– А мне кажется, вам, лоан, следует вспомнить о собственной совести, – задумчиво протянула Ника, загораживая собой плачущую служанку. – Толкнули девушку, орете на нее… поведение, недостойное настоящего мужчины.
Пока крикун набирал воздуха для «продолжения банкета», с языка Вероники полились слова, которые она не то чтобы не собиралась говорить, а скорее она опять не знала, что они скажутся, и сказала прежде, чем осознала смысл собственных речей:
– Или вы такой только с виду? Настоящий, а внутри гнильца. Да… похоже… И очень скоро это поймет и она.
– Ты что городишь? – шипя не хуже змеи, отшатнулся от девушки скандалист, багровея лицом и занося руку для удара.
Больше ничего сделать не успел. Запястье было перехвачено очень вовремя оказавшимся рядом Даретом. В лодыжку скандалиста вцепились острые зубки бесстрашной Шотар, решившей поучаствовать в защите хозяйки. Впрочем, наемник мог бы и не спешить, а собачка не тянуть в пасть всякую гадость. Одновременно с телохранителем руку драчуна пережали серые ленты модифицированных крыльев Эльсора, застывшего в дверях покоев матери.
В следующую секунду раздался противный хруст сломанных костей, и жертва заорала, завыла, завизжала, оседая на пол в полуметре от плачущей над разбитой посудой служанки. Дарет отступил, брезгливо вытирая пальцы о штаны. Будто замарался сам, тронув этого крикуна. Чистой рукой наемник ухватил Нику под локоток и почти понес в сторону покоев. Шотар выплюнула ногу и потрусила за ними, весело подскакивая на каждом третьем шажке и упоенно тявкая.
Девушка еще успела услыхать ледяной, исполненный гадливого разочарования голос Владычицы Гилианы, а потом Дарет закрыл дверь и пробормотал:
– Сдается мне, одним фаворитом во дворце сегодня станет меньше, и не без твоего участия, Видящая.
В голове Ники причины, следствия и личность вопившего уже успели состыковаться в толковый узор. Она осознала-таки, что поцапалась с любовником Аны и напророчила ему скорую отставку. Ощущения от всего случившегося были странные, однако девушка ни о чем не жалела. Скотов у власти и близ нее, особенно если эта власть почти абсолютная, быть не должно!
Дверь в комнаты Ники закрылась, а в коридоре состоялся третий акт драматического представления. Фаворит обратил на Владычицу умоляющий взгляд и взвыл:
– Ана, спаси, пока твой сын, обернувшийся демоном, не убил меня!
– Пепел, отпусти, – холодно приказала женщина и зашагала к любовнику.
Ленты-крылья освободили сломанную в запястье руку и втянулись, превращая серого демона в обычного альсора Альрахана. Эльсор смерил негодяя нечитаемым взглядом и отступил в покои матери, прикрыв створку двери тихо, очень тихо. А все равно показалось, будто грохнул ею об косяк. Стражи демонстративно отвернулись.
Баюкая сломанную руку, фаворит кое-как поднялся с пола и зло пожаловался:
– Я искалечен! Вылечи меня поскорее, а уж потом объясни детям, где и как применять магию, что ты столь щедро им даровала!
Гилиана и не посмотрела на аманта, ласково обращаясь к онемевшей от всего происходящего служанке:
– Ступай на кухню, девочка.
– А беспорядок, высокородная лоана? – растерянно и беспомощно спросила девушка, разводя руками с порезанными осколками пальцами. Она даже не замечала своих ран.
– Какой беспорядок? – улыбнулась Владычица, отпуская волну магии, мягким покрывалом укрывшую служанку и весь разгром вокруг. В следующую секунду коридор снова сиял первозданной чистотой, а ручки служанки исцелились. Девушка восхищенно и благодарно ахнула. – Передай Каэрро, что я велела выплатить тебе месячное жалованье как награду.
Владычица приложила один из перстней к ладони служанки, и там засияла золотая искорка – подтверждение истинности поручения.
Девушка, только сейчас сообразившая, что сидит на полу, когда Владычица стоит, вскочила, низко-низко поклонилась и, подхватив юбки, поспешила прочь.
– Ты слишком добра, Ана, стоило заставить эту идиотку вылизать весь коридор языком, а не премии ей давать, – буркнул фаворит, начиная чуять запашок керосина, и повторил свое требование с совсем иными интонациями, где превалировала ласковая мольба: – Умоляю, вылечи руку, моя сапфировая гроза! От боли в глазах темнеет!
