Главное, чтобы хватило ее до границы. Однако Евдокия чуяла, что не хватит. Не с ее-то везением…
Замок вынырнул из пустоты.
Только что не было, и вот поди ж ты, стоит темною громадиной, ворота распахнул гостеприимно. Над воротами этими воронье собралось, солидное, жирное. Ходят по замковой стене, друг другу кланяются вежливо…
Евдокия моргнула и головой затрясла, морок отгоняя.
Не было замка.
И быть не могло.
А он стоит. Зловещий, каменный, с башнями высокими, с воротами этими самыми, распахнутыми, которые не один таранный удар выдержат, коль найдется глупец, которому захочется внутрь попасть.
Евдокия попыталась свернуть. Да только куда ей от местных-то красот… и дорога, вывернувшись, выпрямившись, сама толкнула автомобиль в раззявленные створки. И колеса заскакали по камню. Мелькнули над головой зубцы решетки. Она упала, отсекая автомобиль от болот, а следом и ворота закрылись. В замковом же дворе мотор заглох сам собою.
— Приехали, — мрачно заметил Себастьян, который сидел прямо, держась за голову обеими руками. — Вотана ради… иногда я начинаю думать, что голова людям дана исключительно ради мигреней… Дуся, у тебя нюхательных солей нет?
Рядом с автомобилем выросла тень Лихослава.
И стало как-то спокойней.
— Извини, не захватила.
Евдокия выпустила руль с некоторым сожалением. Все ж таки в автомобиле она почти поверила, что им и вправду позволят уйти.
— Это ты зря.
Себастьян голову выпустил. И в крылья завернулся, сделавшись похожим на огроменного нетопыря.
— Но если голова болит, значит, она есть…
— Смею заметить, что порой голова имеет обыкновение болеть и при отсутствии ее…
Лихо зарычал.
— Великодушнейше прошу простить меня за приглашение столь настойчивое…
Значит, это приглашение было? Евдокия покосилась на кованую решетку, перегородившую выезд. Однако…
— Меня оправдывает исключительность ситуации…
Он выглядел человеком.
Нет, Евдокии прежде с упырями так близко сталкиваться не приходилось, но предполагала она, что выглядеть ожившие мертвецы должны бы иначе.
Высокий. Бледный, пожалуй, почти изможденный. Лицо острое какое-то, с запавшими щеками, с носом клювастым и тяжеленным подбородком. Темные волосы лишь подчеркивают мраморную белизну кожи.
И вырядился в черное.
Правда, наряд престранный. Этакий Евдокия только на портретах музейных и видала. Воротник круглый кружевным блюдом. Кираса стальная с цепью золотой, широкой. На такой только волкодлаков и держать. В цепи каменья драгоценные натыканы. А с нее же и орден свисает этаким солнцем. И немаленьким, с еще одно блюдце. Штаны широченные, перехвачены атласными лентами, да не просто так — с бантами.
Чулки плотные золотыми птичками расшиты.
Евдокия вновь закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что этакая красота ей примерещилась…
— Я позволил себе предположить, что вы не отнесетесь к словам существа, мне подобного, с должным пониманием.
Не примерещилось.
И главное, в ухе серьга золотая с жемчужинкой.
А с цепи плащик свисает коротенький, из атласа… экстравагантный ныне упырь пошел. И ведь не скажешь, что нарядец этот ему не к лицу. К лицу. Как под него шили.
Упырь поклонился, оттопырив одну руку, отчего плащ развернулся атласным крылом. Другую же прижал к груди.
— Я не мог допустить, чтобы благородные господа и тем более дама, оказавшиеся в ситуации столь затруднительной, погибли…
— Можно подумать, здесь мы будем жить долго и счастливо, — пробормотал Себастьян, почесывая шею.
Чешуя исчезла, но шкура все еще премерзко зудела.
Место это… не то чтобы не нравилось оно Себастьяну, хотя, конечно, замок упыря, исполненный в полном соответствии со всеми традициями — черный, мрачный и зловещий, — не располагал к душевному общению. Но нет, напротив, здесь Себастьян чувствовал себя… спокойно?
— Это как уж вы сами пожелаете. Я рад гостям… как бы ни странно это звучало. — Упырь вновь поклонился. — Прошу вас, господа… и дама… вы, верно, желаете отдохнуть. Клянусь остатками своей души, что в доме моем вам ничто не угрожает…
— Вы — Владислав. — Евдокия открыла дверцу.
— Верно.
— Яслава…
По лицу упыря пробежала тень.
— К сожалению, порой судьба бывает жестока с теми, кто вовсе не заслужил жестокости.
— Она погибла?
