Хотя вряд ли спит: сначала я слышала шаги и какие-то шорохи. Потом и вовсе скрипнула дверь, и колдун протопал по коридору на кухню. Хлопнул дверца холодильника, звякнула ложка об тарелку. Проголодался. Я бы не стала в чужом доме хозяйничать, постеснялась бы. Но этому-то стыд неведом. Перекусил по-быстрому, в две минуты уложился, и назад пошел. И снова что-то бормочет.
Стало любопытно, и я, накинув поверх рубашки халатик, выскользнула из спальни. Сережка, которого я перед сном напоила мамиными настойками, даже не шелохнулся.
Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Видеть я ничего не видела, кроме боковой стенки стоявшего сразу у входа шкафа, зато отчетливо разбирала слова. Но голос принадлежал совсем не колдуну!
— Благодарствую, ваше благородие, — лебезил кто-то пискляво. — Только стоило ли утруждаться? Я бы и так вышел, свистнули б только, ваше превосходительство. Мы правила знаем. Чтим. Вы бы только позвали, ваше сиятельство…
— Хватит. — А это темный, его насмешливый тон. — Этак ты меня до императорского величества повысишь. Этикет соблюли, теперь можно просто поговорить.
— Можно, — уже без заискивания пропищал незнакомец. — Только сметанки я все же наверну, с вашего позволения.
— Не балует тебя хозяйка?
— Настасья? Ну, как бы… да. Не балует. Но вы не подумайте, девка она неплохая. Хорошая даже. Не пьет, не курит, дом в порядке содержит… когда не ленится. Находит на нее бывает, она и в комнатах приберет, и вкусностей наготовит… А кому оно надо? В доме ж только она, да жаб ее, Жорка. К тому у меня тоже никаких претензий: животное смирное, мух ловит исправно, в тапки не гадит. Вот они тут вдвоем с Настасьей и обитают. Да еще сегодня она мертвеца привела…
— И что скажешь? Как он тебе?
— Покойничек? Ничего так, живенький.
— А вы что скажете, Анастасия? — повысил голос колдун, и у меня сердце в пятки ушло. — Не стыдно подслушивать? То есть, я хотел сказать, не скучно там, в коридоре? А то заходите к нам, посидим, пообщаемся.
Позорно бежать с места преступления я не стала. Да и какое преступление: я у себя дома, между прочим! Запахнула халат, решительно толкнула дверь и тут же замерла с открытым ртом. На ковре, рядом с креслом, в котором развалился темный, сидело странное существо с полметра ростом, серое, мохнатое. В лапках это чудо держало блюдце. На столе стояла принесенная мамой банка сметаны, уже наполовину пустая.
Я закрыла глаза, а когда открыла, диковинное создание уже превратилось в миниатюрного старичка в длинной серой рубахе. На лице, по самые брови заросшем косматой седой бородой, влажно блестели черные глазки.
— Так-то лучше, Настюшка? — спросил старичок ласково.
Я кивнула.
— Вы что, не знакомы? — с недоверием посмотрел на меня колдун. — Не знакомы с хозяином?
— Вообще-то я тут хозяйка! — напомнила ему я.
— Не верит она в меня, — вздохнул дедок.
— Ведьма, не верящая в домового, — возведя очи горе, пожаловался темный люстре. — Куда катится этот мир?
Лохматик скорбно высморкался в рукав:
— Она и в себя не слишком-то верит.
Я снова зажмурилась. Все, стоп. Домового мне только не хватало для завершения этого «чудесного» дня.
— Звать-то тебя как? — услышала я обращенный к дедку вопрос колдуна.
— Вам и-ик… имя сказать? — В тоненьком голоске явственно звучал страх, и я все же открыла глаза, подспудно ожидая, что темный взял домового на прицел своей зажигалки.
Ничего подобного, сидит, как и сидел, скрестив руки на волосатой груди. Я на чудика засмотрелась и не сразу заметила, что темный разделся до пояса, повесив пиджак и рубашку на спинку стула. Здоровый бугай. И на плече какая-то татуировка…
— Не бойся, — непривычно добрым голосом сказал он домовому. — Имени не требую. Скажи, как тебя люди зовут.
— Так это, — оживился дедок. — Петровичем.
— Оригинально, — угрюмо заметила я.
— Традиционно, — назидательно поправил косматый старикан.
— У нас тут одна проблема, Петрович, — доверительно сообщил ему темный. — Надо бы, чтоб ты за квартирой присмотрел.
— Дык я и так того, присматриваю…
— А ты получше присматривай. Мало ли. Вдруг гости какие странные объявятся или еще что.
