Вилль криво улыбнулся. Даже если Алесса, будучи единственной Повелительницей, прикажет аватару ночевать в своей постели (что уже идет вразрез с этикетом телохранителя), никогда остроухий гвардеец не станет ровней правительнице. Такое в Скадаре возможно, но не здесь.
Девушка помрачнела, и Вилль понял, что раскрылся: в последнее время он запирал эмоции от Тай-Линн, чтобы лишний раз ее не травмировать, а тут забылся.
– Ревенгар Стайн просил передать тебе кое-что, – глухо выговорила Алесса.
– Стайн?! Где вы с ним встретились?
Поведение архимага настораживало.
– Я не стану вмешиваться, если не увижу прямой угрозы студиозусам, – по окончании рассказа честно поклялся аватар.
– Ох, не нравится мне это «если»…
Виллю же не нравилась откровенная провокация со стороны архимага. Человек, осведомленный об аватарах, не мог не знать, что крылатый волк воспримет предупреждение как попытку защитить слабака. Благодарность за знакомого, надо же… Значит, Вистас Кукушонок тесно общается с покровителем, более того, доверяет ему. Вот только в чем парнишка каялся?!
– Алесса, если тебе вдруг понадобится пойти куда-нибудь, позови меня, ладно? Одна не ходи, – нешуточно волнуясь за подругу, в свою очередь попросил гвардеец.
– Ах-ха…
Минувшей ночью Неверрийская империя едва не осталась без монарха, когда Его Величество Аристан I умирал со смеху в своей спальне. Он спокойно пил чай, ожидая Симеона для ежевечерней игры в дурня, как вдруг за окном пронесся снаряд и тяжело бухнулся, оставив в сугробе воронку. Поковырявшись в снегу, «ядро» разложилось на четыре лапы, крылья и хвост. Поставив чашку на подоконник, император любовался своим зверем – мощным, внушительным, хоть и безбожно пьяным, судя по тому, что вышеупомянутые конечности явно не дружили с головой и действовали каждая самостоятельно. Волк меж тем оставил попытки подчинить лапы и взлетел. Водило его здорово, задняя половина туловища болталась ниже передней, крылья мелькали часто – в общем, аватар напоминал сонного комара, по весне решившего пробудить любимую муху, а чтобы та не жужжала, прихватил цветов. Неувядаемых. Вилль головы не поднимал и императора не заметил, зато Аристан отлично видел сверху, как в ответ на стук окно дочкиной спальни открылось, оттуда вылезла рука, показала кулак, погрозила пальцем, затем щелкнула волка по носу и за ухо втянула внутрь.
Император ничуть не сомневался в порядочности своего аватара, но на всякий случай Ярини ничего говорить не стал. Конечно, гвардейца следовало наказать, но! Во-первых, Его Величество был уверен, что подобное больше никогда не повторится; во-вторых, знал, по какому трагическому поводу случилось попоище; в-третьих, по молодости принц и сам иной раз выглядел не лучше после «дипломатических переговоров» с вождями орочьих кланов. Наконец, в-четвертых, мнительный аватар может решить, что попал в опалу, и наделать глупостей, а с дочкой потом хлопот не оберешься. Ох, уж эти детки! С одной стороны, проблем с ними – бескрайний океан, но, с другой, – Аристан давно уже не чувствовал себя настолько живым. В общем, по выражению Владимира, он «спустил дело на тормозах», а на следующий день пришел в Терракотовую залу.
Алесса наведывалась сюда, когда грустила и на нее находил творческий ступор. Не оттого, что роспись над огромным камином, облицованным красным мрамором, ее вдохновляла, скорее, наоборот: восприятие работало от противного, подсказывая, как не нужно писать картины. Императору Аристарху эпический сюжет нравился; маленький принц побаивался двенадцатируких монстров, топчущих и пожирающих крохотные фигурки воинов в золотых доспехах; будучи подростком, Аристан плевался в них глиной из трубочки, отчего страшилища покрывались бородавками; став правителем, решил заменить битву чем-то более приятным взору. Вот и случай подвернулся.
– Мой Повелитель. – Услышав шаги, Алесса присела в изящном реверансе. Она расцветала на глазах, превращаясь из неказистого побега в гордый дикий эдельвейс, растущий на подветренных склонах Поднебесной Цепи – там, где ближе солнце. Вот только это отчужденное «Повелитель»…
– Не нравится? – глядя на роспись, без всяких околичностей спросил император.
Девушка замялась, прикидывая, как ловчее соврать, но сейчас Аристану не было нужно ее умение красноречиво изворачиваться.
– Что, по-твоему, смотрелось бы здесь уместно?
Алесса деловито прищурилась:
– Может быть, океан с барашками пены и торговые галеоны об алых парусах. Может, Рассветный Каскад и храм над ним. Может, золотые грифоны, а может, крылатые волки, не знаю. Образы есть, но они никак не сложатся воедино.
