Р. Б. – Ну, козел, когда откинусь, пришью!
Персу Робин Блуду дали два года. Каким-то образом он на зоне узнал домашний адрес мистера Шварка Хлопса и в первый же месяц отсидки прислал письмецо: «Осталось семьсот пятнадцать дней». Хлопс ответил. В образных выражениях он описал весьма пикантную эротическую фантазию, в которой он, Шварк Хлопс, вступал в интимные отношения с одним из родителей Робина Блуда.
Второе письмо из зоны носило совершенно иной характер. Перс писал, что ответ заставил задуматься, что, может быть, потому он и пошел по кривой дорожке, что до сих пор все говорили с ним казенно и как по бумажке. А Хлопс единственный, кто ответил по-человечески. Что отныне перс станет другим человеком, будет работать и писать заметки в тюремную стенгазету.
И действительно перс честно отмотал срок. Вернувшись, устроился на работу. Одним словом, перс Робин Блуд превратился в грека Гундосиса. Иногда звонил, рассказывал как живет.
– Бабу такую снял, – говорила трубка. – Буфера у нее как нефтехранилища, задница по территории равняется шести Франциям...
Мистеру Шварку было неинтересно. Почесавшись, он убрал трубку от уха, но не бросил: боялся обидеть поверившего в него человека. Здесь, правда, очень кстати в кабинете объявился Хватсон, перехватил телефонную трубочку и застрочил в блокнотике. Деловитый, как ежик на прогулке.
– Так о чем-то бишь мы? – почесав большим пальцем бок, обратился к вдове освободившийся мистер Хлопс.
– Об использовании незаконным образом труда заключенных.
– Каких заключенных? Каком использовании? – следопыт аккуратно убрал со стола и положил в карман пачку денег. – Ничего подобного не слышал.
– О`кей, – кивнула дамочка. – Тема за тему. Я вам сдаю крупное дело, а вы меня на волю: зэков этой тюряги используют на подпольной прокладке городской канализации.
– Откуда такая информация? Даже дэвы, которым поклогяются бедуины, не знают сие.
– Зэков слишком хорошо кормят. Не по тарифу. А откуда лишние деньги? Кто-то платит. А почему платит?
– А почему вы решили, – Хватсон положил трубку на рычаг, – что именно канализация?
– Опять вы, милый друг, не въезжаете, – досадливо поморщился сыщик. – Это элементарно. Зэки могут использоваться только как неквалифицированная рабочая сила. Значит, обязательно на строительстве. А поскольку снаружи ничего не строится, значит – строится под землей.
Снова в комнату просочился лейтенант Моголь и маленьким лебедем протанцевал к беседующим.
– Ми с тобой фраги по самый смерть, – зло бросил он вдове, положил на стол денежную котлету, но, заметив Хватсона, добавил пару купюр и как прыщ выскочил прочь.
Опять зазвонил телефон. Шварк взял трубку, а сам глазами кивнул напарнику: дескать, тебе что, отдельное приглашение требуется? Забирай свою долю и не жужжи.
* * *
Любой мент знает: если поискать, свидетель сыщется всегда. Грабят преступники банк, захватывают заложников на яхте, всегда найдется ушлая, как военком, старуха, которая видела из окна напротив, или проплывала мимо на байдарке. Именно такая старушка позвонила мистеру Шварку Хлопсу. Бдительность ее не имела границ. Рассказывают такой случай. Как-то спросила она у приятельницы:
– Как дела?
– Плохо, – отвечала приятельница.
Наша бабушка сразу поняла, что подруга пускает пыль в глаза.
В Мордорвороте такая бабушка была одна на все четыре стороны. У старушки был МЕТОД, именно большими буквами. Она не просиживала ночи напролет на лавочке у подъезда, и глаза ее никогда не носили отпечатков замочных скважин. Но у нее находился телефон в прихожей.
Некогда позвонил некто и спросил, есть ли в продаже норковые шубы.
– А по какому номеру вы звоните? – вежливо полюбопытствовал божий одуванчик и, узнав правильный номер магазина шуб, вежливо объяснил де, не туда попали.
Так в ее блокноте появилась первая запись: номер шубного магазина. Затем она набрала этот номер и, попросив директора, предложила измененным голосом партию отечественных шуб с греческими бирками. Заодно спросила имя директора.
Так в блокноте появилось имя директора и характеристика его деловых качеств. А поскольку люди вообще склонны неправильно набирать телефонные номера, к описываемому моменту у старушки находилось досье на каждого жителя стойбища, причем со всей подноготной. Она знала, что сосед Халим не живет с законной супругой Ниязой. Что Толян-джан с Малахоловки вчера стрельнул у Ингара, который Забубенный, червонец до получки. Что Шварк Хлопс врет домохозяйке, будто им с доктором полгода задерживают жалование, и не платит за квартиру. Знала, щайтан ее побери.
