Дверь, ведущая из комнаты, оказалась незаперта. Я выхожу в коридор, который серпантином спускается вниз, огибая при этом центральную колонну башни. В итоге – по правую сторону от меня оказывается цепь комнат (все пустые), по левую же – глухая стена.
– Н-да. Попадалово. Ну и чего это я так рьяно сюда лез-то?
Темнота скромно молчит в ответ.
Подумав, я разворачиваюсь и иду наверх. Делаю буквально пару шагов, и тут под моей ногой один из камней с тихим гулом едет вниз и вбок. Останавливаюсь, замираю. Не дышу.
А вот сейчас будет весело.
Из стен вылетают копья, сверху падает огромная плита, плиты пола едут вниз, и в довершение гремит взрыв… Вишу на трех пальцах левой руки, держусь за балку, поджимаю ноги и кашляю от дыма. Едва уворачиваюсь от плиты, но все же она задевает меня краем, и правая рука повисает плетью. Сломал… кажется. Смотрю в бездну под ногами и тихо матерюсь. Дыра подо мной – глубиной примерно в десять метров. Даже я не выжил бы. А ведь еще чуть-чуть…
Кое-как залезаю на остатки лестницы, изучаю уцелевшую часть. Теперь мне только одна дорога: наверх, так как, если идти вниз, придется слишком часто перепрыгивать через дыры в полу (они на каждом витке) и цепляться за выступы, что с моей сломанной рукой будет сделать очень и очень непросто.
Так… дверь. Это уже что-то. Я бы даже сказал, нечто. Перед глазами летают какие-то мушки, и гудит страшно. Если я сейчас потеряю сознание, то это будет самая бесславная смерть из всех, о которых я когда-либо слышал. Горожане небось уже переполошились. Грохнуло знатно.
Надо уходить отсюда, и поскорее, но со сломанной рукой это несколько проблематично.
Толкаю дверь. Заперто. Не понял? До этого все двери были открыты.
Так, кинжал, где мой кинжал? Нашел, в сапоге был. Ну-ка…
Хм, а замок-то неплохой, жаль, но кинжал – сломан. А ведь его сломать совсем непросто – гномья сталь, это вам не хухры-мухры.
Можно, конечно, попробовать выбить дверь. Гхыр, я и так едва стою на ногах.
Ну дверь я вскрыл, правда, только с третьей попытки, сломав пару стилетов.
Что бы на это сказала моя мама? Лучший взломщик нашего рода. Гхыр, как же мне плохо. Я заглядываю внутрь, мечтая о том, чтобы там оказались груды золота и бриллиантов…
Ну… золота в камере нет, драгоценные камни нигде не валяются, и вообще, кристалл осветил лишь четыре стены, вонючую кучку гнилого сена и какой-то труп в углу.
– Мое любопытство меня когда-нибудь погубит.
Сижу на полу, прислонившись спиной к косяку и закрыв глаза. Надо отдышаться и зафиксировать руку. Боль пульсирует в районе предплечья, что само по себе отвратительно. Примотать бы руку к телу какой-нибудь тряпкой. Может, с трупа снять? На нем остался какой-то балахон. Грязный, правда, и довольно вонючий, но это же ненадолго. Мне бы только до постоялого двора добраться, а там сменю.
И тишина… Странно, что я все еще не слышу криков и топота ног. Или стражу тоже задержали дыры в полу?
И тут вижу – труп шевелится.
Я замираю.
Крыса? Что здесь делать крысам? Есть-то здесь нечего.
Труп снова шевелится и кое-как садится. Выдыхаю, сообразив, что это не труп. Это существо все еще живо, я надеюсь. Вот только умертвия мне сейчас и не хватало.
– Ты кто? – Хриплый голос, словно ножом, бьет по натянутым нервам.
Раздумываю, стоит ответить или просто уйти? Хотя хуже не будет. Оно еле живое и почти вмуровано в эту стену.
– Фтор.
– Зачем пришел?
– За золотом.
Смотрит на меня. От этого взгляда мне сильно не по себе. Так же смотрел мой брат: холодно, безразлично, расчетливо. И убивал – без эмоций и по любому поводу.
– Здесь нет золота.
– Я уже догадался.
– Освободи меня.
Логично. Только вот стоит ли?
– За что тебя приковали?
– Не знаю.
– А как давно?
– Я здесь с тех пор, как мне исполнилось семь…
Вот это да. Тяжело. А ведь на вид существу уже явно намного больше. Как только разговаривать не разучилось?
– Ну и зачем мне тебя освобождать?
– Я дам тебе золото. Много золота.
– Если бы оно у тебя было, ты вряд ли бы здесь оказался.
– Оно у меня будет.
– Как это?
– Увидишь.
Отличные перспективы. Звучит заманчиво, вот только хлопот потом не оберешься. Башня зачарована, а он может оказаться очень сильным колдуном, обозлившимся на весь мир и сошедшим с ума за годы заточения. Еще разрушит город, устроит пару катаклизмов… а оно мне надо? Я вообще пацифист.
