А когда Александр Филиппов был назначен главным редактором новорождённого издания – газеты «Истоки», наши творческие связи стали ещё более тесными. Не было у него ни малейшего признака ложной скромности, он никогда не стеснялся обратиться с любым вопросом к своему более «опытному коллеге», проработавшему уже больше десяти лет главным редактором, открыто и всегда искренне просил то, чем я мог помочь ему в непростой редакторской деятельности.
Наша творческая дружба получила «боевое крещение» в середине восьмидесятых, когда я попал в немилость местных вождей за публикацию в своём сатирическом журнале материала, задевающего «честь» одного высокопоставленного чиновника – «зур начальника». Меня, как неблагонадёжного редактора, взяли под жёсткий контроль; обязали все материалы до публикации в «Хэнэке» согласовывать в обкоме партии с вышестоящим начальством. Тогда и сатирическая миниатюра Александра Филиппова «Пень», как «вредное» произведение, подрывающее авторитет руководителей республики, не прошла через сито бдительных цензоров. А речь-то в этой полустраничной миниатюре шла всего-навсего о торчащем на дороге пне. Самое «страшное» заключалось в том, что автор предлагал убрать старый пень. Думаю, вам понятно, в чём смысл и сила сатиры. Начальники – не дураки, они тоже сразу всё поняли.
Конечно, я переживал за каждый материал, который не попадал на страницы журнала только потому, что был «больно острый». Александр Павлович понимал это, сочувствующе успокаивал меня, так сказать, морально поддерживал. Его поддержка для меня была особенно важна в то время, когда даже «большие» редакторы, узнав, что я в опале, не очень охотно шли на откровенные разговоры со мной.
Наконец, не стерпев такое положение, я пошёл в обком и громко заявил в большом кабинете:
– Если не доверяете мне, поставьте другого редактора!
Солидный агай с седыми волосами, опытный ответработник аппарата, посмотрел на меня, молокососа по сравнению с ним, но уже не лыком шитого, а проработавшего пять лет главредактором одного из немаловажных изданий (тогда «Хэнэк» действительно являлся «боевым оружием» народа и партии, которые были действительно «едиными»), и сказал почему-то тихо, как-то по-отцовски назидательно:
– Не горячись, ты пока молодой, ещё не такое увидишь в своей жизни… Как-то при встрече выплеснул я Александру Павловичу:
– Не дают мне возможности эти «пни» из Белого дома идти в ногу со временем!.. Что такое, тридцать седьмой год что ли?! Александр Павлович мудро, как это только он умел, улыбнулся и сказал:
– Если бы тридцать седьмой… тебя, как редактора, давно упрятали бы за решётку и журнал твой закрыли бы, как это было тогда. А пока они, мне думается, тебя берегут. Для будущего. Как компетентного кадра. Там ведь сидят, хотя и начальники, но не враги же народа.
Скоро начались перестройки, реформы. «Пни» ушли. И уже никто не указывал мне, что печатать или не печатать в сатирическом журнале. Гораздо более острые, чем тот репрессированный «Пень», произведения Александра Филиппова появлялись в «Вилах». А сам он не побоялся опубликовать в своих «Истоках» мои «разгромные» рассказы. Осторожный, на первый взгляд, Александр Павлович оказался очень смелым редактором.
Он без оглядки напечатал даже те сатирические произведения, которые испуганно отвергли мои некоторые молодые коллеги в других изданиях. Вот и думаю теперь: неужели «пни» бывают и в головах редакторов? И как это они в нынешнее, совсем бесцензурное, время могут появляться даже у молодых? Может, тут дело не во времени и не в возрасте?..
В девяностые, мягко говоря, непростые годы – а если сказать точно: в то смутное время – у Александра Филиппова ярко проявился талант публициста, общественного деятеля и поэта-гражданина с активной политической позицией. Естественно, мы с ним оказались на одной стороне баррикады. Не штыком, а пером боролись мы с разрушителями великой страны, справедливо защищая интересы обманутых и обездоленных. В то время, когда многие наши коллеги по перу успешно «перекрасились», мы с Александром Павловичем сознательно не хотели, да и не могли смириться с обманом, с несправедливостью. И на президентских выборах не сочиняли оды «всенародно любимому» Борису Ельцину, а были доверенными лицами его оппонента.
Однажды Александр Павлович позвонил мне и говорит:
– Прочитал твой новый рассказ. – Голос звучит бодро. – Занеси мне свои книги на русском языке, напишу статью о твоём творчестве.
Я оторопел.
– Нет, нет! Не надо!..
