Марек, заглянув в свои записи, воскликнул: «Как здесь очутился наш пан Ванек? Господин каптенармус, послушайте, какая замечательная заметка будет о вас в истории батальона: «Взорвать неприятельский бронепоезд вызвался каптенармус Ванек. Оглушенный взрывом, он очнулся в окружении врагов. Как вражеский лазутчик каптенармус Ванек был приговорен к повешению. О спокойствии, с которым он смотрел в глаза приближающейся смерти, свидетельствует то обстоятельство, что перед казнью каптенармус Ванек играл с неприятельскими офицерами в карты. Весь выигрыш он передал в дар русскому Красному Кресту, чем растрогал до слез присутствовавшее военное начальство».
Повар Юрайда вытащил из своего мешка бутылку коньяку. «Этот коньяк я зажал в офицерской кухне, — сказал он. — Судьбой ему было предопределено, чтобы я его украл, равно как и мне судьбой было предопределено стать вором». — «А я говорю, было бы неплохо, — откликнулся Швейк, — если бы нам судьба предопределила стать вашими соучастниками!» И предопределение судьбы в самом деле свершилось. Бутылка пошла по кругу, несмотря на протест каптенармуса Ванека, утверждавшего, что пить следует из котелка, а коньяк разделить по справедливости. Наконец, после обмена мнениями приняли предложение пить в алфавитном порядке, причем это последнее было обосновано тем, что у кого какая фамилия — это своего рода тоже перст судьбы. Бутылку прикончил Ходоунский, которому тем самым досталось глотком больше, чем остальным.
Потом засели играть в «цвик». Оказалось, что вольноопределяющийся всякий раз, когда ему достается козырная карта, обязательно должен ввернуть что-нибудь божественное! Так, взяв козырного валета, он воскликнул: «О, оставь мне, господи, валета сего на все лето сие, аще окопаю его и унавожу, да принесет мне плоды он…» Ходоунский продул свое жалованье за полгода вперед. Вольноопределяющийся потребовал с него расписку, чтобы каптенармус Ванек при получке выдавал жалованье Ходоунского прямо ему. «Не дрейфь, Ходоунский, — утешал его Швейк, — если тебе очень повезет, тебя укокошат в первой стычке, и Марек останется на бобах. Подписывай, подписывай!» Ходоунский приветливо процедил: «Цыц, тетушка!»
В Саноке, в здании гимназии, проводилось совещание офицеров батальона. Недоставало одного поручика Дуба, и Швейку было приказано его разыскать. Нашел он его в одном весьма сомнительном заведении вдрызг пьяным. Поручик Дуб вытаращил на Швейка глаза. Почему-то ему взбрело в голову, что Швейка к нему посылают с рапортом о каком-то новом проступке, совершенном ротным ординарцем, а потому он вышел из себя: «Сейчас я тебе покажу кузькину мать, Швейк!» Письменный приказ, врученный Швейком, Дуб с хохотом разорвал: «Ты что, на военной службе захотел записочкой отделаться?! Тут тебе не школа, никакие письменные извинения тебе не помогут!» — «Осмелюсь доложить, господин лейтенант, это приказ по бригаде — господам офицерам велено одеться и явиться на батальонное совещание. Будет решаться, когда нам выступать! Так что, как я полагаю, господину лейтенанту тоже есть до этого дело!»
На улице хмель снова ударил поручику Дубу в голову. Он порол Швейку разную чушь вроде того, что сразу же по окончании гимназии не поздоровался с классным наставником и что дома у него есть почтовая марка с Гельголанда. «Я вас понимаю, — отвечал Швейк. — Вы говорите точь-в-точь как жестянщик Покорный из Будейовиц. Предположим, его спрашивали: «Вы уже купались в этом году в Мальше?», а он отвечает: «Купаться не купался, но зато в этом году уродится много слив!..» Или другой вопрос: «Грибы уже в этом году ели?», а он вам на это отвечает: «Не ел, но вот новый марокканский султан, говорят, очень славный мужик». Дуб остановился: «Марокканский султан? Он уже конченная личность, а я даже зимой никогда так не потел».
Надпоручик Лукаш приказал Кунерту, денщику поручика Дуба, увести и уложить своего хозяина на кушетку. Дуб взял Кунерта за руку и сказал, что по ладони угадает фамилию его будущей супруги. «Ваша фамилия? Кунерт? Приходите через четверть часа, я вам оставлю записку с фамилией вашей будущей супружницы». Едва договорив, Дуб захрапел, но тут же опять проснулся и принялся выводить какие-то каракули в своей записной книжке. Кунерт, простодушный, доверчивый ишак, через четверть часа действительно пришел. Развернув бумажку и с трудом разобрав каракули своего повелителя, он прочитал: «Фамилия вашей будущей жены — пани Кунертова».