Ясен перец, следователю пришлось вежливо и многословно отвечать, переставляя от безбрежной тоски с места на место на столе пепельницу в виде бюстика Дзержинского, на вопросы типа: «Как здоровье миссис Матсон?» Клиент всегда прав, да поможет старухе какой-нибудь бог очага потерять ключи от квартиры с железной дверью.
А заскучавшая Озноба, вдова по специализации, сладко потянувшись и зевнув в ладошку, подошла к окну. За окном находилась Вселенная. Где-то за горизонтом пряталась судьба. Большой мир словно звал: «Эй, Озноба, ешкин кот Козан-Остра, прыгай вниз, чего же ты ждешь?» Но вдова была не такая дура, чтобы ноги ломать. Как некогда изрек посвященный Айгер ибн Шьюбаш: «Не стой под стрелой, а сиди, как царевна-лягушка».
Чирикали воробьи. Снаружи была прекрасная испепеляющая, как солярка, жара. У кумысного ларька извилистая, как лабиринт Минотавра, шмелино гудела очередь. Из окна квартиры напротив радио передавало последние новости: нарком пункта приема взяток Евбденикр вернулся на занимаемую должность. Подпольно прокладывающие канализацию рабочие взяли повышенные обязательства...
Привязанный к стенду «Через четыре года здесь будет зоосад» верблюд сонно жевал колючку ограждения.
С бравой солдатской песней на улицу выворачивал аккуратный отряд казаков, от загара черных, как квадрат Малевича. Во главе командир, словно сошедший с картины какого-нибудь самобытного маляра Грековской студии.
Через два сезона жары, два сезона дождей
Отслужу, как надо, и вернусь, изменять не смей.
– Бр-р-р-ратва! – смачно, как отрыгнул, пророкотал командир. – Стоять! Раз-два. Кто сказал самовольно делать шагом-марш?! Разойтись команды не было. Вы должны стоять, как килька в банке. Разговорчики в строю хуже разговорчиков с врагом!
«Черный квадрат» замер. На казаков смотреть было любо-дорого. Стройные, как на подбор, бархатнокожие мужчины. Гвозди бы делать из этих людей, гвозди попали бы в книгу Гиннеса. Бритые. За плечом у каждого помповое ружье. На торсах такие пестрые спортивные костюмы, что у врага в глазах зарябит. Поверх спортивных костюмов такие крутые пиджаки, что враг устрашится и скиснет. На шеях такие массивные золотые цепи, что враг никак за горло не возьмет.
– Вольно! – руководил главный. – Я вам не пустыми приказаниями командую. По команде «Вольно!» можно только переставить ногу с места на место не дальше одного метра. И осматривается форма одежды на предмет уставных взаимоотношений.
Формирование послушно оправилось. В каждом жесте каждого виднелась готовность отдать жизнь в бою.
– Але! – смачно пророкотал командир высунувшейся из окна сахарноустой вдове. – Слышь, тетка, в какую сторону район дислокации отпадной княгини Ознобы Козан-Остра, вдовы по крупному? Слух до самого Красного моря ширится: будто она любит всех, включая ограниченный контингент ближних. И посторонних не сторонится.
– Это – я! – радостно, будто приватизировала конфетную фабрику, взвизгнула, предчувствуя освобождение и бурю в пустыне, красавица. – Вдова по крупному, вдова по физиологии и вдова по происхождению. Имя мое, Озноба, значит: женщина, не наступающая на швабру дважды.
Хлопс, не отрывая трубку от уха, шикнул на даму и почесал затылок. Слушая трескотню вероятной и потенциальной свидетельницы, сыскарь бесплодно мечтал лично записать имя старушки в «Книгу мертвых».
Чесался Шварк постоянно. Особенно сильный зуд донимал по ночам. Все тело покрывали расчесы. А на руках, запястьях, в области локтей, ягодиц и живота под расчесами можно было углядеть и чесоточные ходы. Как нетрудно догадаться, у гениального сыщика была чесотка. Лучшее средство против которой, ясен перец – серная мазь.
– Не понял, – смачно пророкотал казачий командир. – А что вы, прелестное создание, тусуетесь здесь? Простите за манеры. Мы – обыкновенные солдаты, но не угодно ли вам будет пойтить-пройтиться на какой-нибудь местный лужок, в какую-нибудь местную апельсиновую рощу? – главковерх пристукнул в знак недвусмысленности намерений древком знамени.
– Я согласная! – запрыгала, хлопая в ладоши, княгинюшка. – Только вот арестованная я, не дай покровитель женщин и детей такую судьбу последнему продавцу хот-догов.