– Сам знаю, что надо. А ты чего мне запрещаешь? «Пнём», что ли, стал? Тут я вспомнил, что к печати готовится мой однотомник на русском языке, где будут короткие высказывания современников об авторе. Сказал об этом Александру Павловичу – и на следующий же день передали мне от него текст по факсу. Через пару дней я заглянул к нему в редакцию.
– Ты получил мою запись? – спросил он сходу. Я показываю ему бумагу и – нарочно:
– Эту, что ли? А её действительно ты написал? – А то!.. Что, не нравится?
– А ты точно сам написал? Может, это твоя секретарша набрала на компьютере и отправила факсом… А вот Мустай Карим точно сам написал, собственноручно. Он от души расхохотался.
– Ну, ты, «Хэнэк»! Тогда вот тебе и от меня собственноручно! – И своей рукой дописал в своей записи: «Поистине Мар. Салим пишет белым по чёрному!» Это предложение оказалось последним в ряду опубликованных в книге «Белым по чёрному» высказываний выдающихся русских писателей, таких, как Сергей Михалков, Леонид Ленч, Станислав Куняев, Алексей Пьянов, о моём сатирическом творчестве.
Мне особенно нравится его слово «поистине». И не случайно, а вполне сознательно использовал это волшебное слово и я в начале своих воспоминаний о знаменитом русском поэте с башкирской душой. Да, поистине так!
В начале века я частенько приезжал в Москву по каким-то вопросам, утрясать какое-нибудь дело или просто посмотреть, что творится в столице.
Только было, гуляя по первопрестольной, собрался прощупать столичную обстановку, как мне навстречу – мой хороший, мой любимый Крокодил. Здоровый такой, упитанный, зубастый, клыкастый.
– Ба! Знакомые всё лица! Ты ли это в самом деле?
– Я, я! Самый что ни на есть настоящий Крокодил!
– Действительно. И вилы в твоих руках, и трубка во рту – всё натуральное, крокодильское. Значит, ты… живой?
– Как видишь, – засмеялся он, широко раскрыв свою пасть. – Слухи о моей смерти сильно преувеличены.
– И как это хорошо, мой старый друг, что ты жив-здоров. И снова будем вместе высмеивать разных там бюрократов, жуликов и прочих негодяев.
– А-а, сколько их ни высмеивай, они всё равно живут и процветают, даже крокодильих зубов, не говоря уж о вилах, не боятся. – О времена! О нравы!..
– Но всё же нам надо стоять на посту, братишка. И не пропускать пороки. Невзирая на лица, даже очень высокопоставленные. Ну да ладно, пойдём, что ли, ко мне в гости. – И повёл он меня к себе в редакцию. Оказывается, у журнала «Крокодил» теперь новый адрес. И редакция занимает не целый этаж, как раньше. От былой роскоши теперь всего-навсего три комнаты. В одной из них сидит молодой главный редактор Сергей Мостовщиков.
– А вы-то сами как живёте? – спрашивает он.
– Слава Богу и Аллаху, – отвечаю, – как в старые добрые времена. В некотором роде даже лучше. И адрес у нас не изменился, и жилплошадь не потеряли.
– Рад за вас.
– А мы – за вас.
– Так будем жить! В дружбе, как в достопамятные годы.
– Будем!
Мы крепко пожали друг другу руки и… Тут подошёл главный редактор старого «Крокодила» Алексей Пьянов. Он по-прежнему в строю, теперь – в редакции нового «Крокодила». То ли редактором, то ли советником. В конце концов, это и неважно, главное – он в Крокодиловом логове.
Поэт-сатирик Алексей Пьянов в своё время унаследовал тот самый советский «Крокодил» от известного русского прозаика-сатирика Евгения Дубровина. И руководил им аж пятнадцать лет – до самой кончины любимого миллионами читателей всесоюзного сатирического издания. Сказать легко – пятнадцать лет. А какие это годы-то были! Не совсем весёлые для весёлого жанра.
«Крокодил» мы всегда считали нашим старшим братом. И отношения с ним были соответственно этому. Но Алексей Степанович держался с нами, главными редакторами сатирических журналов тогдашних братских республик, наравне. Нет, не потому, что наступила эпоха горбачёвской демократии, а потому что он сам по себе человек демократичный. Иногда даже было неловко, когда он, мой «старший брат», разговаривал со мной не как с «младшим», а как с опытным коллегой, уже видавшим виды редактором-сатириком.
Несколько раз он собирался к нам, в Башкортостан. Но не удалось. Зато с удовольствием приглашал в гости башкирских сатириков: предлагал читателям «Крокодила» их смешные произведения, так называемые «весёлые гостинцы».
