— Гамлет, как бы тебе объяснить… Я вижу, что все это крайне вкусно…
— Сейчас будет горячее! — перебил Диланяна Гамлет. — Шашлык из баранины, свинины, телятины, осетрины, люля-кебаб, тава-кебаб, шаурма!
— Кхм. А кто это все будет кушать? — поинтересовался Диланян. — Я один?
— Да! Я тебя чествую у себя дома, в своем очаге!
— Гамлет… Понимаешь… Здесь еды персон на пятьдесят. Так что я один, каким бы ты меня богатырем ни представлял, съесть это все не смогу.
— М-м… Ну, останешься погостевать! На пару недель! И все доешь! — засиял Гамлет, как ребенок, нашедший решение трудной задачки.
— Нет, Гамлет. Сходи и позови гостей. Соседей, родственников, всех уважаемых людей, короче.
— Хорошо, доктор-джан! Я тебя как старшего брата люблю, твое слово для меня…
— Знаю, закон. Иди и позови, — повелел князь, присаживаясь в позу роденовского мыслителя во главе стола.
Акт 8. Мероприятие— …Да пусть этот очаг будет дымиться всегда! — развивал пиротехнические фантазии хозяин водораздела.
— Пусть в этом доме люди собираются только по поводу свадеб и рождений детей! — пекся о демографическом состоянии деревни шеф милиции.
— И пусть во главе этого стола всегда сидит наш уважаемый и всеми любимый доктор из Москвы! — видимо, беспокоясь о здоровье жителей деревни, желал агроном.
— Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо… — повторял Диланян, потихоньку вливая крепчайшую тутовую водку в жареного поросенка. Выпить в присутствии пятидесяти высокогорных жителей было решительно невозможно, ибо бывали случаи, когда такие мероприятия заканчивались свадьбой Уважаемого Приезжего с дочерью агронома. Диланян был сугубо против брака, тем паче с младшей дочкой агронома.
— Я предлагаю, — как самый авторитетный житель деревни, агроном пользовался правом что-либо предложить, — сегодняшним тамадой выбрать нашего дорогого деда Тадевоса!
— Дорогой, я никогда не возражаю тебе, но сегодня нарушу эту традицию, — встал хозяин водораздела. — Наш дорогой и почитаемый дед Тадевос, да прорастут его усы и борода плесенью, помнит еще царя Николая. Но, кроме него, он больше ничего не помнит. Он болен, ему сто семнадцать лет, и он должен отдохнуть.
— Ну, как скажешь, Кайцак-джан, — агроном не был человеком уступчивым, но от водораздела зависела вся его агрономия, и он это понимал. — Но давай тогда выпьем за то, чтобы руками нашего дорогого доктора из Москвы деду Тадевосу вернулись здоровье и силы.
— Давай выпьем за это!
— Здоровья деду Тадевосу! Пусть множатся его дети! — внес свои пять копеек геронтофильских фантазий местный учитель.
— Тогда уж правнуки, дорогой, — мрачно бросил Диланян. Взгляд на деда (на самом деле — уже трижды прапрадеда) Тадевоса наполнял его душу тоской, он понимал, что его уролого-андрологическими руками никакое здоровье этому аксакалу вернуть невозможно. Максимум — можно обработать бороду каким-нибудь фунгицидом, ибо некогда белая, величавая борода до колен приобрела теперь нежный голубовато-зеленый оттенок.
— Как скажешь, наш дорогой доктор-джан! Ты такой уважаемый человек в нашей деревне, что тост за тебя выпьет даже наш начальник милиции, а он известный сукин сын! — басил учитель, понимая, что оценки детей бедного милиционера зависят от него и милиционер не осмелится пикнуть.
Однако милиционер пикнул.
— Наш многоуважаемый профессор и академик-джан! Я не могу позволить этому человеку безнаказанно оскорбить меня, хоть мои дети и учатся у него! Моя мать, видит бог, была женщиной пречестной и даже с моим отцом спала лишь по большим церковным праздникам, — обелил память своей матери милиционер. — А вот мать этого недостойного отпрыска уважаемого Тадевоса дважды была поймана мной за то, что торговала льдом в жару!
— Моя мать дарила лед, будь твои дети-неучи неладны, — взбеленился учитель. — А вот твой отец, внук достопочтенного Тадевоса, ни разу не помыл его ноги!
Милиционер побелел от ярости:
— Я и мой отец ежедневно моем эти достопочтенные ноги! А вот ты, гадюка страшная, неизвестно как стал учителем и чему учишь детей наших младых, продолжателей дела нашего достопочтенного Тадевоса!
— Кем был достопочтенный Тадевос? — шепотом поинтересовался у Гамлета Диланян.
— Строителем мостов, — также шепотом ответил Гамлет, ему тоже была интересна перепалка.
