На дворе была перестройка, ускорение и яростная борьба с любым проявлением пьянства и алкоголизма. За лёгкий запах спиртного вышибали из армии не задумываясь, не учитывая 24 года безупречных, пинком под зад, без пенсии!!! А тут, сломать об колено, жизнь двоим курсантам?! Да запросто. Но, БОГ Витю любил!!!!! Заслуженное и жестоко карающее возмездие за злостное нарушение воинской дисциплины, а также мудрых указаний любимой партии, в ту ночь, прошло мимо. Нас не поймали. Невероятно, но факт. Пронесло! Чудо!
Утром 24 февраля, к нестерпимой боли в горле (ёжики опять активизировались и устроили необузданные брачные игрища), прибавилась ещё и головная боль. Жить не хотелось вообще, и в целом.
— Сань, сейчас поправимся, — Витя опять склонился над моим неподвижным телом, как образцовая курица-несушка над своим желторотым цыплёнком: — У нас бутылочка завалялась, а клин клином вышибают, да и горлышко пополоскать тебе надоть. Лучше нет лекарства! Не сыщешь, говорю лучше! Я тебе точно говорю. Авторитетно заявляю. К бабке не ходи.
— Витя, пропади где-нибудь, сделай милость!
Бесполезно, Виктор, как гигантское членистоногое, неестественным образом сложился вдвое и полез в свою тумбочку, причём, его задница всё это время торчала наружу. Раздался характерный звук открываемой ёмкости, и по спальному помещению потянуло назойливым запахом водки.
— Копыто!
Этот голос, заставил меня инстинктивно вздрогнуть и накрыться одеялом-матрасом с головой: «Мама, ну почему, я не умер вчера?! Ну, всё, налетели! Теперь точно выгонят!»
— Копыто, что ты там делаешь? — вкрадчиво повторил командир нашего 1-го батальона, суровый полковник по прозвищу «Пиночет». Комментарии излишни, этот военный был лишён всех чувств сострадания и жалости. Да чего там — он был лишён всего человеческого. Боевая машина, запрограммированная Общевоинскими Уставами Вооруженных Сил СССР.
Витя мгновенно вытащил из тумбочки свою белобрысую голову, с торчащими в разные стороны непослушными волосами, напоминающую ёршик для чистки унитаза, причём уже пользованный и загипнотизированный взглядом чудовищного полковника, начал лепить ТАКОЕ. .
— Я, товарищ полковничек, Симонова лечу. У него перпендикулярная ангина. Горло раздирается на части, парень просто загибается. И температура бешеная, правда, не знаю какая — градусника нету, но горячий… Ужас! Вон он, под одеялом, то есть под матрасом, валяется.
— Ну и чем же ты его лечишь, Айболит хренов?! Проникающим массажем простаты что ли?
— Водкой, товарищ полковник. Лучше компресса не придумаешь, согревает очень хорошо. А если ещё в рот набрать побольше, да пополоскать от души — совсем чудненько! Но выплевывать нельзя. . эффект будет лучше…
— Водкой?! ХА-ХА-ХА!!!! — комбат решил, что курсант Копыто или сошёл с ума или шутит откровенно подобострастно. А ему — полковнику, очень лестно, когда его подчинённые не только скоропостижно обделываются при появлении его — великого и могучего, ужасного и справедливого, но и шутить временами изволят. Но в меру! В меру — самую малость. В пределах нормы, не более — как с отцом родным. А великим быть, ой как приятно! И довольно похохатывающий комбат двинулся дальше по коридору, в сторону кабинета нашего командира роты Володи Нахрена.
Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краёв, я не стал ничего говорить, что я о нём — законченном мерзавце и редкостном говнюке, думаю, а просто молча выпил содержимое. Перед тем как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло, смачно побулькал, и сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.
До моего материалистического разума, воспитанного в школе на принципах убежденного атеизма и всяческом отрицании любого духовного начала, внезапно дошло — осенило фактически, что ни хрена плохого со мной не случится, пока рядом со мной, будет Витя.
Я понял, да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что БОГ Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне! Может как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, недаром народная молва зовет «божьими людьми».
