– Теперь, я всему верю! – сказал утвердительно, с какой-то ранее им непознанной душевной силой Погодин.
Граф улыбнулся:
– Даже безнадёжность начинает оступаться, хромать под верой, и, в конце концов, отступает, если вера сильна, и только благодаря вере появляются и крепнут крылья. Тогда – в путь!
– В путь! – уверенно повторил Погодин.
На кухню, благоухающая лавандой, без красной косынки «комсомольская юность моя», с модной причёской и в новом платье, вошла Вихляева. Её неотразимый вид доказывал, что глубокий бальзаковский возраст – это не приговор, а только начало жизни и готовность к разного рода приятным неожиданностям и поворотам судьбы.
– Ух ты!!! – пронеслось восторженное восклицание среди присутствующих.
Она медленно оглядела притихшую компанию, задерживая взгляд на каждом. В её глазах светился вызов всему пешему и летающему мужскому населению Земли – «Да, вот такая я, вся непредсказуемая, такая разная, любите же меня такую, любите!», – но почему-то сказала совершенно другое:
– Спасибо за холодильник, – и, присаживаясь за стол, добавила: – Что заскучали? Может, в картишки развеемся?
– В «дурочка», – предложил Ворон.
– В «подкидного», – добавила Вихляева.
– Идёт, – поддержал Кузьмич. – А ты что молчишь, брат? – обратился он к Ангелу, отрешённо уставившемуся отсутствующим взглядом в какое-то только ему одному ведомое пространство.
Ангел встал, налил себе рюмку водки и торжественно произнёс:
– За вечную молодость дам нашего сердца, за Дульсиней!
– Где это он так наловчился? – шепнул Ворон Кузьмичу.
– Моя школа! – гордо ответил слесарь.
Все поспешили разлить себе по рюмкам водки и, поддержав тост вставанием, молча выпили. Неожиданно в квартире погас свет.
– Пробки в электрощитке, наверное, перегорели, – предположила хозяйка.
– Или кто-то лишает нас игры в карты, – насторожился Ворон.
– Что же, тогда сыграем в жмурки, – повеселел Кузьмич. – А разливать будем по булькам.
– А вы шалун, Андрей Кузьмич, – сказала Вихляева.
– А вдруг это неприятель козни строит? – проявил бдительность Ангел.
– У нас каждая пятилетка – козни. Ремонт фасада в доме уже десять лет делают. Теперь свет будут столько же делать, – посетовала хозяйка.
– Зато у нас в стране больше, чем у всех в мире чугуна, – выступил Кузьмич.
– Да, заслуги принижать нельзя, – согласился Ворон. – Что есть, то есть.
Вихляева зажгла свечу, поставила её на блюдце в середину стола, раздала карты. Козырными вышли бубны. С первого же захода Кузьмич собрал у себя половину колоды. Потом из игры вышли Ворон и Ангел, и вся интрига игры свелась к дуэли двух игроков – Вихляевой и Кузьмича.
– Туз крестей, – сказала хозяйка, выкидывая карту на стол.
– А мы её козырем, – ответил игриво Кузьмич.
– А вот тебе ещё туз, – нападала Александра Никитична.
– А мы его опять козырем, – не сдавался игрок.
Вихляева вздохнула и бросила на слесаря пытливый взгляд.
– Теперь ты точно у нас дурачком будешь!
– Не дождётесь! – засопел от негодования Кузьмич.
– Как сказать… – возразила она, и выложила на стол ещё один туз.
Слесарь невозмутимо собрал в колоду развёрнутые в руке веером карты, вытянул наугад первую попавшуюся и бросил её на стол.
– Мы и эту козырем, – сказал он.
– Ты что нам здесь горбатого лепишь. Где ты видишь, что она козырная? – ткнув пальцем в карту, возмутилась Вихляева.
– Козырней не бывает, – отпарировал Кузьмич.
И в тот момент, когда Александра Никитична склонилась над столом, чтобы лучше разглядеть масть, он задул свечу.
– Шулер! – донеслось из темноты. И вслед за обвинением раздалась звонкая затрещина. Потом чиркнула спичка и стол снова осветила свеча.
Ангел привстал со стула, в недоумении хлопая глазами и потирая себе затылок. Рядом с ним стояла Вихляева, поглаживая руку и косясь то на Ангела, то на пригнувшегося к столу Кузьмича.
– Вот так конфуз, – определил ситуацию Ворон.
В дверь постучали. Все с удивлением уставились в тёмный проём коридора.
– Кого там ещё черти несут? – первой встрепенулась хозяйка.
В дверь уже нагло ломились. Не дожидаясь, пока её вынесут, Вихляева схватила свечку и потрусила в прихожую.
– Кто? – спросила она.
– Электрики, – прогудели с лестницы голоса.
