Семен Нариньяни - Рядом с нами

— У меня срочное дело.

А вслед за Глазуновым вышел из комнаты и Арефьев.

— И у меня срочное дело.

Галя Хорькова испуганно смотрела вслед уходящим и думала: а как же быть с хулиганами?

— Не бойся, — сказал Михайлов, — мы проводим тебя.

И действительно, Михайлов с Базановым проводили девушку до дома. А тут, оказывается, засада. К Галине сразу подскочили стремянные и стали выворачивать руки.

— Будешь знать, как брезгать нашим помещиком!

Владимир Михайлов бросился на помощь. Что же касается Василия Базанова, то он почему-то отстал, отвернулся и стал глядеть куда-то в сторону. Это обстоятельство не остановило Михайлова, и он твердо сказал стремянным:

— Сейчас же отпустите девушку!

И, отогнав стремянных, Михайлов сказал помещикам:

— Эх, вы, храбрецы! Да как же вам не совестно поднимать руку на девушку?

Стремянные бросились к Михайлову с кулаками, но один из помещиков остановил их:

— Не спешите. Сейчас еще светло. Мы наведаемся к этому рыцарю попозже.

И свою угрозу хулиганы выполнили. Ровно в полночь они ворвались в дом, где жил Михайлов. Молодой инженер пробовал сопротивляться. Но где там, разве одному справиться с четырьмя! Ах, если бы кто-нибудь пришел ему на помощь… И ведь было кому прийти. Рядом находились его товарищи. И они видели, как четверо бьют одного, и не заступились.

Я не знаю, что переживали в это время Глазунов, Базанов… Мучались ли они угрызениями совести или лежали под одеялами и думали: "Не рыпайся, бьют-то не тебя, и слава богу".

А хулиганы сбили в это время несчастного комсомольца с ног, топтали его сапогами, ударили ножом. И лишь после того, как полилась кровь и разбежались хулиганы, к раненому, избитому Михайлову поладили его товарищи.

— Безобразие, — сказал Базанов.

А Глазунов добавил:

— Надо немедленно сигнализировать административным властям.

Глазунов с Базановым, дождавшись утра, побежали с первым сигналом к участковому уполномоченному — Слепцову. А тот спросил:

— Что, убили?

— Нет.

И участковый сразу потерял интерес к делу.

— Одностороннее избиение, — сказал он. — За это мы не судим, а накладываем штраф от 50 до 200 рублей.

— Штраф? Да они же ударили его ножом!

— Ай, ну какой это нож? Вот ежели бы они ударили финкой, я бы подвел их под юридическую статью, а перочинный нож — это пустяки.

Мы хотим просить областного прокурора продолжить этот разговор с участковым уполномоченным Серебрянопрудского отделения милиции. Будем надеяться, что областная прокуратура найдет юридические основания, чтобы устроить в селе Петрово показательный процесс и посадить на скамью подсудимых как хулиганов, так и вышеназванного уполномоченного.

Случай в селе Петрово взволновал большой коллектив работников Института сырья. Старший инженер Волвенкова отказалась, например, подать руку Глазунову. Волвенкову поддержали Умнова, Березовская. Но нашлись работники, которые взяли Глазунова под защиту:

— В трудных-де обстоятельствах человек должен думать о себе, а не о товарище.

Валентину Сергеевну Волвенкову возмущают такие рассуждения.

"Управа на хулиганов будет, конечно, найдена, — пишет она в редакцию. — А вот как быть с Глазуновым, Базановым. …Уголовного преступления Глазунов не совершал, а моральное? Так почему не привлечь и Глазунова и Базанова к суду чести за трусость и малодушие? А ведь такие люди есть не только в нашем институте. Вы можете их встретить и в пригородном поезде, и на улице, и даже среди своих знакомых. У этих людей нет чувства локтя, товарищеской солидарности. В трудную минуту такие люди могут подвести, оставить в беде, без помощи даже самого близкого друга, даже родную мать.

— Бьют-то не меня".

1956 г.

Весь день имя Георгия Константиновича Кублицкого не давало покоя работникам института. По поводу этого имени звонило изрядное число всяких ответственных работников министерства: завы, замзавы, начальники отделав. И все с одной просьбой:

— Не отправляйте Георгия Константиновича из Москвы. Он очень нужен нашему зам. министра.