— Эти ноги требуют лучшего шампуня! А вы чем моете? — парировал тем временем учитель. — Каждый раз после вашего мытья ноги достопочтенного Тадевоса воняют самым ужасным хозяйственным мылом!
Видя, что милиционер и учитель скоро начнут убивать друг друга, Диланян по праву почетного гостя попросил слово. Слово это было ему предоставлено, и было оно таким:
— Спасибо. Значит, так. Я могу есть в любой обстановке. Мне приходилось питаться в морге больницы, где пахло формалином и разлагающимися трупами. Однако упоминание запаха ног достопочтенного Тадевоса, да не оскудеют люди, мечтающие их помыть, даже у меня отбивает аппетит. Поэтому я бы попросил оставить эти ноги в покое, протянуть руки друг другу и в знак примирения поцеловаться.
Не знал, ах, не знал высокогорный Горисский князь Диланян, что в этот самый момент он положил конец многолетней вражде между семьями милиционера и учителя, начавшейся из-за одного маленького орехового дерева, росшего на границе участков сиих достопочтенных лиц.
Воцарилась тишина. Даже плач маленькой Гйозал не нарушал ее. И вдруг… Да, так пишут в плохих романах, я знаю… И вдруг раздался какой-то скрип.
— Дорогие дети, внуки и правнуки мои… — разобрал скрип из губ деда Тадевоса Диланян, — не ссорьтесь. Этот досточтимый отрок сказал правильнейшую вещь — пожмите друг другу руки и поцелуйтесь. А теперь выпьем за здоровье нашего доктора и за ребенка, которого он подарил супруге нашего дорогого… Мальчик, как тебя зовут? Гамлет? Странное имя… Ну, пусть будет Гамлет.
Несмотря на двусмысленность сказанного, все молча встали и выпили. Лишь чуть позже Диланян узнал, что из уст достопочтенного деда Тадевоса уже лет семь никто ни слова не слышал…
ЭпилогУ Гамлета недавно родился сын. Был назван Оганесом. Дед Тадевос до сих пор жив, и ноги его ежедневно отмываются самым лучшим шампунем при содействии милиционера и учителя. Борода его так же длинна…
Диланян был зол. Ему хотелось туты, а на сезон он опоздал. Тутовые деревья росли повсюду, но на них не осталось ни единой ягодки.
— Хоть на рынках поищу… Может, из северной Армении привезли, — громко подумал Диланян и направился на ближайший рынок.
На рынке он повстречал ту самую бабку, у которой год назад покупал все.
— Вай, доктор-джан? — по-свойски удивилась бабка. — Ты вернулся?
— Ну, не совсем. На месяц, другой… — заулыбался Диланян.
— А чего так? — Би-би-си заплатили бы много денег, дабы иметь такого репортера, как бабка Ехануш.
— Ну, диссертацию пишу, — смутился Диланян.
— А-а-а… Ты же из Гориса кровью, да? — вынула из бездонных глубин памяти карточку Диланяна Ехануш. — Князь Горисский?
— Ну да, — совсем покраснел Диланян.
Торгующие рядом продавцы оставили сонных, как сентябрьские мухи, покупателей и повернули головы в их сторону.
— Ну, тогда давай тебе анекдот расскажу! Про твою малую родину и диссертацию! — с хитринкой в голосе сказала бабка Ехануш.
— Ну расскажи, расскажи, — обреченно согласился Диланян. Отказать бабке Ехануш было решительно невозможно.
— Ну, все знают, что горисцы те еще кляузники, да?
— Да, да! На моего деда мой другой дед из Гориса кляузы писал, что тот самогоноварением занимается! А сам самогон покупал только у него! — высказался продавец винограда.
— Так вот. У одного горисца другой спрашивает: «Слушай, ты свою диссертацию написал?» — «Нет, слушай. Как ни пишу, кляуза получается!»
Хохот поднялся на весь рынок. Продавцы пересказывали друг другу анекдот, держались за бока и хохотали безудержно. Люди простые и бесхитростные умеют веселиться по малейшему поводу.
— Слушай, доктор-джан, — заговорщически подмигнула Оганесу бабка. — Можно тебя на секунду конфедеративного разговора?
— Конфиденциального? — не удержался Диланян.
— Ну да! — не смогла скрыть раздражения бабка, мол, мал ты еще меня поправлять.
— Что случилось? — понимая, что сейчас у него попросят консультацию, вздохнул Оганес.
— Ну, в общем… Невестка моя младшая, Рузанна… болеет. Кстати, прости, что тебя на свадьбу не позвали, — спохватилась бабка Ехануш и начала вдохновенно врать: — Мы звонили, звонили… Но ведь до Москвы не дозвониться!
— Ага, тем паче, ежели номера моего не знаете, — улыбнулся князь-кляузник. — Что с невесткой?
