Возникла немая сцена на три секунды: Городничий посередине в виде столба, с распростертыми руками и закинутою назад головою. По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движением всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак...
Ой, стоп, последние строчки не читайте, они не отсюда: ошибка наборщика. Просто возникла немая сцена. Но старый опытный зубр Хлопс быстро сориентировался. Он вскочил с места и возбужденно затараторил, почесывая то кончик носа, то плечо, то подбородок:
– С этими женщинами вечно попадешь впросак. Любой суперинтеллект, любая дедукция и индукция перед ними бессильны. Помните, Хватсон, миссис Пиги? Когда она тайком листала мой паспорт, оказалось, лишь проверяла, холост ли. – Тут мистер Шварк постарался незаметно подменить папку, в которую подглядывал с начала допроса и мимоходом почесал на груди, запустив пятерню под пиджак. – Ну конечно, это никакая не миссис Матсон, эту девушку задержали вчера голой на базаре. Утверждает, будто она – княгиня праславянского городища Мутотеньск-Берендейский. Что? Вы, дорогой друг Хватсон, собираетесь спросить, как я догадался? Ну, это настолько элементарно, что и бобру понятно.
Доктор Хватсон записал и этот гениальный экспромт. Доктор записывал все потому, что был литератором. Известным в определенных кругах под псевдонимом «Доброжелатель». В его собрании сочинений, хранившемся в архиве МВД, наличествовали такие шедевры, как «Союз грыжи», «Сокровища вохры» и «Голубой» карбункул". Но критики выше всего ставили повесть Доброжелателя о том, как мистер Шварк Хлопс лично пристрелил сэра Баскервиля, собаку. Еще доктор Хватсон был доктором. По наследству, ибо появился на свет через девять месяцев после того, как Хватсон-старший прописал одной пациентке постельный режим.
Озноба ничего этого не знала, и потому несколько заскучала. Томно потянувшись и зевнув в ладошку, экс-княгиня решила выглянуть в окно.
– Стоять!!! – вдруг вскочил и рванул кобуру доктор. Напряженный, как домкрат.
Хлопс посмотрел на него возмущенно.
– Дорогой друг, с чего это вы решили, что сегодня быть «злым следователем» ваша очередь? – смачно трясь спиной о спинку стула, с ледяной вежливостью поинтересовался мистер Шварк.
– Но ведь в прошлый раз... – Для сравнения с Хватсоном более всего подходил рулон туалетной бумаги, отлично иллюстрирующий непрерывность мыслительного процесса, отраженного на лице доктора.
– Ну и что, что в прошлый раз? Надо жребий бросать. Пусть Небо нас рассудит.
– Но ведь в прошлый раз вы отказались бросать жребий, мотивируя тем...
– Любезный друг, что вы пристали ко мне с этим проклятым прошлым разом? Бросим монетку. Не ссориться же в самом деле из-за такого пустяка. В прошлый раз мы этого мужика допрашивали всего семь минут, а потом он скончался. – Хватсон хотел все же возразить, но Хлопс уже нашарил в кармане, заодно почесавшись, монетку. – Орел, решка?
– Орел, – шепотом сказал азартный доктор. – Да поможет мне Семаргл, который еще ни разу не помог выиграть в лотерею.
Монетка кувыркнулась золотой рыбкой. Сыскарь поймал ее в кулак, и прежде чем разжать руку, почесал у запястья.
– Орел! – радостно поставил диагноз доктор. Действительно, выпал двуглавый.
– Поздравляю. Вы победили, – вздохнул Шварк. – А мне, несмотря на природную доброту и крайне покладистый характер, придется топать ногами, щипаться, хлестать по щекам. Ладно-ладно.
– Постойте, – возмутился Хватсон. – Выпал «орел». Это я должен щипаться. – Попытался бороться Хватсон, хотя в своих произведениях как раз проповедовал идеи пассивности, отказа от социальной борьбы, безразличия к радостям и страданиям. Для его творчества были характерны физиологизм, примитивная развлекательность, мелодраматизм и внешняя красивость. Иногда автор смелел до того, что заявлял, будто вообще перед своим пером не ставит задач проникновения в существенные, глубинные процессы действительности. А иногда отваживался называть себя антропологизистом.
– Оставьте, верный друг, я понимаю, что вы готовы прийти на выручку старому товарищу. Но жребий есть жребий. Вы победили, и как джентльмен должны не мешать мне нести свой крест.
– Но я хочу щипаться, – чуть не плача, закусил губу обиженный, как беспросветная интеллигенция, доктор. Стоит заметить, что во время спора жестикуляция друзей напомнила вдове некоторые па из балета «Спящая красавица».
– Может быть, вам повезет в следующий раз, – безнадежно махнул рукой сыскарь и поскреб у себя под коленкой. – А теперь к делу. А ну колись, дрянь голозадая, какого черта по базару шарилась?!
