– Смотри дальше.
Я смотрю. Второй прадед – латыш. И я сразу почувствовал такое недоверие к этим русским. Нашим латышским воздухом дышат, в нашем море купаются. Все, говорю, отделяемся, хватит, намыкались. Долой рубли! На наши латышские доллары жить будем. Янки, прочь из Вьетнама, свободу рабыне Изауре. А потом думаю, а как же с точки зрения меня, русского? И тут опять такая во мне схватка началась, что я родной зад начал рвать на две равные части.
А брат Вася опять меня разнял и дальше листочек показывает. Я, говорю, брат Вася, не буду я дальше смотреть. Иначе я сейчас сам себя убью, зарежу, повешу, уничтожу и утоплю.
Он говорит, да посмотри! Интересно же свои корни узнать. Я думаю, последний раз взгляну, кто там у нас третий прадед был, и все. Взглянул и сказал:
– Так це шо ж теперь робыты? И за кого же тепер воюваты?
А брат Вася говорит:
– Но самое интересное – это кем у нас третья прабабка была. Взгляни.
Я говорю:
– Не буду!
– Да ты взгляни, кем она была?
– Кем? – говорю. – Обезьяной?
– Нет.
– А кем? Негром?
– Да нет, она была русской.
– Русской? Прабабушка моя родная! Одна ты у меня осталась. Спасибо тебе, моя милая. Вася, выбрось бумажку, не морочь мне голову.
Посадил я Васю за стол и сказал тост:
– Что главное в узбеках? Правильно, помидоры. И вообще витамины. В белорусах – мясо. А в нас русских – идеология. А что, если накормить всю страну мясом и витаминами вместо идеологии? И вообще, сделать жизнь прекрасной и удивительной. Ну, если у всех всего навалом, какая разница, что там в паспорте в графе «национальность»? Хоть олень. Лишь бы человек был хороший. Так давай, Вася, выпьем за то время, когда у нас у всех будет одна национальность – счастливые.
Берегите лес – из него делают бумажные деньги. Встречайте Новый год в лесу возле живой елки. Не знаем, как вы, но елка останется цела. Мы прониклись призывами и пошли на Новый год в лес. А чтобы было еще смешнее, надели на себя маскарадные костюмы. Гриша медведем нарядился, а я – крокодилом. И даже хвост у меня был. Жены наши наряжаться не стали, без грима под лисиц работали.
Выбрали в лесу поляну с елкой, костерок развели, сидим на соломе, закусываем. Гриша говорит, извините, я прогуляюсь. Ушел в чащу. Вдруг слышим оттуда Гришин крик, переходящий в бурный рев. Я метнулся в чащу, спрашиваю, что произошло? Он отвечает сквозь собственный крик:
– В капкан я попался, в медвежий! Так по щиколотке стукнуло, что подошва у валенка отлетела.
Вынул я Гришу из капкана, привел к костру, говорю женщинам:
– Вот. Первая жертва браконьера. Шляется по лесу, как медведь-шатун. В капкан попался.
Посидели мы еще у костра, позакусывали, смотрим, десять минут до Нового года осталось. Включили транзистор на полную мощность, бой курантов слушать. Я думаю, тоже надо в лес отлучиться на минутку, так, воздуху глотнуть. Отошел к деревцу, только хотел воздуху глотнуть, вдруг по ноге как щелкнет! И выстрел в мою сторону раздался. Пуля возле уха просвистела. Мелькнула мысль – самострел, совмещенный с капканом. Но ошибся я. Из-за кустов вышли два здоровых браконьера с ружьями наперевес, и один сразу закричал:
– Крокодил! Попался! Отстреляем последнего крокодила в наших лесах, вычеркнем его из Красной книги!
У меня язык одеревенел, не могу объяснить, что я не крокодил, что просто костюм у меня новогодний. А так я – обычный человек, до ветру вышел воздуху глотнуть.
А браконьеры в меня уже целиться начали, начали отстрел крокодила, меня то есть. Отстреляют, думаю, если не убегу. Бросился наутек. Браконьеры – за мной. Их не двое было, больше. Преследовали меня на трех снегоходах и трех вездеходах – с суши и на эскадрилье вертолетов с воздуха.
Я бегу, в меня палят, пули свистят, дым пороховой глаза застилает, пыжи в нос лезут, капкан тоже бежать мешает. Кто-то на хвост мой крокодиловый наступил, оторвали хвост. Думаю, вот это Новый год! Никогда так не встречал. А друзья мои на поляне не слышат ничего, у них под ухом транзистор кричит, куранты бьют.
Браконьеры, когда меня без хвоста увидели, еще больше разозлились. Вопят:
– Да это не крокодил! Это егерь под крокодила маскируется. Ну, уж егеря– то мы тем более вычеркнем из Красной книги.
И окружать начали. С суши и с воздуха. Я вижу – берлога под сосной. Юркнул я в нее и затих. Посреди берлоги медведь лежит. Спит. Лапу сосет. На Гришу, друга моего, похож. Гриша в своем костюме медвежьем возле костра сейчас сидит, нежится. Ему хорошо. А может, и его на мушку взяли и гоняют по лесу?
