— Окно всю ночь открыто было. Кто-то влез и унёс музыкальною единицу, — прокомментировала счетовод — Леночка.
Барабана действительно нигде не было. Вспотевший Петр Васильевич оббегал всё здание, допытывал дежурную, вызвал уборщицу, которая вечером убирала. Никто ничего не знал и свет на исчезновение шикарного барабана так никто и не пролил. Доложили начальству.
— Всё надо сдать, — отчеканило начальство. — Всё по акту. На вас числится вот и расхлёбывайте теперь. Сколько он стоит? — помешивая ложечкой чай в стакане, спросил строго начальник.
— Сто, — упавшим голосом ответил Обувайло.
— Вот видите. Всё надо сдать по акту, а нет — платить придется, уважаемый Петр Васильевич. Нельзя же списать такую крупную единицу, как барабан. Это же не бумага писчая или карандаши там.
Упал совсем духом Петр Васильевич. Вконец расстроенный Петр Васильевич по телефону вызвал милицию.
Вскоре на пролетке приехали капитан и старшина с розыскной собакой. Обследовали всё, опросили всех, изучили окно, дали понюхать след от места, где стоял барабан до окна и дальше, на улицу. Но тщетно. Собака принюхивалась, принюхивалась, петляя, потом посмотрела на старшину и виновато завиляла хвостом.
— Много народу по улице прошло, да и остановка трамвая рядом, — отметил капитан. — Что же будем искать иначе, не волнуйтесь, мы сообщим вам. А фотографию, разрешите, мы возьмём.
На этой фотографии Обувайло был снят в колонне демонстрантов-оркестрантов со своим роскошным барабаном.
Еще раз заверив, что барабан найдут, — не иголка же всё-таки, а целый барабан, капитан и старшина с собакой уехали.
Вскоре в горотдел милиции поступило сообщение, что человека, тащившего огромный барабан видели в Сартане, в Жабовке.
— Куда же вор мог тащить этот проклятый барабан, просто интересно, старшина, а?
— И зачем? Если вор, то есть же более ценные вещи для продажи, — подтвердил милиционер.
— И более удобные для хищения, а тут барабан-громадина! — удивлялся и капитан. — И базара там нет, а здесь же, в городе.
Милиционеры сели на дрезину и отправились к указанным поселкам по железной дороге. Добро, что они были пригородами Мариуполя.
Узнав в чем дело, в поселковом совете Сартаны счетовод воскликнул:
— Так это же Кузька — музыкант! Он больной психически, помешан на музыкальных инструментах. Разве это первый случай!? Поехали к нему, он должен быть дома сейчас.
Сели на пролетку и помчались по поселку на другой его край.
— Он из клуба и гитары, и мандолины, и домбры крал. Однажды пытался даже пианино разобрать и унести, да Федот, сторож, помешал, — когда ехали к дому Кузьки, рассказывал веселый бухгалтер, ничуть не смущаясь воровством Кузьки. — Его вначале посадили, а потом врачи определили его болезнь и отпускать теперь приходится. Вот деньги положи, не тронет! Золото положи, не тронет, а что касается инструментов музыки… Больной человек и всё. Вот и приехали, это дом его. Он с дедом престарелым живет.
Когда вошли в дом, Кузька спал сном праведника.
Вся комната была уставлена, украшена и завалена музыкальными инструментами. Тут были и инструменты духового оркестра, и народные инструменты, струнные, вплоть до балалайки и восточной зурны. Барабан столько доставивший хлопот работникам милиции, а еще больше хлопот и переживаний Петру Васильевичу Обувайло, стоял тут же, мерцая перламутром и тугими своими ослиными щеками.
Дед Кузьки, поздоровавшись с гостями словом «добре», продолжал, молча, вырезать из веток вербы, вишни или ореха какие-то свистули. Таких лежало у его ног уже с десяток.
— Это на базар готовит, — пояснил всезнающий бухгалтер.
Работники милиции переглянулись видя столь необычную обстановку. Капитан кашлянул:
— Мы собственно за барабаном, дедушка. Ваш внук…
— Да вон вин, барабан той, забирайтэ и так тисно в хати, а тут ще такэ пузо.
Кузька не просыпался.
Работники милиции составили протокол, который подписали, как понятые, бухгалтер, приглашенный сосед и дед Кузьки Спиридон. Он вместо подписи поставил крестик.
Днем Петру Васильевичу позвонил капитан и сообщил, что барабан находится в отделении и его можно забрать.
Все работники гипрометизоочистки пришли в неописуемый восторг от этого сообщения. Задерей, Жабоедов и Леночка чистосердечно расцеловали на радостях бедного Петра Васильевича, когда он втащил в комнату злополучную оркестровую единицу. Не медля, тут же при свидетелях, бывший предместкома начал оформлять акт на сдачу барабана, доставившего всем столько беспокойства и хлопот.
