бессмертный. И вообще сушеный.
И камзол у него с кожаными нашивками на плечах и локтях.
Правда, осознав, что именно поведал ворон, я встрепенулась, тут же и думать забыв об этом. Подумаешь, пара царапин на плече! Зато…
– Интересно, кому из нас… – задумчиво пробормотал Егор, а я нахмурилась.
А ведь и впрямь – может, и не для меня, гостьи нечаянной, клубочек тот предназначен? К чему бы Яге ради меня прясть? Правда, я слыхала, иной раз дар лесных колдуний выхода требует, так что и без всякой выгоды и просьб Яга может путнику мимохожему клубочек путеводный свить. На то и надеюсь.
Тем более что сын ее, по ее же мнению, и без того уж на своем месте. Сидит себе сычом в заповедном лесу, пути-дороги стережет. От мира к миру, от Яви к Нави, от земли к земле, от человека к человеку…
– А далеко старруха не ушла! – добавил вдруг ворон, и я даже не сразу сообразила, о ком это он. Назвать Ягу-красавицу – старухой? Хотя… а чтоб я так знала, сколько ей лет! Мы, колдуньи, красу свою долго храним, когда желаем. – На крррраю леса со своей избушкой затаилась… ждет, чем дело оберррнется!
Вот оно как! Стало быть, Яге и самой любопытно, что там выйдет с тем клубочком. Или с “невестой” для сыночка.
Егор вдруг как-то оживился даже при этом известии и в ступу заторопился. А вроде и не рад был матушкиному явлению, прятался… поди разбери его!
…Обратный полет много времени не занял. А вот над поляной, где теперь снова топталась только одна избушка, Егор вдруг сделал замысловатый жест рукой с зажатым в ней помелом – и ступа зависла в воздухе. А парень перевесился через ее край, рассматривая что-то внизу.
Клубочек – большой, ярко-красный – мирно лежащий перед избушкой, я и сама уже заметила. А вот домик вел себя странно: беспокойно переступал лапами на месте, время от времени отпрыгивая назад, крутился вокруг себя, возвращался к клубку…
За вычетом клубочка все на поляне было по-прежнему: трава чуть примята, деревья кругом шелестят, где-то кукушка годы считает, совсем рядом дятел выстукивает…
– А ну, смирно стой! – прикрикнул Егор, и избушка тотчас послушно замерла.
И в тот же миг с ближайшего дерева спорхнул дятел. Зацепился за заднюю, глухую стену избушки, повисел так секунду, будто привыкая… и изо всех сил тюкнул.
…Вот чем именно может кудахтать избушка, ей-небо, не знаю. Однако же факт: домик, подскочив на месте, душераздирающе вскудахнул – по-моему, и не по-петушиному, а очень даже по-куриному. Подскочил он при этом, как будто даже поджав зад… а, нет, просто перекосившись и вскинув крыльцо, а следом, поочередно, – и ноги. А потом – резко дернувшись, сорвался с места в галоп.
Дятел, к слову, сделав свое злодейское дело, тут же вспорхнул и моментально скрылся среди деревьев.
А избушка… мчалась, будто обезумев, как понесший конь. С хрустом и треском ломая кусты и чудом не врезаясь в деревья. Вроде бы и росли они не так уж редко – а вот поди ж ты. Или тут без помощи лешего не обошлось? Не иначе!
Перед избушкой, почти под ее желтыми лапами, то ли спасаясь из-под них, то ли показывая направление, катился клубок красных ниток.
Замыкала галопирующую процессию моя Игрунка, отчаянно пытающаяся не отстать.
– Стой, з-зараза, мать твою куриную! – мы с Егором в ступе неслись над кронами деревьев следом. На вопли избушка не реагировала абсолютно.
– Ну что ты! – скромно возражала я, – это наверняка твою мать, колдунскую!
Возражала, впрочем, тихонечко, себе под нос. Все-таки не стоит злить нашего брата – колдуна в его собственном транспорте. И невежливо, и вдруг выкинет?
…А ведь клубочек-то и впрямь дорогу показывает. И не просто показывает, а путь спрямляет. Я-то на полянку с домиком целый день лесом добиралась. А до того – и через деревню проезжала, и лесами-полями ехала…
А теперь вот – и оглянуться не успела, а избушка скачет уже с пригорка прямиком к обрыву над рекой Смородиной. Вон, по ту сторону и башни замка батюшкиного видать.
