– Ну, так давайте выпьем за Диму. Царствие ему небесное. Хороший был человек, и специалист хороший.
– Давайте!
Добавили еще по сто. Выпили, не чокаясь. Хорошо пошла. Это тебе не китайская.
– А медведя в Эрмитаж ты приводил?
Это они опять хотят, чтоб я им чего-нибудь рассказал. А это они откуда знают? Кто-нибудь с нашей лаборатории растрепал.
– Наглое вранье! Приводил его не я, и медведь был не мой. Это в девяносто четвертом году было, летом. В Эрмитаже была выставка французских импрессионистов из собраний Щукина и Морозова. На открытие выставки я провел туда свою жену и дочек. Уже после выставки дети запросились в туалет. Жена тоже с ними пошла, а я решил подождать их на лестнице у малого служебного входа Старого Эрмитажа. Тут в дверь вошел мужик с маленьким медвежонком на стальной цепочке и с сумкой для фотопринадлежностей. Это был фотограф, который на Дворцовой площади снимал всех желающих с медведем, русская экзотика. Он обратился ко мне:
– Слышь, мужик, где здесь у вас туалет?
– Сюда налево, а за дверью направо, там табличку увидишь.
– Хорошо, я понял. Слышь, будь другом, подержи медвежонка пока, ладно?
– Ладно.
Он ушел, а я стал надеяться, чтобы пришли мои дочки и погладили живого медвежонка. Первая пришла Женя. Я крикнул ей:
– Женя, беги скорей за Олей! Пусть медвежонка посмотрит!
Через секунду они были обе возле меня и гладили медвежонка. Тот был спокоен, только урчал и сосал мои пальцы. Хорошо еще, не откусил. Детям – полный восторг! И тут, как назло, на лестнице появился мой шеф. Тот аж взбесился.
– Саша, я знал, что ты борзый, что от тебя что угодно можно ожидать. Но прийти в Эрмитаж с медведем! А завтра ты сюда слона приведешь, или на танке в музей приедешь?
Мы посмеялись.
– Как ты, кстати, попал в Эрмитаж, ты же вроде на «Позитроне» работал?
Не хотелось про это рассказывать. «Позитрон» тогда практически сдох. Большинство сотрудников разбежались, оставшиеся месяцами сидели без зарплаты. Мне приходилось подрабатывать ночным приемщиком в молочном магазине, чтобы кормить семью. Пришлось устроится на первую же подвернувшуюся работу. Подвернулся Эрмитаж. Я сделал серьезную физиономию и начал подкоп под ребят.
– Вначале мне пришлось пройти тест на профпригодность. Сами понимаете, бастион мировой культуры, возьмут не всякого.
– Какой тест?
Ребята наживку заглотили, теперь держитесь.
– Вам приходилось бывать в деревне?
– Ну!
– Так вот, такая, короче, картина. По деревне прошло стадо домашних животных, на дороге остались бурые лепешки Что это были за животные?
– Коровы.
– Правильно. А вот если на дороге остались маленькие черные шарики?
– Ну, эти, овцы.
– Верно. А у какого итальянского живописца Леонардо да Винчи учился живописи?
– А кто его знает. Не знаем, короче.
– Ну что вам сказать, в г…не вы разбираетесь значительно лучше! Тест вы не прошли. Кстати, этого живописца звали Вероккио.
Посмеялись. Старая наколка, многих купил на нее. Тут в самый раз по третьей накатить. Только перекурить сначала. Сам я не курю, но дым меня не раздражает, спокойно переношу, когда рядом курят.
Поговорили еще, посидели, решили, что пора расходиться. Завтра опять работать. Тем более, что у Славы с Алексеем что-то не заладилось с их течеискателем. Да и у меня не все как надо.
Глава 7.5. Сен, мой напарник
Сен, дружище, мой надежный товарищ по работе. Чтобы я делал там один. Может я ошибаюсь, но по моему мнению, дружелюбие и радушие китайцев – больше внешние, показные. Внутри они черствы, как буханка прошлогодней выпечки. Мои соотечественники, наоборот сначала недоверчивы к незнакомым, осторожно приглядываются к ним, зато потом могут крепко и искренне сдружиться. А может, я ошибаюсь, как насчет китайцев, так и насчет нас. Как там, у Жванецкого: и самовары у нас электрические, и мы какие-то неискренние. Это я к тому, что сначала мы активно переписывались с Сеном по электронной почте, а потом он перестал отвечать. Что ж, он сейчас в заочной аспирантуре учиться, может ему просто некогда. Больших успехов тебе, Сен! Чтобы все у тебя было отлично.
Я уже писал, что на работе у нас было место для перекуров. Низкий столик, удобные кресла, кофе, фрукты, пиво. Готовила кофе и чистила фрукты для нас китаянка средних лет, которую уже несколько заездов наших инженеров традиционно называли – Мама. По-китайски мама будет просто ма, поэтому ей нравилось, как ее называют, и при этом она обаятельно улыбалась. Она и вправду была для нас как мама, добрая и заботливая.
