– Каким представлением? – интересуется он, все еще задыхаясь от злости.
– Ну как же. К рыжей пациентке придет муж. А я расскажу пикантную историю из ее жизни вне стен родного дома. Особенно интересна будет глава о личном участии завхоза в проводимом лечении. Уверен, он это оценит по достоинству.
Мужик сглатывает, вены на его шее вздуваются. Я понимаю, что меня сейчас придушат.
Острые уши нервно шевелятся, а ноги сами собой встают в боевую стойку. Но… завхоз недаром занимает свой пост вот уже тридцать лет, потому в себя приходит довольно быстро и драться не лезет. Это пра-авильно. Даже и не знаю, как бы я завтра объяснял, за что сломал ему руки.
– Тебе никто не поверит.
– Ой ли? Все знают, что темные эльфы не врут по пустякам. Просто иногда недоговаривают, – улыбаюсь как можно шире. И плевать, что нет передних зубов.
Все! Я свободен! Эх, еще бы денег раздобыть, и вообще, не жизнь пойдет, а сказка.
А на ступенях клиники меня ждет та самая медсестричка. Розововолосая, с огромными карими глазами и смущенной улыбкой – сегодня она кажется мне почти симпатичной. Грудь бы ей только поменьше да ноги покороче. А то на голову выше меня, гхыр.
– Привет. Ты уже освободился?
– Да, – говорю гордо.
– Отлично! Пойдем в таверну?
– Пошли. Тем более что есть повод выпить.
– Правда? – Перед моим носом возникает ее сосредоточенная мордашка. Пытаюсь отцепить ее руки от своей куртки и не сломать ей пальцы. Этой девушке кто-нибудь когда-нибудь объяснял, что нельзя вот так резко входить в зону комфорта темного эльфа? Можно ведь и без головы остаться. – Какой? Рассказывай!
– Ну… завхоз оказался настолько добр, что решил освободить меня от работ пораньше. Так что это мой последний день в больнице.
Мне кажется, или в ее глазах появляется грусть? Да нет. С чего бы? Из-за меня в больнице частенько бывает шумно и все встает с ног на голову.
– А из города… из города ты не уедешь?
Так, опять она меня хватает. Ну что за девчонка? Отстраняюсь, нервно улыбаюсь и киваю на всякий случай.
– Отлично! Тогда мы еще успеем погулять вдвоем.
– Погулять? Но…
– Да! Именно! Вечером, ты согласен? Ведь вечером этот город выглядит по-особенному.
– Э-э… мм… не знаю.
– Тогда договорились! Ну же, пошли.
Она хватает меня за руку и тащит вперед с таким энтузиазмом, что становится страшно. Я… меня еще никто за руку не хватал. К тому же прикосновения других существ я всю жизнь расценивал только с точки зрения угрозы: либо на тебя нападают, либо ты нападаешь – другого не дано. А тут вот так просто – берет за руку и тащит. И ведь иду, сам не понимая куда, и главное – зачем.
– …Э-э… мм… Таичи.
– А?
– А ты уверена… что именно в эту таверну хотела зайти?
Вывеска над входом гласит: «Гномий приют». У меня внутри словно кто-то поджигает запал динамита. Очень хочется смыться.
– Да, а что? Да ты не волнуйся, это самое мирное место во всем городе. К тому же меня здесь все любят и никто и пальцем не тронет. Гномы вообще равнодушны к человеческим девушкам. Да и я многих помогала лечить, вот они и привязались ко мне. Точнее… не выгоняют и даже улыбаются иногда.
Она едва заметно краснеет и рывком открывает дверь таверны, затаскивая меня за собой. Все. Мне хана.
Стою, оглядываюсь, натянуто улыбаюсь. В мою сторону оборачивается вся таверна. Не разом, конечно, постепенно. Но оборачивается. Сначала гномы приветливо улыбаются или хмурятся при виде Таичи, а потом замечают меня. И улыбки на их лицах гаснут одна за другой.
Кто-то хватается за рукоять топора.
– Знаешь… я не голоден.
Но уйти мне не дают.
– Не говори чепухи. Дядя Обух, дядя Обух! Нам, пожалуйста, две порции свиной вырезки, картошку и вина побольше! Мы отмечаем его выздоровление!
Дядя Обух с костылем в правой руке и топором в левой широко мне улыбается. Кажется, его я бил с особой жестокостью, а в итоге еще и пел частушки про гномов над телом павшего… при большом стечении народа.
– Как скажешь… милая.
Делаю шаг назад и утыкаюсь поясницей в чье-то брюхо.
– Дядя Обух, ребята, а чего это вы все такие напряженные? Вы знаете Фтора? – интересуется Таичи и улыбается.
На плечо мне ложится большая волосатая рука.
– А как же. И даже очень хорошо.
Опускаю голову и прижимаю уши к голове. Что ж, кажется, здесь и закончится мой путь к вершинам славы.
