– Как тебе не стыдно!
Кто-то из них даже прищемил мне платье, чтобы задержать и высказать свои непонятные претензии. Парочка особо породистых, заржав, пыталась встать на дыбы, настырно преследуя меня по пятам. Появились странные объекты из картона. Они скакали вокруг вперемешку с роялями, что-то возмущенно требуя. Присмотревшись внимательно, я обнаружила, что это вульгарные постеры наподобие тех, из кинотеатров, изображающие меня в нескромном бикини, эльфов и тролля в обнимку. Обгоняя тяжеловесные рояли и блестя глянцевым покрытием, это насаждение ночных кошмаров бесновалось вокруг:
– Мы плоские!
– Мы картонные!
– Сделай нас живыми!
Заткнув уши, я рванула куда глаза глядят, но они упорно догоняли и пытались оттеснить в темный лес, где за каждым кустом сидели охотники. У всех на груди вышиты вымпелы: «Крытеги». Их я боялась даже больше роялей, потому что из засады в меня целились настоящими луками. И стрелы мелькали рядом с ужасающей скоростью. Попадали редко, даже можно сказать – никогда, но я все время опасалась, что они навалятся кучей и задавят массой. Весь сон превратился в одну непрекращающуюся погоню. К тому же мне стало невыносимо жарко и тесно. Ноги судорожно дергались, как будто их спеленало что-то мешающее двигаться, не дающее убежать…
И вдруг легкое прикосновение к плечу и ласковый голос:
– Пора.
Куда? Зачем? Я не хочу!!!
За плечо потрясли более настойчиво:
– Проснись!
Черт с вами! Пора не пора, иду со двора!
Открыла глаза и встретилась взглядом со знакомой рожицей, нависшей надо мной вопросительным знаком.
– Леля, ты в порядке?
– Нет! – вырвалось у меня. – Вот сейчас сделаю из вас дагерротип и тогда буду в полном порядке!
– Спятила, такие слова неприличные с утра употреблять, – покрутил пальцем у виска блондинчик и шустро поскакал дальше.
Остальные эльфы дружной парочкой последовали за ним, оглядываясь на меня с заметным осуждением. Наверняка спешили приклеиться к своему необыкновенно калорийному вареву.
– Сам такой! – машинально ответила я, старательно выпутывая ноги из меховой сумки Моня. Зверюшка возлежала на спине, держа мою светлость на животе и обнимая передними лапами.
Так вот почему мне было так жарко и тесно! Пушистик просто пытался меня согреть ночью.
– Спасибо, – с благодарностью посмотрела на Моня, соскальзывая с нагретого шерстяного живота.
В полете меня поймал Мыр и, окинув странным взглядом из-под насупленных бровей, застенчиво спросил:
– А?
– Ты, случаем, не в курсе, к чему снятся рояли? – озадаченно поинтересовалась я, вспоминая кошмарный и непонятный сон.
– Че?! – тут же вытаращил он на меня глаза в недоумении.
Посмотрев на ошарашенного моим неожиданным вопросом мужчину, я махнула рукой:
– Забудь. Неважно. Где можно умыться?
– Тама, – махнул он ручищей в сторону костра, у которого уже расселись жующие эльфы.
– Ну «тама» так «тама», – угрюмо согласилась я и потащилась в указанном направлении, заплетая ногу за ногу.
На мою вихляющую походку тут же обратил внимание пронырливый Магриэль, сующий свой идеальный нос везде, а куда не просят – в первую очередь.
– И чем же ты ночью так активно занималась? – ехидным голосом полюбопытствовал злопамятный эльф.
М-да, вот же использованная жвачка! Хуже дырявого презерватива! Пристанет – не отлепишь. А если и удастся, то пятно на всю жизнь на самом видном месте будет. Может, какими-то химикатами попробовать? Керосинчиком, ацетоном, дустом… Радикально и надежно. Это я о чем? Тьфу ты! Всякая дрянь с утра в голову лезет! Ну что ж, будем бить врага его же оружием.
– Не поверишь, – начала я сладким голосом, наивно глядя на любопытного ушастика, глубоко оскорбленного в своих нежных и пламенных чувствах.
И кто тут еще оскорбляться и обижаться должен? Я, что ли, ему такое непристойное предложение делала? Огрызок лопоухий! Сто лет ему «любовницу» и «оказанную честь» не забуду!
– Представляешь… всю ночь твою изумительную кашу по желудку гоняла. Она никак не хотела задержаться, все рвалась наружу. Пришлось долго уговаривать. – И потопала к плошке с водой, оставляя позади убитого наповал моим признанием Магриэля.
– Тогда ходи голодной! – вдруг выродил эльф с его точки зрения весомый аргумент.
