– Добрый день. Как самочувствие? – спросил Генрих Осипович, поглаживая свою седенькую бородку.
В ответ Ираклий что-то невнятно прошлёпал губами.
– Ясно, ясно, – покачал головой Запрудный, – лежите спокойно.
Затем доктор заботливо нащупал пульс на руке больного, достал карманные часы. Со словами «Приступим, помолясь!», открыл крышку брегета. Тишину палаты наполнила возвышенная, хоральная мелодия гимна Российской Империи «Боже, Царя храни!».
От такой процедуры у Ираклия под повязкой шевельнулись волосы.
– Ну, ничего, ничего, – сказал Запрудный, оторвав сосредоточенный взгляд от пробежавшей круг секундной стрелки.
Вернув больничную тишину захлопнутой крышкой, он убрал часы. Покопавшись в папке, Генрих Осипович достал рентгеновский снимок головы Ираклия и передал ординатуре.
– Этот «подарок» поступил к нам сегодня утром. Если внимательно приглядеться, то здесь, – он ткнул карандашом в снимок, – можно увидеть симпатичную гематому.
Ординатура вся как один прильнула к рентгенограмме и многозначительно закивала головами.
– Я нисколько не сомневался, что это вам будет интересно и познавательно, – сказал Запрудный. И ободряюще, слегка похлопав Ираклия по плечу, добавил: – Весьма, весьма отменный «подарок».
Затем Генрих Осипович осведомился у литератора о состоянии «стула» и был крайне удивлён, узнав об его отсутствии. Отдав распоряжение медсестре насчёт слабительного и клизмы, он посоветовал Ираклию больше спать, принимая снотворное. Ираклий, в свою очередь, выразил тревогу: нельзя же делать эти два дела сразу. На этот счёт Запрудный успокоил его, объяснив, что процедуры начнут делать только завтра с утра. И под неусыпным контролем сестры Полины будет протекать чередование «стула» и сна, так что риск оконфузиться минимален. Ну а сегодня, дескать, за неимением естественного оправления кишечника, хотя бы сон.
На вопрос же Ираклия, как он сюда попал, доктор уклончиво ответил, что его доставили на машине «Скорой помощи», также врач рассказал, что, по свидетельству представителей «органов», доставивших Ираклия в больницу в бессознательном состоянии, он попал в какую-то малоприятную переделку, где и получил вышеупомянутую травму. На этом Запрудный откланялся и удалился вместе со своей «свитой».
Медсестра заправила под матрац простыню, расправила сбившееся одеяло и сделала Ираклию успокоительный укол.
Сумелидий почувствовал, как его тело сделалось ватным. Стены стали смыкаться, оставляя ему жалкое пространство. И лишь только он закрыл глаза, проваливаясь в сон, как его разбудил шум хлопнувшей двери. В палату ввезли каталку. На ней лежал человек с забинтованной, как у Ираклия, головой.
Санитары ловко переложили его на соседнюю койку.
– Вот мы вам и соседа подселили, чтобы не скучно было, – сказала медсестра и с чувством выполненного долга удалилась.
Литератор всмотрелся в бледное лицо больного, и ему показалось, что он его уже где-то видел.
– Товарищ, – позвал его Ираклий.
Больной вздрогнул и, не открывая глаз, вытянул для рукопожатия руку:
– Никифор, – представился он.
В голове у литератора что-то затрещало, застрекотало, освежая смутные воспоминания в провалах памяти.
– Как же, как же, Никифор, – повторил Ираклий, припоминая в новом соседе того самого гражданина из автобуса, в панаме непонятного цвета.
Сосед приоткрыл один глаз, и вдруг его затрясло, как в лихорадке.
– Что с вами? – испуганно спросил Сумелидий, – Может, вам чем-то помочь?
От этого предложения гражданина затрясло ещё больше.
– Чего вы боитесь? – попробовал допытаться у него и сам уже начавший волноваться, Ираклий.
– Прошу вас, только ради Бога, не сочтите меня за идиота. Говорю вам как на духу: понимаете ли, и тот автобус, в котором мы ехали, и эта палата – всё это уже со мной было. Причём настолько явно, что на этот счёт у меня нет ни малейших сомнений.
– Что вы говорите? – Литератор от волнения присел на кровати.
– Да, да, определённо всё это я уже видел раньше, и, что не менее поразительно, вас тоже.
– Как это? – Ираклий от удивления буквально подскочил над кроватью.
– Мне даже тогда в автобусе захотелось вас расцеловать как своего очень старого знакомого, ведь не виделись столько лет. Вы не представляете, – пуская слезу, сказал Никифор, – как это радостно – увидеть родное лицо в толпе.
– Позвольте, позвольте… – Литератор возмутился от такой фамильярности.
– Да, да, извините. Вот что теперь я думаю: не съешь я свой проездной билет, может, всё и обошлось бы, – продолжал расшаркиваться Никифор.
– Не понял? – Ираклий на сей раз открыл рот.