— В какой-то мере.
А вот эта улыбка Себастьяну вовсе не понравилась. Да и Владислав… нет, не похож он на упыря. Те-то к беседам пустопорожним склонности не имеют, да и вовсе создания, почти лишенные разума, не говоря уже о связной речи. Оно и понятно, с кем им разговаривать?
— Ныне ее судьба связана с моей. А я сделаю все, чтобы вернуть ее. Но прошу вас, господа… — Он указал на ступеньки. — Гроза вот-вот разразится. И в доме будет безопасней.
Словно услышав его слова, небо прогнулось и сыпануло ледяными каплями.
— И вас, князь… — Владислав обратился к Лихославу. — Не стоит оставаться под открытым небом…
Это небо шло трещинами, которые то зарастали, то возникали вновь. И как-то вот неуютненько было даже смотреть на него. Лезло в голову всякое… недоброе… о том, что будет, когда небо окончательно треснет. Небось осколочки-то с него на голову и посыплются.
А то еще и чего похуже.
— Однако просил бы вас вести себя сообразно человеческой природе.
Лихослав коротко рявкнул. Надо полагать, сие означало согласие…
В замке было… не так, как должно бы в логове упыря, пусть весьма себе интеллигентного с виду. Ни тебе запустения, ни паутины, клочьями свисающей с потолка. Разве что сами эти потолки высокие, прокопченные до того, что и не различить под оною копотью рисунка. А ведь был… вон что красное пятно мелькает, что синее… но пламя факелов дрожит и тянется, спеша закрыть и эти малые проблески цвета.
Стены темные, дубовыми панелями забраны.
Гобелены.
И оружие… много оружия… столько, что на малую армию хватит. И все-то, в отличие от потолков, ухоженное. Блестит сталь, отливает синевой, руки к ней сами так и тянутся. С учетом-то личности хозяина тяга эта вовсе естественной глядится.
Себастьян на всякий случай руки за спиною скрестил.
Упырь аль нет, но вел себя Владислав предупредительно. Шел впереди, только куцый красный плащик, на левое плечо съехавший, покачивался кокетливо. Цокали каблуки по каменному наборному полу. И вновь же то ли змеи зеленые по мрамору струились, то ли драконы, то ли еще какая нежить свойства неизвестного.
Разглядеть бы… Сигизмундусова натура, очнувшись не ко времени, вовсе требовала немедля все запечатлеть, если не в рисунках — к рисованию Сигизмундус склонности не имел, — то хотя бы в записях. И в записях подробных! Научный мир жаждет знать особенности упыриного быта… и самого его желательно бы измерить. Рост, вес… клыков размер…
Себастьян потряс головой, избавляясь от этакой блажи. Почему-то показалось, что хозяин этого места без понимания отнесется к подобной жажде знаний. И размах клыков измерить точно не даст.
Снаружи громыхнуло…
— Полное дежавю, — пробормотала Евдокия и ручку этак на холку супруга примостила. Благо тот сам от Дуси ни на шаг не отступал.
Владислав обернулся. И дружелюбная улыбка его напрочь убила желание что-либо мерить.
— Полагаю, вы имели несчастье познакомиться с… моими дальними родичами. Я рад, что вы остались живы…
— А я уж как рад. — Себастьян сложил крылья, которые совершенно не желали убираться.
А Владислав улыбнулся еще шире:
— Думаю, за ужином мы обсудим и это… печальное происшествие.
Главное, чтобы за этим ужином роль собственно ужина доверили кому-то другому.
— А пока отдохните. На втором этаже выберите себе комнату по вкусу. В замке теперь множество свободных…
Владислав остановился перед лестницей, которую охраняла парочка горбатых химер. При виде хозяина они ожили, засуетились, заскулили совершенно по-собачьи.
— Призрак. — Владислав почесал химеру за острым ушком, и она отчаянно завиляла хвостом. Куцым. Поросячьим. — И Тьма. Они вас проводят.
— Может… мы как-нибудь сами?
Может, хвосты у химер и были куцыми, зато вот пасти радовали наличием мелких и острых зубов.
— Если будет на то ваше пожелание. — Владислав вновь поклонился. — Ужин подают в девять. Полагаю, вы услышите…
И туманом рассыпался.
Вот же… попробуй упокой такого. С другой стороны, упокоение подозрительно активных упырей в служебные обязанности Себастьяна не входит.
Да и какие обязанности?
В отпуске он!
Отдыхает, так сказать, активно.
По лестнице первым поднимался Лихо, Он же и комнату выбрал, обнюхал каждую дверь в коридоре и все одно к первой вернулся. Толкнул носом, она и открылась.