И в результате, заодно, вместе с этим неказистым недоразумением — ошибкой, так сказать природы, прикрывая его непрактичные и неразумные, но абсолютно искренние и чистосердечные проступки, Бог погладил и меня грешного по моей дурной головушке, своей нежной, заботливой, ласковой отеческой рукой.
Как уже ранее отмечалось, наш комбат полковник Серов был бравый вояка и образцово показательный служака. И для поддержания нашего боевого духа в надлежащем тонусе — в напряжении тоесть, по-русски говоря, а может всего лишь из личной и персональной вредности, кто знает но, тем не менее, он ежемесячно устраивал в батальоне «химический день».
«Химический день» — это значит, 2-ю среду каждого месяца весь личный состав 1-го батальона — порядка чуть менее 1000 бойцов перед разводом на занятия тупо строились на центральном плацу со своими личными противогазами. Командиры взводов производили беглый осмотр и докладывали о готовности командирам рот, а командиры рот в свою очередь уже докладывали о готовности к процедурам уже изнемогающему от сладострастного вожделения нетерпения Пиночету.
Мы же — курсанты, тоскливо и обреченно ждали горячо любимую всеми нами и такую замечательную команду, как: «Газы».
Командир батальона в наших трепетных ожиданиях никогда нас не разочаровывал и не обманывал, команда: «Газы» обязательно подавалась своевременно. Причем, подавалась исключительно под гаденькую и ехидную улыбочку нашего дорогого отца-командира — родного Пиночета, который с профессиональной скрупулезностью и педантичностью засекал на секундомере время ее выполнения.
Услышав сакраментальное «Газы», все курсанты дружненько натягивали на свои головы персональную резиновую конструкцию типа противогаз.
А тем временем Пиночет упивался увиденной картиной монолитного и безликого строя в тысячу голов с серыми презервативами на головах и слоновьими гофрированными хоботами, теряющимися в зеленых брезентовых подсумках, которые висели на левом боку каждого курсанта. Удовлетворенный и улыбающийся комбат, поглядывая на «резиновое» стадо, громко и внятно подавал команду для торжественного прохождения маршем, мимо него естественно.
И мы, идеально ровными строями, по-ротно и по-взводно, бодренько топая сапогами, проходили мимо нашего ненаглядного Пиночета старательно оттягивая «носок» и с традиционным равнением «направо», гармонично поблескивая ровными шеренгами окуляров запотевших стеклянных очков на резиновых масках ненавистных противогазов.
Спасибо, хоть строевую песню в этот незабываемый момент петь не заставляли. Есть правда модель противогаза с металлической мембраной в области рта, и комбат Серов был искренне уверен, что это усовершенствование в конструкции маски противогаза было сделано специально для обеспечения возможности исполнить строевую песню в момент передислокации боевого подразделения на зараженной местности. Не знаю у кого как?! У меня просто нет слов. Вообще-то военные медики просто так справок не дают, согласитесь, а у Серова она была. Контуженный. И по пояс деревянный.
После торжественного прохождения строем, курсанты расходились своими классными отделениями по плановым занятиям и еще целый день таскали с собой, а то и на себе — в перерывах между учебными парами, свои индивидуальные и обрыдлые до тошноты, резиновые изделия.
За соблюдением режима «химического дня» полковник Серов наблюдал лично, появляясь в самых неожиданных местах (вплоть до туалетов) и щедро раздавая внеочередные наряды на тумбочку дневального всем желающим избежать или уклониться от увлекательной процедуры обязательного ношения ненавистного противогаза в короткую перемену между занятиями.
Стоит отметить, что «химический день» был абсолютно неизбежен. Он неизменно наступал независимо от времени года и погодных условий. «Химический день» стал таким же обязательный явлением как восход солнца.
Мы таскали противогазы летом в жару при +30 по Цельсию и выше, когда пот обильно стекал внутри маски этого резинового гандона, безжалостно разъедая глаза и кожу лица. Окуляры очков сразу же запотевали, и курсант превращался в слепого котенка, который ориентируется, полагаясь исключительно на слух или, двигается в строю своего подразделения фактически на ощупь, опираясь на плечо товарища. Оставалось только точно выполнять строевые команды сержантов или офицера: «левое плечо вперед, стой, шагом марш» и т. д. и т. п. и прочее. Зато развивалось пространственное осязание и чувства локтя.