В половине шестого утра 11-я рота выступила в направлении Турова-Вольская. Швейк тащился сзади со штабом роты и коротал время, делясь с каптенармусом Ванеком воспоминаниями о маневрах у Большого Мезиржичи. «Места там вроде как здесь, единственно что выкладка была полегче, потому как тогда насчет запаса консервов — этого еще и в помине не было. А если когда какие выдавали, так мы их жрали тут же на месте, а в ранец заместо них совали кирпичи. Потом в одной деревне пришла инспекция и все кирпичи из ранцев повыкидывала… Такая куча получилась, один мужик домик себе выстроил!»
Рота продвигалась дальше. «На маневрах в Писке мы тоже вот так разорили все к чертям собачьим, — рассказывал Швейк, показывая на растоптанные поля вокруг, — а один мужик по фамилии Пиха ни за что не хотел принять от казны восемнадцать крон за причиненный убыток! Судился и получил восемнадцать месяцев. А вот мне, к примеру, сдается, что ему надо было одеть своих дочерей во все белое, сунуть им в руки по букету и расставить на своем поле, чтобы чин-чином приветствовать высокочтимого пана. Я это читал про Индию, где подданные какого-то властелина бросаются слону под ноги, чтобы он их растоптал. То есть я имею в виду того слона, который нес на своей спине этого владыку», — пояснил Швейк.
Сзади, в санитарной части, на двуколке, накрытой брезентом, везли поручика Дуба. От бесконечной тряски он немного пришел в себя и высунул голову из-под брезента. «Солдаты, — орал он в дорожную пыль, — ваша благородная задача тяжела. Сейчас начнутся трудные походы и мытарства всякого рода. Но я с доверием уповаю на силу вашей воли». — «Балда ты что ли?» — срифмовал Швейк. Поручик Дуб продолжал: «Солдаты, нет преград, которые бы вы не смогли преодолеть! Я не веду вас навстречу легкой победе, но верю в вашу выносливость!» С этими словами он шмякнулся обратно на «сидоры»…
В Турове-Вольской поручика Дуба стащили с повозки и поставили на ноги. «О том, что вы вытворяли, можете спросить у Швейка», — сухо сказал ему надпоручик Лукаш. Дуб подошел к Швейку, которого застал в компании Балоуна и каптенармуса Ванека. Балоун рассказывал, как у себя на мельнице он всегда держал в колодце бутылку холодного пива. Теперь же всевышний в своей справедливости наказал его теплой вонючей водой из колодца в Турове-Вольской, в которую еще приходится сыпать лимонную кислоту, чтобы не схватить холеру. Балоун высказывался в том смысле, что эту треклятую лимонную кислоту придумали, по-видимому, для того, чтобы изводить людей голодом. В Саноке он, правда, наелся, но этого было маловато.
В этот момент и пришел поручик Дуб. Чувствуя себя весьма неуверенно, он робко спросил: «Беседуете?» — «Беседуем, господин лейтенант, — ответил Швейк, — оно вообще нет ничего лучше, как хорошо потолковать!» Дуб сказал Швейку, что хочет его о чем-то спросить. Когда они отошли в сторону, поручик Дуб крайне нерешительно произнес: «Вы не обо мне разговаривали?» — «Никак нет, господин лейтенант, исключительно о лимонной кислоте и копченом мясе». — «Обер-лейтенант Лукаш говорил мне, будто бы я что-то вытворял…» Швейк ответил очень серьезно и многозначительно: «Ничего не вытворяли, господин лейтенант, ничуть не буянили…
… и даже не изволили говорить «Вы меня еще не знаете». Но в жару с кем такого не бывает. Некоторые этим ужасно страдают. Как, к примеру, Вейвода, строительный десятник из Вршовиц! Вбил, понимаете, себе в голову, что не будет потреблять никаких напитков, от которых пьянеют, и поперся искать напитки… ну, без алкоголя которые. В трактире «На остановке» заказал четвертинку вермута и эдак незаметно расспрашивает трактирщика, что же, дескать, эти трезвенники, собственно, потребляют? Хозяин ему разъяснил, что трезвенники пьют сельтерскую, молоко, холодный супец и вина, которые не содержат спирту. Старик Вейвода еще поинтересовался, бывает ли также, промежду прочим, безалкогольная водка, опрокинул еще стаканчик вермуту…
… и потолковал с хозяином о том, что часто напиваться — это и в самом деле грех. Трактирщик на это заявляет, что ему все на свете нипочем; единственно же, чего он не переносит, так это пьяного, который налижется в другом месте, а к нему придет опохмеляться бутылкой сельтерской, да еще в придачу учинит дебош… Ладно, пошел старик Вейвода искать безалкогольные вина. По дороге он познакомился еще с одним, тоже трезвенником. Старик Вейвода выставил на радостях бутылку вермута — отпраздновать знакомство, — а затем они пошли на Бользанову улицу, где в самом деле подавали одни фруктовые вина — алкоголя в них ни-ни! Раздушили они поллитровку и давай орать, чтобы им выдали официальную справку, что они потребляют безалкогольное вино…