Сижу я в уголке, грущу под храп медведя. Глаза к темноте привыкли, смотрю – в другом углу егерь сидит. Говорит тихонько, здравствуйте, я егерь. Палец к губам подносит, на мишку показывает. Потом наверх показывает. Молчи, мол, охотники там, могут поранить невзначай.
Сидим мы с егерем в берлоге, ждем, когда выстрелы наверху стихнут.
И кого там браконьеры гоняют-отстреливают? Вдруг все-таки Гришу?
После этой беготни проголодался я сильно. Шепчу егерю:
– Есть хочется!
Он отвечает:
– А ты у медведя лапу пососи. Только аккуратно, чтоб не разбудить косолапого. А то он нам устроит Новый год.
Выстрелы наверху стихли как будто. Вылезли мы из берлоги, я егеря к костру пригласил. Пришли мы к костру – мои сидят, как ни в чем не бывало, веселятся. Еще смеяться начали, что я без хвоста. Я им рассказал все. Они говорят:
– А мы думаем, почему куранты так странно бьют, вроде как стреляет кто-то.
Егерь посидел с нами, выпил на посошок, сказал:
– Пора в берлогу. Я медведя того сторожу, иначе браконьеры с него спящего шкуру снимут. Несладко зверю в своей шкуре.
Я купил ружье. Все по закону. Отдал за него столько, сколько стоит лось, заплатил взносов, сколько стоит кабан, и пошел на зайца.
Я еще из города как следует не вышел, еще в лес как следует не углубился, а он уже бежит. Заяц. Наглый, как за прилавком, бежит – и в глаза смотрит. Что делать? Начал отстреливаться. Заяц – прыг в сторону и встал на круг. Ну все, теперь не уйдет. Теперь – кто кого вымотает. Зайцы в опасности по кругу ходят. Он впереди – по сугробам, я – за ним на лыжах. Первый круг он обозначил километра на три. Остальные четыре круга я гнал его след в след. Смотрю – настигаю. Заяц запыхался, передышки делает. Только стал я его на мушку брать, он, подлец, взял и сошел с дистанции. И зашел в крайний домик в пригороде. Я – стучать в ворота. Кричу хозяину, мой заяц у вас убежища просит, выдавайте животного. А хозяин:
– Да это мой. Кролик. Я его выгуливать выпускаю. Вы сегодня третий охотник до моего кролика.
Расстроился я. Что же это, 15 километров я чужого кролика выгуливал? Но ничего. Снова выхожу за городскую околицу и сразу замечаю их. Ох, матерые. Волки! Трусят по опушке, впереди – самый матерый. Вожак. Вот зверья развелось… К городу вплотную подходят. Думаю, буду брать матерого. Шкуру сдам, немного охотничьи доспехи оправдаю. Ну, давайте, давайте. Уже различаю морды. А матерый – ох и псина! В смысле – волк! Зверюга! Слюна с клыков капает. Они уже совсем близко. И тут я трухнул. Одного завалю, а остальные? Загрызут. Решил переждать в засаде. Пусть мимо проходят. Когда они в двух шагах уже от меня были, матерый как прыгнет на меня! Я думаю, все, отстрелялся. А он в усы меня лижет и визжит. Ах, ты! Да это овчарка моя. Жучка. Три дня назад потерялась. Дело-то к весне. Инстинкт. Ах ты собачина! Нашлась! Остальные из стаи стоят, хвостами помахивают. Тоже мне – волки. Один вообще болонка. Шугнул я их, волков бродячих, и пошел домой. А в душе обида. Неужели без единой дичи домой явлюсь? И тут повезло. Прямо на опушке – стая. Куропаток. Крупные, белые, черти, и тетерев с ними. Токует вокруг них и нет-нет и кукарекнет. Тетерева я снял с первого выстрела. А эти куропатки, дуры, пешком по лесу разбежались. Да еще кудахтали, как последние курицы.
Я добычу – к ремню и – домой.
Тетерева зажарил. Ох, и вкусный, подлец. Куда вкуснее, чем обычный петух, особенно после прогулки. Жена не верила, что это тетерев. Говорит, на базаре петуха купил. И что вообще я в диких животных не разбираюсь, потому что их нет в природе. Почти. Что даже книги про них – редкость. Женщина… Ничего не понимает.
Ведь я, когда возвращался, кабана в лесу видел. Белый-белый, аж синий и хрюкает от голода. Стрелять в него не стал. Говорят, они коварные, броситься могут. Двух рысей еще видел. Такие небольшие, мяукают. Этих вообще опасно трогать. Они в глаза когтем целят. Еще каких-то животных видел, даже названий не знаю.
Вон сколько зверья в лесу. И недалеко от города. Обнаглело зверье, прямо в город прет, не боится. А мы все – спасать, охранять, исчезают звери. Где ж они исчезают? Наоборот. Появляются! Причем внезапно и перед самым носом.
Я всегда был за спорт. За большой, когда в «Адидасе» с лампасами, на лыжах. И за массовый, когда босиком и без лыж. Без чешек, без кед, но – массово!