Я уже писал о чистоплотности китайцев. За столом это особенно заметно. Фрукты они обязательно чистят. С виноградин снимали кожуру, потом ели. С яблок не только счищали кожуру, если отрез яблока покрывался через какое-то время бурой корочкой, то ее тоже срезали.
Сен занимается у-шу на стадионе университета.
Где-то на второй день я очистил себе банан и еще один взял для Сена, прихватил в пультовую.
– Do you want a banana? – предложил я ему.
– No, no! – энергично возразил он.
И ответил в том смысле, что уже позавтракал. При этом глаза отводил куда-то в сторону. Все ясно. Я уже обратил внимание, что за тот столик китайцы никогда не садились. Понятно, что «в чужой монастырь со своим уставом не ходят», «Восток – дело тонкое» и все такое прочее. Но к концу нашей работы незаметно, но и китайцы стали приспосабливаться к нашим понятиям. Например, зевая, стали прикрывать рот и при этом говорить «Excuse me!» Взаимовлияние культур в действии.
В общем, не мог я стерпеть такое жлобство. Как же так, я буду чавкать бананами, а мой товарищ по работе, сглатывая слюну, вежливо отворачиваться? Одни едят, другие глядят? Я бы подавился. Это не по-русски! В дальнейшем эта фраза – «It not by Russian!» – стала у нас универсальной, когда мы хотели сказать китайцем, что что-то для нас не приемлемо.
Я поговорил с мистером Ли по-английски и с переводчиком Борей по-русски. Объяснил: Сен мой товарищ по работе, и отношения должны быть товарищескими, иначе мне просто неудобно перед ним. Может, не очень правильно было поднимать этот вопрос, но иначе я не мог. Отныне во время перерывов мы с Сеном сидели вместе, он все порывался почистить мне яблоко. Дело в том, что я относился к нему, как к товарищу, а он ко мне как к учителю. А в Китае невозможны такие короткие отношения между учителем и учеником. Какое там учитель! Когда возникли проблемы с подключением датчиков, я готов был взвыть от беспомощности, никак не мог найти причину. Но Сен, именно Сен, потыкав тестером в контакты преобразователя, нащупал причину.
– Саша, – спросил он, – почему в исправных преобразователях входное сопротивление (input resistance) 50 Ом, а в неработающих – 100 Ом?
Ангидрид твою в перекись марганца!!! Разные преобразователи поставили на вторую пару термосопротивлений. Я порылся в документации – так и есть. А меня предупредить не сочли нужным, а может и говорили мне, да я забыл.
– Переключай входы неработающих коробок на стоомные датчики, – сказал я ему.
Переключили. Как кричал кот Матроскин в мультфильме: «Ура! Заработало!» Ну Сен, ну молодчина! От радости я прямо в пультовой сделал стойку на голове. Сен тут же сделал стойку на руках. В это время в пультовую вошли начальник Сена мистер Ли и мой начальник Алексей. Картина перед ними: два серьезных солидных специалиста с высшим образованием стоят на ушах. Я объяснил им (начальникам) в чем дело. Начальники, вежливые воспитанные люди, ничего не сказали нам, что они про нас думают.
– Пойдем, перекурим это дело, – сказал я Сену, – и добавил по-китайски: – Вар!
И вот, после успешного решения проблемы, мы разговорились откровенно.
– Что у вас думают в России о Китае? – спросил он.
– В России я слышал о Китае очень много плохого (many bad words).
– Почему? (Why?) – удивился он.
– Одно время наша пропаганда сообщала о Китае только плохое, потом вообще ничего не сообщала. Многие до сих пор представляют себе Китай как в годы культурной революции. Множество голодных людей в одинаковых синих костюмах едят рис палочками и размахивают красными книжечками. Всюду плакаты Мао и дацзыбао, и за всякую провинность расстреливают. Или разгоняют танками, как на площади Тяньаньмэнь. Про Китай так и говорили: голодный Китай (hungry China).
Сен рассмеялся, а потом сказал, что двадцать лет назад, когда он был совсем маленьким и рос в деревне в многодетной крестьянской семье, то они жили очень бедно. Но с приходом к власти Дэн Сяо Пина в стране начались реформы и с каждым годом экономическое положение в стране все лучше и лучше (higher and higher). Я вспомнил, как еще в России читал, что за десять лет, с 1980 года по 1990, в Китае вдвое увеличилось продукция сельского хозяйства. А ведь с 1990 года уже сколько времени прошло, и их сельское хозяйство не стояло на месте.
Потом поговорили и о насущном. Мы перевели его зарплату в юанях и мою в рублях на доллары – получилось, что получаем мы с ним примерно одинаково (тогда я зарабатывал около 180 долларов). Немного. Но при этом: в Китае очень дешево стоят продукты питания, а у меня почти все деньги уходят на еду и на квартплату. Чтобы не быть голословным насчет цен, приведу примеры: килограмм риса, основного продукта питания китайцев, стоит около одного юаня, примерно три рубля, столько же стоит килограмм яблок. Килограмм мяса стоит пять-шесть юаней: пятнадцать-восемнадцать рублей. Вот и подумайте, граждане свободной России. Что бывает, если реформы начинать с экономики, а не с митингов, забастовок и парламентских дебатов.