– Прости, нет.
– Почему?
– Не хочу.
Он молчит. Я же встаю, морщась от боли в руке, и уже почти выхожу обратно в коридор, когда меня останавливает его вопрос:
– Хочешь, вылечу твою руку?
Я заинтересованно оборачиваюсь.
В темной вонючей комнате прикованный стене изможденный узник кажется таким жалким…
– Твоя рука. Она сломана. Ты не выйдешь отсюда. Тебя поймают. – Рубленые, отрывочные предложения. Хриплый голос. Словно он заново учится говорить.
– Кто? За все время, которое я нахожусь здесь, мне не встретилось ни одного стражника. Может, и не встретится.
– Они боятся заходить в башню. Но будут ждать снаружи.
– И чего они боятся?
– Меня.
Усмехаюсь, придерживаю руку и чувствую себя героем человеческой трагедии. Я – спасатель, который не хочет спасать. Он – узник, которому надоело ждать. А вместе мы странная парочка, чьи пути случайно пересеклись.
И тем не менее мне почему-то вспоминаются слова Аида о том, что мы, барды, горазды только со стороны наблюдать, а вот лезть в гущу событий – увольте. В душе тут же отзываются обида и недовольство, а мысль как-то неожиданно идет в новом направлении.
Что ж. Может, пора показать, какие темные эльфы на самом деле…
Я все-таки ухожу. Недалеко, в соседнюю комнату – там окно. Мне нужно подумать и оценить обстановку. Снаружи… творится нечто. Куча народа: люди, гномы – все столпились вокруг башни и ждут, собственно, меня. Слышу звон оружия, гул собравшихся людей, вижу многочисленные фонари с кристаллами внутри, которые стража принесла с собой.
Так… спуститься со сломанной рукой вниз по внешней стене – не смогу. Перепрыгивать через проломы в полу на каждом витке извивающегося серпантином пола – тоже. А даже если и смогу, снаружи меня ждет горячий прием. И если я не ошибся, то в толпе мелькнула пара острых ушей… Я не пройду.
Кусаю губу, чувствую вкус крови и напряженно думаю о том, как найти выход. Может, они сами разойдутся? Или спрятаться в одну из камер? Или сдаться, на худой конец? А что? Скажу, что турист. Гулял, забрел не туда, случайно сломал дверь в камеру опасного преступника… Нет, это издевательство какое-то, а не отговорка. Вот влип-то!
Рука… если бы была цела рука, я бы сполз по стене и смешался с толпой. Уходить от погони у меня всегда получалось.
Делать нечего – вернулся.
– Ты сказал, что можешь вылечить мне руку.
Груда лохмотьев вздрагивает и поворачивается ко мне. Следует медленный кивок.
– Отлично, тогда лечи.
Подхожу ближе и встаю перед ним на колено, стараюсь предугадать малейший признак агрессии. Мышцы на спине напрягаются, уши плотно прижимаются к голове… Надеюсь, не умрет до того, как я исцелюсь.
– Я… мне требуется снять ошейник.
– Для этого мне нужны две рабочие руки.
– Если вылечу – освободишь?
– От цепей? Что ж, пусть это будет плата за услугу. Но дальше я тебе не помощник.
– Ясно. Дай мне руку.
Сжимаю зубы и сажусь на пол. Чувствую, что я об этом еще не раз пожалею.
Холодные у него руки. А ногти все обломаны и в крови. Ладони – тоже, на них заметны мелкие ранки в форме полумесяцев. Видимо, когда я ушел, он так сжал кулаки, что проткнул кожу ногтями.
Чужие пальцы ложатся на место перелома и легонько его сжимают. Терплю, наблюдаю, готов вырваться в любой момент.
Минуту ничего не происходит, слышится только надсадное дыхание узника. Потом через его пальцы идет тепло, а перелом начинает ныть сильнее.
Отворачиваюсь и закрываю глаза. Мать говорила, что наблюдать за колдовством нельзя – можно ослепнуть.
Через полчаса рука перестает болеть.
– Долго еще?
– Если бы не ошейник, все прошло бы быстрее. Я… трачу много сил, чтобы накормить и его и тебя.
– Накормить?
– Магия.
Судя по голосу, он и впрямь сильно устал.
– Надо же. – Сгибаю и разгибаю руку. – Как новенькая. Спасибо. Ну а теперь время выполнить обещанное.
Узник как-то уменьшается и гремит цепями. Пожимаю плечами, наклоняюсь и вставляю лезвие последнего оставшегося стилета в небольшую щель замка. Рывок, и вот уже металл, звякнув, падает на пол, поблескивая окрашенными каплями крови краями. Так, а теперь кандалы…
Проще не бывает. Все – он свободен.
– Ну бывай.
В штанину цепляется трясущаяся рука, покрытая нарывами и старыми шрамами. Нехило эти кандалы ему натирали.
– Возьми… меня с собой.
– Уговор был только о том, чтобы я освободил тебя от оков. Да мне и самому-то уйти теперь не так-то просто.