– Слишком добрая, – иронично согласилась Гилиана, скрестив руки на груди и теперь уже обращая все свое внимание на любовника. – И слепая. Ты всегда был таким, Гир? Или изменился исподволь за те годы, что мы были близки, а я по-прежнему видела задорного, веселого, великодушного, порывистого и нежного мужчину? Того, кто рвал для меня в ночном саду синецветы и пел кабацкие песенки, чтобы развеселить? Ты по-настоящему любил меня хоть когда-то или все, что ты любил, – место у престола Владычицы? Если ты настолько не уважаешь женщин, чтобы поднять на них руку и повысить голос без вины, что было в твоих чувствах настоящего?
Вопросы падали россыпью морионов. Горькие, темные, холодные, а вокруг Владычицы – это почувствовал бы любой, даже не обладающий крохами магии, – свивалась и бурлила сила, составлявшая суть могущества Альрахана.
Во рту фаворита появился кислый привкус страха, накатили недобрые предчувствия. Однако он все еще надеялся обратить трагедию в шутку, когда жалобно протянул:
– Ана, сладкая моя девочка, давай ты потом оттаскаешь меня за волосы и даже отшлепаешь, если я был нехорошим мальчиком, а сейчас подлечи руку, и пойдем в спальню. Я покажу, как, где и что люблю в тебе!
– Поздно, Гир, – качнула головой Гилиана. – В память о прошлом я вылечу перелом, пусть ты и заслужил боль. Тебе понадобятся обе руки, чтобы собраться. Я желаю, чтобы до полудня ты покинул столицу. Займись приведением в порядок родовых владений.
– Этой дыры на границе с Нидором? – взвыл получивший отставку фаворит, подобная перспектива казалась куда мучительнее множественного перелома. – Ана, сжалься!
– Такова моя жалость, – величественно объяснила повелительница Альрахана и приказала: – Убирайся с глаз, если не хочешь испытать мой гнев! – В прохладном голосе зазвучали грозовые раскаты надвигающейся бури. И ни тени былого тепла, игривости или неги – любовницу сменила Владычица, и сменила навсегда.
Плеть магии хлестнула по сломанной руке, даруя болезненное исцеление. В голове красавца зашумело, а в глазах потемнело. Когда он снова смог видеть и соображать, Аны уже не было в коридоре. Гир с перекошенным лицом, прижимая к груди руку, под кожей которой еще танцевала фантомная боль, ринулся в свои покои. Собираться! Куда угодно, как угодно (камердинер после вчерашней попойки был пьянее хозяина, враз полностью протрезвевшего от страха), пусть даже самому. Теперь бывший фаворит испугался по-настоящему, сообразив: все случившееся не шутка и не дурной похмельный сон. Ему дали отставку, а предлогом послужила глупейшая история с курицей-служанкой и скандальной девкой неизвестных кровей.
Главным было другое: он, обласканный любимец, уже примерявший на себя титул консорта, впал в абсолютную немилость. Надоел, прискучил, или Ана присмотрела себе другого кавалера – не суть, важно другое: немало найдется тех, кто, проведав о таком, не преминет свести счеты с дерзким щенком, так долго скалившим зубы. А значит, как ни горько признавать, любовница права: пока весть об отставке не пошла гулять по столице, надо убраться как можно дальше, пересидеть опалу.
Потом как знать… женщины отходчивы и привязчивы. Да, его не будет на глазах у Владычицы – это минус, но никто не запретил писать письма и слать подарки. Если Гилиана соскучилась по нему прежнему, сопливому щенку, счастливому уже одним тем, что удостоился ее благосклонного внимания, – она получит такого. Синецветы? Будут ей синецветы и длинные-длинные письма о тоске и любви с привкусом робкой надежды. Сейчас главное – сохранить красивое тело и лицо без изъяна, потому быстрее-быстрее прочь, чтобы его не настигли и не покалечили. Инвалид и урод никогда не вернет себе расположения Владычицы. Прочь, пока альсоры не решили, что настал удобный момент устранить любовника матери.
Если мысль о магии разгневанной Гилианы вызывала опасливый страх, то воспоминание о демоническом Пепле натурально ужасало. Гир и раньше недолюбливал могущественных сыночков Владычицы, имевших право свободного доступа в покои матери даже тогда, когда перед ним дверь была на замке, и уж конечно обладавших куда большей властью, чем та, которая перепала ему с титулом фаворита. Недолюбливал, но старался не конфликтовать. Себе дороже, неизвестно же, под каким соусом альсоры преподнесут матери историю ссоры и кому Ана поверит больше. Но сейчас тихая неприязнь сменилась откровенным ужасом не столько перед властью троицы, сколько перед тем, какую магию даровала им Владычица.