Озноба дернулась, как будто ударило током. А доктор Хватсон зашел с другой стороны. Нетерпеливый, как заказчик:
– Родная, мы ж тебе только добра желаем. Колись, а то мой корешок вчерась попал под Рейхренбахский водопад – попытался снять с одного профессора математики должок, пересчитав сумму в булевой алгебре. И вынырнул слегка контуженый. Может и отравленной стрелой пальнуть. Доказывай потом, что это не андоманцы.
– Я сама могу чем угодно пальнуть, – решила брать на понт крутобедрая вдова.
– Ах ты, падла заморская, беженка вокзальная, ща я тебя мочить буду! – обрадовался мистер Шварк, доставая из кармана клетку с ручной очень ядовитой змеючкой.
Расчет сыскаря был прост. Преступник занервничает и совершит ошибку. В прошлом у Шварка был такой опыт. Каждому из тринадцати подозреваемых он сообщил, де подозревает именно его. Двенадцать срочно сняли деньги со счетов и укатили за границу, а тринадцатый как ни в чем не бывало пошел на работу. Во время перекура он не попал окурком в урну. В обед он держал вилку в левой руке, а нож в правой. Вечером, помогая сыну готовить уроки, тринадцатый неправильно извлек квадратный корень из одного миллиона девятьсот шестидесяти трех тысяч пятьсот двадцати одного. По этим ошибкам виновного легко изобличили.
– О`кей, – сломалась дамочка, невольно оглянувшись на меч-сто кесаревых сечь. – Тему за тему. Я вам сдаю крупное дело, а вы меня на волю. Баш на баш. В тюряге у вас слишком хорошо кормят. Я подозреваю, что зэков используют на подпольной прокладке городской канализации. Иначе откуда такие деньги? Тому, кто заправляет, поневоле приходится вкладываться в тюремный котел. Иначе зэки бы ноги протянули. Это единственное слабое звено.
– Почему вы решили, что здесь замешана канализация? – поинтересовался спешно документирующий, верный, как справка о прописке, Хватсон.
– Одну секундочку, – встрял мистер Хлопс, – дорогой друг, оставьте нас с дамой ненадолго.
Доктор с недовольным видом подчинился. Бормоча нечто вроде: «На самом интересном месте!», он удалился.
Когда дверь закрылась, Шварк Хлопс придвинулся поближе:
– И все же, почему вы решили, что здесь замешана канализация? – одной рукой теребя кончик носа, другой он недвусмысленно поигрывал клеткой со змеючкой.
– Но ведь на поверхности зэков не используют. Значит тайна сокрыта под землей.
– Хватсон, можете входить! – гаркнул в сторону двери сыскарь, и когда дверь открылась, небрежно пояснил. – Методом дедукции я определил, почему преступление совершается под землей. Иначе было бы слишком много следов снаружи, и мы бы давно раскрыли дело.
Но вошел не Хватсон, вошел лейтенант Моголь. Зло сверкнув на даму сиреневыми глазами, он выложил перед мистером на стол перетянутую банковской ленточкой толстую, как котлета, пачку купюр и коротко предупредил:
– Ви ничегойт не слышайт, – засим вышел, тихо притворив дверь.
Зазвонил телефон. Шварк Хлопс приложил, ухитрившись почесать ухо, трубку.
По ту сторону провода оказался грек Гундосис, в прошлом перс по кличке Робин Блуд, знаменитый в народе тем, что в средние века грабил кондукторов общественного транспорта и раздавал деньги пассажирам. Лет семь назад на уже известном Ознобе базаре Шварк взял Робин Блуда с поличным на карманной краже.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ. Отрывок из стенограммы допроса перса Робин Блуда.
Р. Б. – Меня завербовали в сорок шестом. Сфотографировали посещение одной бабенки и пригрозили показать фотографии мужу. От меня требовали пробы земли у заборов атомных электростанций, планы аэродромов и детали секретных подводных лодок. Все это я доставал через знакомых...
Ш. Х. – Безусловно, подобная деятельность достойна осуждения, но не имеет никакого отношения к моему ведомству. Давайте, не отвлекаясь, поговорим о совершенном вами уголовном преступлении.
Р. Б. – В семьдесят пятом я вступил в подпольную террористическую организацию «Просто тигры». Мы приложили руку к гибели Титаника, землетрясению в Лос-Анжелесе в восьмидесятом, совращению дочки нотингемского шерифа...
Ш. Х. – Я понимаю, вы, Блуд, признаетесь в тех преступлениях, которые для уголовного розыска не представляют интереса, надеясь, что пока дело будут передавать по инстанциям, сдохнет или ишак, или падишах. Не выйдет. Вас взяли на краже, и вы сядете за кражу!