– А не имеешь права, – заявила в тон ему я, с удовольствием ополаскивая лицо и мечтая о качественном массаже, жидком мыле и косметическом молочке.
– Это еще почему? – подпрыгнул от возмущения несостоявшийся герой-любовник и переместил свой помятый жизнью портрет в пределы моей видимости.
Портрет я оценила по достоинству, то есть никак.
– Умру от анорексии, и сам в гарем пойдешь, – пояснила Магриэлю, принимая из рук подошедшего тролля чистую тряпку и свою сумку. – Тебе там понравится. Потом. К этому, говорят, со временем привыкают. Веришь ли, некоторым даже впоследствии не хочется оттуда уходить… Личный опыт накапливается. Заодно и карму себе облегчишь за плохое отношение к женщинам.
Брюнет потрясенно застыл с открытым ртом, переваривая информацию. Братья переглянулись, и Лелигриэль осторожно пододвинул мне чашку свежесобранной смеси лесных ягод – ежевики, малины и земляники.
Во как! Боитесь, господа эльфы, оказаться на ложе князя в качестве подопытных кроликов? А как насчет того, чтобы расслабиться и получать удовольствие? Не любите вы эксперименты и разнообразие в личной жизни. Не затронула вас, наивных детей природы, сексуальная революция.
– Большое человеческое спасибо, – поблагодарила я перепуганного грядущей перспективой блондина, присаживаясь у костра.
Выудив из сумки расческу, занялась утренним туалетом, всей душой горько сокрушаясь о невозможности принять душ, сделать маску для лица и привести ногти, уже переходящие в статус «когти», в надлежащий порядок.
Ни один мужчина (за исключением некоторых, немного не в ту сторону ориентированных) не сможет понять всю глубину женских страданий о внешности. Сильный пол почему-то уверен, что у женщин все растет само собой, даже не представляя, сколько громадных усилий мы прикладываем для поддержания небрежно-воздушного очарования в юности и неземной красоты чуть позднее. А уж про наш ангельский характер и говорить нечего!
Моя бабушка (пусть земля ей будет пухом!), умнейшая и образованнейшая женщина, пережившая пятерых мужей и трех любовников, постоянно твердила: «Леля, для того чтобы прикидываться дурой, а не быть ею, нужно иметь очень много ума. Причем ум требуется непрестанно шлифовать и совершенствовать, как и навыки управления мужчинами. Запомни! Сложенные бантиком губки и наивные глазки без проблеска ума добьются гораздо большего результата, чем пятичасовая лекция на тему: «Что я хочу, милый, и мне все равно, как ты это сделаешь». Учись!» Мне ее полководческого гения и фантастического умения манипулировать сильным полом никогда не достичь. И это несмотря на врожденный и чудом не истребленный неблагоприятными жизненными обстоятельствами романтизм.
Да, для того чтобы сочетать в себе романтизм и практичность, нужно быть очень умной особой и не переходить грань, превращая то или другое в фарс.
Но что-то я сильно ударилась в воспоминания. Не к добру!
– Долго ты еще копаться будешь? – пробурчал Магриэль за неимением другого ответа, не рискуя вступать в заведомо проигрышные споры.
Пристально посмотрев на эльфа, я визуально провела исследование задергавшегося индивидуума и медово пропела:
– Столько, сколько будет необходимо для приведения моей исключительной красоты в удобоваримое состояние. Или ты против и тотчас готов заменить меня у диэров?
– Не-эт! – решительно отверг он мое искреннее предложение.
Наградив меня поразительно страстным взглядом и с немалым усилием подавив в себе желание совершить акт жестокого членовредительства в отношении одной наглеющей девицы, брюнет поднялся и отбыл к своему средству передвижения. По дороге он жестикулировал, буйно размахивая руками и мотая головой, и громко беседовал сам с собой. Вот до чего темперамент человека… э-э-э… эльфа довел!
Я не торопясь закончила утренний туалет и совершила променад до ближайших кустов, сопровождаемая бдительным Монем. Еще раз как следует вымыла руки, позаимствовав мыло у эльфов, с тоской во взорах проводивших чудесный горшочек, который трагически канул в бездонных недрах моей сумки. И села завтракать.
На завтрак мне предлагалось разнообразное меню: ешь что есть или береги фигуру и ходи голодной. Моя фигура была в полном порядке и голодной ходить не хотела, что доказывалось бурно протестующим желудком. Он активно стремился наружу, видимо, для того чтобы оценить наметанным глазом бывалого гурмана, есть ли в доступных для нас пределах что-то условно съедобное и сколько-нибудь усвояемое. Такую экскурсию я при живой хозяйке допустить не могла и начала закидывать ревущему и бьющемуся о ребра органу мелкие лесные ягоды. Но, похоже, желудка они не достигали, растворяясь уже сразу в пищеводе.