На белокаменной могиле
Давно забытого бойца
Растут цветы: две пары лилий
И одинокая лоза…
Прикладываю пальцы к струнам, обрываю мелодию. Я только что исполнил балладу о гноме, который ушел на войну, сверг великана, победил дракона и спас весь мир! После чего умер. Его похоронил небольшой отряд эльфов. А через сорок лет все забыли павшего героя и оставили потомкам лишь холмик, надгробие и цветочки. Вряд ли я смогу повторить такое еще раз, но это нечто! Я впервые сочинил настолько сильный экспромт, да еще и в стрессовой ситуации.
Сижу около барной стойки. В руках нечто, лишь отдаленно напоминающее гитару, а вокруг – застывшие лица гномов. У троих из них на щеках – скупые мужские слезы.
Таичи хлюпает вовсю, вытирает слезы платочком и пытается улыбаться. А мне… так приятно. И потому, что понравилось слушателям, и потому, что выжил. Я ведь, когда гномы меня окружили и начали засучивать рукава, сразу представил себе всю свою дальнейшую жизнь… все пять минут. А потом ни с того ни с сего начал петь. Во весь голос и с такой внутренней силой, что целых пять минут стояла гробовая тишина. Потом – народу стало любопытно, дальше – интересно. Ну а потом я сел на стул, стоящий около барной стойки, и пел, пел, пел…
Так, все. Пора смываться.
Смыться не удалось. Сижу за столом, поглощаю шикарный ужин, состоящий из запеченного картофеля и салата из овощей, запиваю все это вином и еще успеваю коситься на булочки, которые исходят паром. Растроганный повар говорит, что все это за счет заведения. Гномы шушукаются в стороне – записывают балладу по памяти. Ну удачи им. Я на такой подвиг сейчас не способен.
– Великий бард, а того гнома случаем не Тор звали?
– А? – пытаюсь проглотить все, что успел напихать в рот. Подавившись, запиваю вином, киваю в ответ.
Лица гномов светлеют, и они шушукаются с удвоенной силой. Ну и хорошо. Я даже рад, что им есть чем заняться.
– Ты просто великолепен, Фтор. Я сразу поняла, что ты очень талантлив.
Широко улыбаюсь, не спорю с Таичи. Да и приятно, когда кто-то вот так открыто тобой восхищается, чувствуешь себя чуть ли не всемогущим и очень крутым.
– А можешь спеть что-нибудь про любовь?
Давлюсь салатом. Я так и знал.
– Э-э… мм… Таичи.
– Да?
Ее глаза становятся еще ярче? У меня такое ощущение, что в них зажгли какой-то огонек. Нехороший такой.
– Понимаешь…
– Да?
– Я… я не готов!
Тишина. На меня смотрит полтаверны.
– Фтор? – прерывает девушка тишину.
– А?
– К чему не готов?
– Ну… к романтическим отношениям… с тобой.
Глядим друг на друга. У Таичи между бровями образуются две глубокие складочки. Ерзаю на лавке, опасаясь, как бы девушка не расплакалась. Мало ли, гномы решат, что я ее обидел, а на еще одну героическую балладу меня не хватит.
Смех, раздавшийся в таверне, удивляет. А увидев, что смеется Таичи, да еще и так весело, я и вовсе выпал в осадок.
– Я что-то не то сказал?
– О нет, Фтор. Прости, пожалуйста, но… романтические отношения. – Она хохочет так, что мне остается только удивленно хлопать глазами. Наверное, глупо выгляжу. Но я решительно ничего не понимаю, а чего она тогда за мной бегала и кормила за свой счет? Еще и эти прогулки по ночам… – Прости, прости. – Таичи сидит раскрасневшаяся, со слезами от смеха на щеках. Я и сам зачем-то улыбаюсь в ответ. Ну что тут скажешь, все равно это лучше, чем обида. – Просто, понимаешь, мама мне рассказывала, что темные эльфы женятся только на своих эльфийках, а людей считают страшными и непривлекательными.
– А-а… – Все еще ничего не понимаю.
– Ага. Так что я не рассматривала тебя как ухажера. Хоть ты и милый, да и ушками шевелишь забавно… просто прелесть.
Это как-то даже обидно.
– Да и потом. Ты так смешно моешь полы… Ой, не могу! – И она снова смеется, видимо вспомнив мои мучения с тряпкой, шваброй и ведром.
– Это да… – вздыхаю я. – Получается, ты со мной общаешься только потому, что я смешной?
– Да нет же! Просто с тобой комфортно. Не надо напрягаться и строить из себя невесть что. Ты мне нравишься, Фтор, но как друг, а не как возлюбленный.
Краснею. Хорошо, что из-за цвета кожи этого не видно.
– А-а… ясно. Ну ладно. Я только рад.
Ага. И ничего я не рад. Почему-то. Ну и ладно.
– Точно не обижаешься?
– Точно, – буркаю я и продолжаю уплетать салат. О, а ведь настала очередь булочек! Отлично.
Я сейчас лопну. Сижу, привалившись спиной к стене, и поглаживаю себя по животу. Жизнь – прекрасна. Я так считаю.