…И добро бы хоть к мосту неслась! Может, клубочек-то и хочет завернуть по берегу, да только сумеет ли разогнавшаяся избушка остановиться?
20
Неширока река Смородина, да и неглубока. А только не из тех она речушек, в какие можно упасть да выплыть. Недаром она миры разделяет. Кто в Смородину упал – тому вовек к живым не вернуться. Потому как не вода в ней течет, а пламя черное.
Яростно загребая помелом, Егор прибавил ходу и снизился прямо над несущейся вскачь избушкой. А потом…
– Держи! – крикнул он, буквально впихивая мне в руки свою метлу, схватился за край ступы, одним прыжком вскочил на ее край, а оттуда, чуть присев, лихо соскочил прямо на конек крыши своего галопирующего жилища.
И вот чтоб мне лопнуть, если я понимаю, на какой такой узел он свою повязку из куска простыни завязывал, если она до сих пор не развязалась!
Охнув, я, вцепившись в метлу, перевесилась через край ступы, чтобы убедиться, что колдун все еще жив.
Ступу тотчас повело – и несколько минут мне было не до наблюдений за кем бы то ни было. Тут бы самой не рухнуть! Как он вообще с этой штукой управляется?! Пытаясь поймать равновесие, я размахивала помелом, ступа от этого раскачивалась еще сильнее, угрожая вот-вот перевернуться в воздухе и вытряхнуть меня наземь. Под ногами отчаянно вопил вцепившийся когтями в пол кот. Над головой заполошно мельтешил крыльями ворон.
– Ррровнее деррржи, дуррреха! Загррребай, загррребай! Ррррули!
Странно, но совет Прохора в самом деле помог. В какой-то момент я осознала, что помелом можно и в самом деле грести – будто веслом. Кое-как удалось выровнять полет – и наконец взглянуть вниз.
Егор балансировал на коньке подпрыгивающей крыши, расставив руки в стороны. Вот… фокусник! Неужто удержится?
А, нет… не удержался. Добравшись почти до хохолка над крыльцом, парень вдруг покачнулся, пытаясь удержать равновесие, ноги его разъехались по противоположным скатам крыши…
В последнюю секунду я все же зажмурилась, не желая видеть, как род лесных колдуний навеки потеряет надежду на продолжение. Но потом все-таки приоткрыла один глаз – уж больно любопытно стало, отчего Егор не вопит.
Крепко вцепившись обеими руками со вздувшимися от напряжения мышцами в хохолок избушки, парень очень осторожно сел на крышу верхом, как на коня. Я даже дыхание перевела. Никак есть еще у Яги надежда!
А потом он резко дернул тот хохолок на себя.
– Тпрррру, ссскотина!
На полном скаку разогнавшаяся избушка вздрогнула, дернула уже занесенной над обрывом лапой, замерла на миг… и отступила.
– Уррррррааа!! – кажется, это мы с Прохором хором завопили.
Ворон тут же спорхнул мне на плечо и принялся возбужденно топтаться по нему.
– Наш паррень! – гаркнул он мне прямо в ухо. – Видала – избу на скаку остановит! Надо брррать!
21
– А хорошо сидит! – я еще разок облетела на ступе вокруг Егора, злобно зыркающего на меня с крыши. Парень обхватил ногами избушкин хохолок и смотрелся сейчас этаким украшением здания… на деревянном срубе странновато, а вот на каменных домах я и не таких горгулий видала. На том же здании некромантского факультета, к примеру.
Хотя горгульи-то обычно страшные. А всякие не больно-то одетые красавчики, они обычно атлантами работают, потолки подпирают. Вот в главном корпусе академии такие были. Только бородатые, как Ганька.
Нет, в самом деле отлично смотрится! Мне нравится. Не без внутреннего сожаления я направила ступу поближе к коньку – надо все-таки снимать хозяина с крыши.
Тем временем где-то подо мной со скрипом распахнулась дверь избушки, грохнула оземь лесенка, и вниз по ней скатились-ссыпались поочередно изрядно потрепанные Ганька с Варварой. Первый отчего-то – красный, чисто бурак, а вторая – донельзя довольная. Интересненько!