А компании великого предпринимателя-искателя Остапа Бендера еще и больше. Настоящее посягательство на их катер «Алые паруса». Но позвольте, какое же имеет отношение случай с замечательным барабаном и не менее замечательным катером компаньонов? Если не прямое, то можно определенно заверить, самое что ни есть настоящее.
Как известно, случаи в жизни людей бывают разные. Одни случаи воспитывают человека, другие — портят ему жизнь, выпил раз, выпил два, втянулся, третьи случаи калечат. На производстве, скажем. Четвертые случаи делают человека скрупулезно осторожным, предусмотрительным, до дури дотошным. Как говорится, начинают тени своей бояться. А вдруг, эта самая, его же личная тень, возьмет его и обманет.
Так к какому случаю отнесем происшествие с барабаном предместкома товарища Обувайло Петра Васильевича? Наверное, к четвертой категории случаев. И вот почему.
После того, как Гипрометизоочистку ликвидировали, в горисполкоме Петру Васильевичу сказали:
— Все знают, товарищ Обувайло, какой вы хороший общественник… Заслуженный, прямо надо сказать. Хозяйственный, организатор наших праздничных демонстраций. Флаги, транспаранты, лозунги, а барабан! Ведь какой вы собирались создать оркестр! Одним словом, товарищ Обувайло, назначаем вас начальником ОСВОДа. Должность эта неожиданно запустовала, в связи с болезнью товарища Ступина.
Если Петр Васильевич сдавал свой месткомовский инвентарь по акту вышестоящей организации их Гипрометизоочистки, как говорится по винтику, оформляя акт сдачи с каждой точкой и запятой, то когда начал принимать дела городского отделения ОСВОДа, то тут уж начал проверять всё то, что принимает, так скрупулезно, так вещественно, так документально, что персонал этой конторы только диву давался. А документацию Петр Васильевич начал проверять не только за текущий год, но и за прошлый. Себе он твердил мысленно: «Как повиснет на шее недостача, обмишуривание прошлых дел этой конторы, так и до самой смерти не рассчитаешься. Вспомни, Петрусь, барабан, не нашли бы его, так сто целковых пришлось бы мне платить. А тут и лодки, снаряжение всякое, и даже пенька какая-то…». И началось, началось копание в бумагах, вызов служащих для пояснения, отчета. Да так все пошло поехало и привело к приглашению для разъяснения бывшего начальника клуба «Два якоря».
Обувайло Петр Васильевич был среднего роста, полный, в выцветшем синем костюме, при галстуке. Лицо румяное, с беспокойными карими глазами. И когда смотрел на Остапа, который сидел у его стола, всё время поерзывал на своем начальствующем стуле.
— Очень рад, капитан, — натянуто улыбнулся он.
Бендер явился к нему во всей прекрасной морской форме капитана, да еще с двумя значками на груди: члена общества пожарников в виде перекрещивающихся двух стволов брандсбойтов, и какой-то организации по защите детей и материнства. Других регалий под рукой у него не оказалось.
— Очень приятно видеть вас, капитан, — продолжал говорить Обувайло. — Знаю заслуги ваши, товарищ Бендер, они определенно имеют похвалу общественности.
Пока новый начальник городского отделения ОСВОДа выражал первые фразы знакомства, Остап молчал, ждал к чему приведут вступительные слова его. И когда тот сказал:
— Но вот эта непонятная поездка ваша за пенькой, получение её, целых пять тонн! — воскликнул хозяин кабинета.
— Не получение пяти тонн, товарищ начальник, а всего лишь наряда, бумаги, на неё, — уважаемый Петр Васильевич, — поправил его Бендер.
— Хорошо, наряда. Как вы можете объяснить, товарищ Бендер?
— А что тут объяснять, товарищ руководитель спасением утопающих на водах. Нужны были канаты, не секрет для вас, для нашего морского клуба «Два якоря»…
— А для чего, позвольте вас спросить?
— Как для чего? Для ограждения мест соревнований, для заякоревания шлюпок, поплавков и бакенов в море. Планировали приобрести не только катер, но и скоростной пароход. Вот нам и выдали наряд в порядке помощи утопающим. Но потом оказалось, что это будет стоить не малых денег. Сдать на канатную фабрику, оплатить ещё за плётку канатов и так далее и тому подобное. Пришлось отказаться от получения, — объяснял Остап. — Посоветовались и решили, передать этот наряд морскому порту, так как он более нуждался в канатах, чем наш клуб. Что же здесь не ясного, товарищ начальник? — удивился великий предприниматель. — Причем передача производилась за подписью прежнего начальника товарища Пристройкина. Кстати, где это он, что-то я его не видел, когда шел к вам?