– Хорошо, что не пожарные, – успокоилась Александра Никитична.
– Открывайте, открывайте, – поторопили за дверью.
– Удивительная, просто невообразимо скорая и трогательная забота коммунальных служб. Случайно, вы не с дуба упали или рак на горе свистнул? – допытывалась Вихляева. Но её вопросы остались на лестничной площадке без внимания.
Никитична открыла дверь. И, как по мановению волшебной палочки, тут же в квартире зажёгся свет.
На пороге стояли отнюдь не электрики, а два престранных чудака в спортивном трико с эмблемой спортивного общества «Динамо». Один был худой и длинный, другой – тучный и небольшого росточка.
– Вам что? – изумилась Вихляева.
Продолжая игнорировать вопросы хозяйки, пара атлетов вошла в квартиру и двинулась на кухню.
– Куда? – крикнула им вслед Никитична.
– Молчать! – рявкнул толстяк, видимо, старший. – Всем предъявить документы.
– Ты у себя дома ори, недомерок, и пошёл вон! – вскипела Вихляева.
– Что-о-о? Сопротивление органам чинить! – Старший вынул удостоверение службы государственной безопасности.
– С вещами на выход! – строго скомандовал длинный, видимо, младший.
Кузьмич схватил со стола недопитый графин с водкой и со словами: «Не ради пьянства, а дабы не пропадать добру», – отправил всё содержимое себе в рот, запив поспешное возлияние томатным соком.
Реакция ослабленного организма не заставила себя долго ждать. Слесаря качнуло. Пытаясь найти опору, он вытянул перед собой руки, но не нашёл и, произнеся синеющими губами: – Не пей вина, Гертруда, – сражённый алкоголем, свалился на пол.
– Брат, брат, – шептал, склоняясь над ним, Ангел, – не покидай нас.
– Может, ему промывание или клизму сделать в качестве оказания первой помощи, – предложил длинный и выжидающе посмотрел на толстяка.
Кузьмич приоткрыл один глаз.
– Насилия не потерплю, – процедил он сквозь зубы. – Сначала оплатите, а потом выкачивайте.
– Ура! Кузьмич живее всех живых! – Казимир взвился к потолку и присел на форточку.
– Отставить! – скомандовал старший. – Тишина! – погрозив кулаком слесарю, он обратился к длинному: – Этого подозреваемого, – он ткнул в слесаря пальцем, – под конвоем забрать в отдел. А что касается этого экземпляра, – он бросил взгляд на Ворона, – поскольку налицо необыкновенная языковая способность, птицу следует отловить и передать в институт по изучению пернатых.
Младший, выслушав поручение старшего, ринулся выполнять поставленную задачу. Взяв с кресла плед, он кинул его на Ворона, но промахнулся. Казимир взмахнул крыльями и оказался на раме с репродукцией картины Пабло Пикассо.
– Ну что же ты! Теперь попробуй, достань его оттуда, – негодовал старший.
– Сейчас я его на приманку возьму, – проявил смекалку длинный.
– Если это поможет, то – действуй! – одобрил толстяк.
Младший отыскал на столе краюху хлеба и покрошил её на тарелку. Затем влез на стул и, протягивая её Ворону, стал звать:
– Цыпа, цыпа, цыпа.
Не видя никакого результата от действий подчинённого, толстяк занервничал.
– Может ты ему мало хлеба покрошил?
– Минуту терпения и птица будет нашей, – уверил его длинный.
– Вот придурки! – прокомментировал происходящие Казимир.
Настырный птицелов встал на цыпочки и тут он встретился взглядом с глазами «Плачущей женщины». Увиденное им навсегда осталось в его памяти. Портрет сначала подмигнул ему, а затем показал язык. На это зрелище младший выкатил свои глаза так, что они чуть не лишились хозяина. Мурашки в стремительном галопе пронеслись от головы до пят. Выронив тарелку, длинный прогнулся назад. Стул под ним подломился. Жалкая попытка удержать равновесие не имела успеха, и он растянулся на полу рядом с Кузьмичом.
Видя неловкость подчинённого, старший нахмурился.
Неожиданно на пороге кухни появился гражданин в домашнем халате и тапочках.
– Извините, что зашёл без звонка, дверь в квартиру была открыта, – оправдался он. – Я сосед с нижнего этажа. Нельзя ли топать потише? У меня штукатурка сыпется. Я только что ремонт сделал, одной побелки рублей на тридцать.
– Указывать вздумал, что нам делать, свинья! – взревел коротышка Поляковский.
Сосед, стушевавшись на крик, надел очки, чтобы лучше рассмотреть происходящее, но тут перед его носом возникла красная «корочка» с гербом.
– Всё понял, – расплылся он в доброжелательной улыбке. – Топайте себе, пожалуйста, задание есть задание, – и так же быстро исчез, как и появился.