— Ага, — понимающе мигнули глазки-бусинки. — Пригляжу, не извольте беспокоиться.
— Спасибо.
Вот бы он и с людьми был такой же обходительный, как со всякой нечистью. Домовые — это же нечисть? Хотя вроде как добрые духи. Но бывает, душат во сне. Мне девочка одна на работе жаловалась, а я отмахнулась тогда: мол, сказки все это, а ты лучше щитовидку проверь…
— Анастасия, вернитесь в реальность, — окликнул меня колдун.
— Реальность? Что-то не похоже.
Темный поднялся, подошел ко мне.
— Сметану ему отдай, — прошептал одними губами.
— А?
— Сметану отдай, говорю.
— А. Ладно.
Я взяла со стола ополовиненную банку и протянула ее дедку:
— Вот. Это вам. Угощайтесь.
— Спасибо, Настюшка, — едва ли не прослезился он.
И что теперь? Я обернулась к колдуну.
— Не сложно, да? — скривился тот. — Ему же немного надо. Чуть-чуть уважения. Блюдце молока, кусочек колбаски. Неужели это так тяжело? Он же следит за вашей квартирой, заботится о вас.
Естественно, домового уже и след простыл.
— Чего вы на меня орете? — огрызнулась я громким шепотом, вспомнив, что в соседней комнате спит Сережка. — Я понятия не имела, что он тут… водится. Я же его до этого дня в глаза не видела!
— Не верю! А если и так? Вы воздух видите? Нет? Но чем-то же вы дышите!
Колдун перевел дыхание и продолжил уже тише:
— Это же надо, чтоб из всех ведьм в этом городе мне попалась самая… самая…
— Какая?
— Да никакая! Самая никакая ведьма. Поздравляю, в этой номинации вы побеждаете с огромным отрывом.
— Да потому что я не ведьма, — вспылила я. — Согласна, не все сказки врут. Убедилась сегодня. Только я к этим вашим сказкам никакого отношения не имею!
И вообще, все это от кабачков! Перевела, блин, старушку через дорогу!
— Знаете, Ася, вам действительно надо поспать.
— Что?
— Вам нужно отдохнуть.
— Нет, вы назвали меня…
— Асей? — сощурился он. — Я так услышал.
— Бабушка меня так звала. — В глазах вдруг защипало. — Это ее комната. И квартира была ее. И домовой тоже.
— Ложитесь спать. Завтра поговорим.
— А в корзинке у тебя что?
— Пирожки.
— Пирожки-и? Ха! Ты прямо как Красная Шапочка! А я Серый.
— Волк?
— Не, просто Серый. Сережа. Я в первом подъезде живу.
— А я Настя.
— Пойдешь к нам? Мы там халабуду строим.
— Пойду. Только пирожки занесу. Тут для бабушки с вишней и один с творогом — для Петровича…
Первые секунды после пробуждения я была уверена, что все случившееся вчера — дурной сон. Я лежала в своей комнате, в своей постели, а на соседней подушке вальяжно и так привычно расположился Жорик. Можно было вздохнуть с облегчением… Но я и этого не успела.
— Умный гад!
Серый, чье место успел занять жаб, изучал аквариум.
— Тут сетка в одном месте отходит, — сообщил он, — сразу и не заметно. Он, видно, подпрыгивает, отодвигает и так выбирается. Но ничего, я потом проволокой прикручу.
Я отнесла Жорика на место, а традиционный утренний поцелуй сегодня достался Сережке. Хоть что-то приятное во всей этой истории.
— Ты не сердишься? — Он обнял меня, прижимая к груди.
— За что?
— За то, что я тебя во все это втянул.
— Я сама втянулась.
— Нет, это я виноват. — Серый опустился на кровать и усадил меня рядом. — Понимаешь, я знал обо всем. С самого начала знал. И что умер, и что воскрес. Не рассказывал никому, чтобы за психа не приняли, но знал. И что следят за мной, тоже знал. Чувствовал. Потому и старался особо не высовываться, из квартиры от силы раз пять за все два месяца вышел. А вчера… Вчера ты пришла. Такая красивая, такая… — Горячие губы коснулись моего лба, а по коже мороз прошел. — Помнишь, как я ногу сломал? — прошептал, не отстраняясь, Сережка. — Больше месяца дома просидел. А когда стало можно наступать и потом во двор выйти — не ходил, летал! И это всего лишь после болезни. А представь, каково это после смерти. Я не сразу почувствовал, как и с ногой тогда. Но ты пришла, и… Жить захотелось. На всю катушку…