– Тогда тебе стоит посоветоваться с братьями Расстрельными.
Быстрый взгляд из-под ресниц:
– Со знаменитыми архитектором и художником?
– Да. Некогда Вафей расписывал опочивальню, которая стала твоей.
– Не уверена, что господа Расстрельные выслушают мнение провинциалки, даже если платье ей жаловал сам Повелитель. – Было ясно, что девушка не то хотела сказать, да упрямство взяло верх.
– Они выслушают того, чье мнение интересно Повелителю. Я давно хотел обновить интерьер, да все руки не доходили. Я показал им твою работу в Бирюзовой комнате…
– Ой, мама…
– Я имел в виду твою часть работы, а не вашу коллективную мазн… роспись. После Ярицы они возьмутся за работу, и, если хочешь, попробуй себя в качестве подмастерья. Вафей не возражает, заодно поучишься у него. Задаток и деньги на расходы получите после праздников. Не боишься попробовать?
В голубых глазах сверкнули шальные огоньки:
– Не боюсь!
Жутковато ночью в зимнем лесу даже бесстрашной кэссиди. Волки оборвали песнь на высокой надрывной ноте и смолкли. Вроде бы тихо, но чувствуешь, что ты здесь не одна. Протяжно подвывает в чащобе, и не знаешь, то ли ветер это шалит, то ли зверь какой бродит, то ли нечисть. Любой скрип, любой треск – и хочется разрядить арбалет наугад во тьму. То ли притаиться, то ли заорать… Лишь бы все кончилось. Хоть чем-нибудь.
Хворост прогорал быстрее, чем рассчитывала Ирэн. Не хватило бы до рассвета. Она подбросила в костер последнюю жиденькую охапку и потерла поясницу. Так можно все придатки отморозить. Вспомнилась жаркая Катарина-Дей – залитые солнцем площади, величественные храмы Ларов, окруженные колоннадами, златоверхий дворец династии Нэвемар в окружении огромного парка. Город, в который кэссарица должна вернуться с победой, и тогда простой люд падет ниц, но правительница велит им встать и возрадоваться вместе с нею грядущей эпохе перемен. Золотой век наступит. И по правую руку владичицы будет стоять белокрылый мужчина в сияющих доспехах и плаще с черно-алым скорпионом. Как это будет прекрасно и величественно!
Ирэн уже поняла, почему Дан пошел в деревню один. Забеспокоился, как бы кэссиди не начала препираться со смердами. Ну вот, добеспокоился. А она бы не начала, не глупая же, чтобы дважды на одни и те же вилы наступать. Ох, ви-и-илы… Сам же на них и напоролся. К каким страшным последствиям приводят недосказанность и недоверие, а ведь мог просто объяснить причину своей тревоги. Телепортировались бы оттуда и сейчас не в лесу на еловых лапах лежали, а в теплой постели какой-нибудь корчмы.
Армалина вернулась уже женщиной лет тридцати пяти на вид, высокой и рыжей, как Ирэн, но светлокожей. Она приволокла чудные сани без полозьев, состоящие из двух жердей, скрепленных отрезом плотной ткани.
– Ну взялись! – распорядилась кицунэ, беря Дана под мышки. Вдвоем женщины переложили его в волокуши (так назывались сани), которые можно было использовать как носилки, и Армалина, укутав аватара прихваченным из дома одеялом, вгляделась в его лицо. – Симпатичный эльфенок. И крепкий.
– Почему эльфенок?
– Да ему лет пятьдесят или около того. По их меркам – сущее дитя.
Н-да, вот тебе и зрелый опытный мужчина. Дедушкой себя называет. Понятно теперь, почему Дан порой выкидывает фортели, достойные проказливой пацанвы из дворцовой прислуги. А его братец, выходит, вообще пеленочный младенец.
Кицунэ оказалась очень сильной, а вот у наследницы уже через десять минут ходьбы руки и ноги чудом не отваливались. Однако на предложения сделать передышку она отвечала решительным отказом. Давным-давно, когда маму нашли мертвой, придворный целитель, покачав головой, со вздохом сказал: «Вот если бы парой минут раньше…»
Низенький домик, заметенный по самые окна, выглядывал из снега, как гриб. От калитки в плетне к избе была проторена дорожка, такие же тропки-лазы уводили в сторону какого-то сарая.
– Мой уж четвертый день на обходе, двор расчистить-то и некому! – словно оправдываясь, чуть смущенно сказала ведунья, отпирая висячий замок.
Значит, с мужчиной живет, поняла Ирэн. А может быть, с самим лешим или еще какой нечистью. В детстве кэссиди нравилось слушать неверрийские сказки, в том числе о ведунах и ведуньях, милующихся чуть ли не с мракобесами. Сказки страшноватые были, но справедливые и с обязательной моралью в конце. Добро, преодолев уготованные судьбой тернии, всегда побеждало зло, и девочка верила, что и в жизни так должно быть.