– Прокомпостировали бы его, да и отпустили меня с Богом. Но нет, так отходили, чтобы не лез со своим счастьем, что всех святых угодников вспомнил. А ведь мог я тогда всё изменить… – Он обхватил голову руками и закачался, как осина на ветру. – Дурак, какой же я дурак! Вы понимаете меня? – Он посмотрел на Ираклия глазами побитой собаки. – Не съешь я билет, глядишь, и было бы всё совершенно по-другому, иначе. Вот вижу, и вам изрядно досталось…
– Так это всё из-за тебя, сволочь, – брызгая слюной, зло зашипел Ираклий. – Ты знал, чем всё это может кончиться и, несмотря на это, всё равно – сожрал!
– Я попросил бы без оскорблений. Да, сожрал, но я думал, может, обойдётся. Раз на раз – не приходится. Ну, очень уж был велик соблазн стать счастливым.
– Человек, только человек – кузнец своего счастья! – слетела с языка у литератора заученная фраза из пионерского детства, и добавил: – А не какая-то проклятая бумажка.
И вдруг Ираклий отчётливо вспомнил произошедшие с ним утренние события: автобусную остановку, физкультурников из общества «Динамо», свой портфель с анонимным содержимым. От этого литератора пробил холодный пот. В глазах потемнело. «Какой кошмар», – пронеслось в его голове. Зубы выдали барабанную дробь. – У-у-у, – простонал он.
Словно прочитав его мысли, сосед как-то странно ухмыльнулся:
– Судя по вам, не скажешь, что вы – счастливец. Ведь может так статься, что вовсе не я виноват во всём случившемся, а вы – этакий кузнец Вакула. И не делайте удивлённые глаза, и давайте без обид. Нельзя же исключать и того, что вы где-то что-то, скажем мягко, не так наковали. Вследствие чего, – он обвёл рукой палату, – всё это и приключилось. И я здесь очутился с вашей лёгкой руки.
Ираклий хотел возразить, но не смог. Мысли стали путаться, на ум не приходило ни одного веского аргумента, чтобы на сей счёт поспорить с соседом. «Неужели этот плут прав?» – подумал он и тряхнул ушибленной головой, отгоняя чёрные мысли, и непроизвольно втянул её в плечи, готовясь принять ещё один удар судьбы.
– Однако же, – продолжал рассуждать Никифор, – если глубоко посмотреть, в самый корень, так сказать, здесь интересная штука получается. То, что мы с вами встречаемся не в первый раз, это не дело случая, это – судьба, понимаете ли. Вот она где собака-то зарыта.
– Откройтесь, вы знаете, что будет дальше? – встрепенулся Ираклий.
– Знать, может, я и не знаю, зато догадаться несложно. Мы теперь с вами неразлучны, как сиамские близнецы. Вопрос лишь в том, то ли я – ваше наказание, то ли вы – моё. Хотя впрочем, это не меняет дела и не имеет никакого значения.
Ираклий представил свой дальнейший жизненный путь в этом неразлучным союзе, как его охватил необъяснимый ужас.
– Боже мой, – сорвалось с его дрожащих губ, – неужели это действительно судьба?
В эту ночь Ираклию приснился сон, в котором он стоял на развилке трёх дорог перед огромным камнем. На камне восседал большой чёрный Ворон.
– Что задумался? – спросил его Ворон.
– Да я вот не знаю, куда идти, – задумчиво ответил Ираклий.
– Куда идти, куда идти, а мозги на что, или все вышибли, чего голова-то перевязана? – спросил Ворон.
– Сотрясение, – ответил Сумелидий.
– Хорошо, наверное, сотряслись, ежели бинтов не пожалели, в этакий кокон её закатали, любо-дорого смотреть. Но ты особо-то не расстраивайся, чего в жизни не бывает, главное, что живой, – подбодрил его Ворон.
– Да, повезло, – тяжело вздохнул литератор.
– Ты вот что, лучше подойди поближе к камню и прочитай, что на нём написано.
Ираклий приблизился к глыбе и стал читать: «Направо пойдёшь – богатым будешь, налево пойдёшь – долго жить будешь, прямо пойдёшь – счастливым будешь».
– Богатства мне не надо, – стал размышлять вслух Сумелидий, – у нас в стране нет ни бедных, ни богатых. Не будешь же врать на каждом шагу, что получил Государственную премию, причём не одну, а сразу с десяток и всё в одном мешке. Нет! От наших бдительных граждан этого не утаишь. Из-за него я наживу себе не только неприятности, но и врагов. Обойдусь! – твёрдо решил он. – Что же касается долголетия, то, опять же, у нас в стране о здоровье человека пекутся доктора. Поликлиники, больницы – всё бесплатно, если захворал, там подлечат, поставят на ноги. Живи и радуйся! Так что это тоже не подходит. А вот насчёт счастья – здесь, конечно, вопрос сугубо личный. – Ираклий задумался.