Наконец к вечеру запыхавшийся курьер принес в дирекцию института официальную бумагу от самого зам. министра.

"Георгия Константиновича Кублицкого немедленно направить в наше распоряжение…"

Кто же такой Кублицкий? Может быть, Георгий 'Константинович прославленный академик, и зам. министра ищет помощи и совета этого маститого ученого по вопросам производства? Да ничего подобного. У Кублицкого нет ни учености, ни маститости. Кублицкому всего двадцать один год, и товарищи по институту зовут его не Георгий Константинович, а много проще: одни Юрой, другие Жорой. Тогда, по-видимому, этот самый Юра-Жора учится в каком-нибудь железнодорожном институте, и зам. министра попросту спешит законтрактовать будущего специалиста за своим министерством? В том-то и дело, что нет. Г. К. Кублицкий учится в Московском юридическом институте, а это учебное заведение, как известно, готовит не железнодорожников, а судебно-прокурорских работников. Как ни странно, а именно этот контингент работников с недавних пор вдруг позарез понадобился разным московским учреждениям и организациям, весьма далеким от дел уголовных и следственных.

Дирекцию юридического института донимают звонками работники многих министерств. Будущих следователей и прокуроров стали с легкой руки разных завов и замзавов переквалифицировать не только в железнодорожников, но и в корректоров, живописцев, спортсменов. Директор «Углетехиздата» требует командировать к ним студента Крючкова, директор Московской скульптурно-художественной фабрики № 2 — студентку Круглову, председатель московского городского совета общества «Спартак» — студента Зарухина.

Почему будущие прокуроры должны становиться корректорами и футболистами?

На этот вопрос отвечает письмо, случайно попавшее в руки студентов и пересланное к нам в редакцию. Вот оно в его подлинном виде:

"Дорогой Петр Григорьевич (он же дядя Петя)! Пишет тебе «Планетарий» (он же дядя Костя). Поздравляю с наступающим праздником 1 Мая и желаю здоровья тебе и глубокоуважаемой твоей супруге Марии Васильевне… Как всегда бывает в таких случаях, я обращаюсь с великой просьбой: дщерь моя Марина завершила все экзамены последнего курса Московского юридического института. Марине 23 года. Она на хорошем счету в институте. Комсомолка. Общественница. Хорошо поет! (Где-то сядет?) Это меня и беспокоит. Вот-вот должно быть распоряжение, и ее любезно обещают за то, что она получала стипендию, послать куда-нибудь подальше… ну, например, на Алтай и проч. Иными словами, ее хотят «доконать» в деканате. Прошу тебя изобрести что-нибудь такое, что послужило бы ей спасением, то есть придумай способ посылки запроса в адрес директора Московского юридического института, ориентируясь на оставление ее в Москве или Ленинграде".

Не надеясь на прозу, дядя Костя решил воздействовать на чувства дяди Пети стихами собственного сочинения:

Расшифруем псевдонимы. "Дядя Костя" — это кандидат физико-математических наук К.Н. Шерстюк, а "дядя Петя" — работник прокуратуры Петр Григорьевич Петров.

Нужно отдать справедливость прокурору Петрову: он устоял перед стихами кандидата физико-математических наук и не послал запроса директору института. А вот другие, к их стыду, не устояли. Комиссия по распределению молодых специалистов юридического института решила направить Калерию Симанчук следователем в Марийскую АССР. А родители Симанчук — ни в какую!

"Зачем "нашей дщери" уезжать из Москвы, — подумали они, — если у нас есть именитые знакомые?"

И вот на свет появилось еще одно послание:

Важный генерал-майор Муркин клюнул на лесть. Он послал директору института запрос с просьбой оставить К. Симанчук в Москве в распоряжении управления, в котором А. Муркин занимает видный пост.

В прошлом году, так же, как и в этом, Московский юридический институт направил в московские учреждения по запросам их руководителей десятки своих воспитанников. Только в отделы и ведомства двух министерств было откомандировано пятнадцать человек. Я решил проверить, что же делают будущие прокуроры на чужой и неинтересной для них канцелярской работе. И что же? Из пятнадцати выпускников только один оказался на месте, а остальные даже не появлялись в министерствах.