Про счастье и страдание
Кошка Фрося завела друга. Надоело в одиночестве. Друг был прехорошенький. Лапки, хоботок, все на месте. Фрося носила его под мышкой, в тепле. Кормила, поила и любовалась. Мы не сразу заметили, что Фрося связалась с плохой компанией. Фросина волосатая подмышка делает ее скрытной. Фрося возила друга в Портофино, у них завязались серьезные отношения. Если бы не я, дело дошло бы до свадьбы. Конечно, я была против. Поэтому теперь я страшный человек, разлучница и по совместительству инквизитор. Сожгла жениха на костре любви. Фрося тосковала двадцать секунд, а потом забыла. Жесткого диска не хватило даже на поплакать. «Любовь, как трамвай, – лишь успела подумать Фрося. – Если ушел один, обязательно придет другой. Нужно только немного подождать».
Мама моей подруги считает, что Фрося – счастливая женщина. Сама она учительница в Питере. Это – праздник, который всегда с тобой. В Питере быть счастливой женщиной просто неприлично. Воздух не позволяет. Совращает к самоанализу. А если ты учительница плюс завуч по воспитательной работе, то мозг в одну сторону изъеден питерской темой, а в другую – всякими кавээнами и отчетными концертами. А сверху прихлопнут детьми. Мама подруги иногда садится в плацкарт и едет оттягиваться и бузить. В Москву. В Третьяковку. Располагается на нижней боковушке у туалета и заводит интеллигентную беседу с самой собой.
В вагоне пусто, как после оргазма. Вечерний туман застилает привокзальные помойки, романтично пахнет туалетом и шпалами. Внезапно ее нервную систему начинает переполнять беспокойство. А дальше – как в страшилке про черную-черную комнату. Дебильные-предебильные дети выходят из метро, с ними бензопила Надежда Ивановна, они дебильно-предебильно заходят в вагон и начинают мерзко орать.
– Если бы не бензопила, – говорит мама, отпиваясь растворимым кофеем с самопривезенным вафельным тортом имени Крупской, – я бы их убила. Поедемте в центр, мне надо срочно забыться в страдании. Что у вас тут ужасно отреставрировали?
Кошка Фрося существо увлекающееся. Это касается не только тех двух килограммов ирисок, которые она способна приговорить за считанные минуты, а также всякой литературы. В юности Фрося поглощала все, что падало ей на глаза. Хиромантия для начинающих, медицинский справочник, половые расстройства, теория вероятности. В общем, все то, что приносили с помойки. Чаще всего выходило читать классиков и «Капитал».
Так Фрося переболела всеми детскими болезнями. Одно время даже просила называть себя Анной и тяготела к РЖД. «Под насыпью, во рву некошеном… – декламировала Фрося и заедала горе пакетом шоколадных батончиков. – Красивая и молодая…» – взрыдывала она, безвольно падая на постель цвета бедра испуганной нимфы и забываясь снами Веры Павловны.
«Опять начиталась», – кивал в сторону Фроси старый шпиц. «Запойная, – констатировал новый шпиц. – С утра будет волчанка». – «Ну, – соглашался старый, – а ведь никаких психических отклонений. Просто дура. Как у тебя с крапивой?» Новый вывалился из капюшона. Он уже второй сезон косил под гангстера. «Ёма, чувак, она такая… невообразимая, мля, – вспомнил слово новый. – Прям яйца кубиками». – «Альбукерка, ёма, – сругнулся старый. – Слышал, новые серии “Декстера” выложили?» Новый выкатился из капюшона и побежал искать свой значок полиции Майами. «Хана крапиве», – меланхолично заключил старый и раскурил кошачий наполнитель Crystals № 1, голубые гранулы.
Кошка Чуча увлекается кулинарией. «На сто двадцать пятом участке соус передержали! – орет Чуча голосом Гордона Рамзи. – На девяносто восьмом пересушили мясо. Это что, миддл, по-вашему? Дайте сюда, недоумки!» Раньше Чуча работала в ресторане «У Гамлета» на двадцать пятом километре и знала все тонкости приготовления мяса по-французски. «Да какая Джулия Чайлд? – спорила Чуча с образованной Фросей. – Вот Ашотик – это да. Красавец!»
«Не, Фрося, конечно, умная баба и вроде никаких психических расстройств, – делилась Чуча со шпицами. – Просто дура».
Шпиц Тамерлан поссорился с крапивой. И сразу начал бросать ее за борт в набежавшую волну. Крапива в ответ стояла насмерть и молча жалилась. Тамерлан думал уже заключить худой мир, взять, так сказать, ее под свое покровительство и под толстую пушистую подмышку, но так и не нашел у крапивы задницы. Дружба не задалась. С тех пор крапива не дает Тамерлану покоя. С женщинами всегда так. И тянет же к ним, к стервам.
У кошки Фроси в начале мая должна была выйти книжка с рассказом. Фрося готовилась, сдавала в химчистку шубу. Чтобы встретить славу и ослепить ее своей красотой. Со слепой славой завсегда проще. Потом пришло письмо из издательства – мол, ждите рассказ в конце мая. Ослепление затянулось. Фрося ждет, уже похудела вся ждать. Осунувшаяся Фрося – это очень красиво. Скулы, тонкие пальцы, ноги от ушей. Все четыре. Никакого фотошопа. Ну почти.
Потом к нам взяли и вернулись коты, которых мы с моей кровью на когтях и зубах подарили в соседнюю деревню. Чуча им тоже не рада. Делает вид, что она их не помнит. Рады только шпицы. Коты им подходят по размеру для разного рода доминирования. Такое обращение котам нравится. Понятно, что их тут любят. А за еду – неважно как.
Мы собрались на Урал на машине. Муж радуется. Для него Урал – это, судя по мне, сплошной анекдот.
Я говорю:
– Ладно, только надо подарков взять. Ящик вискаря.
Он говорит:
– А кому так много?
Я говорю:
– Одну бабулечке, одну Женьке, одну Сереге…
Он посчитал, говорит:
– Да мы чо, на две недели едем?
Я говорю:
– Дак не приведи господь! Тебя за две недели-то там ухайдокают. Так-то чисто недели хватит. Слабоват еще на две-то. Одно из двух – или сопьешься, или разорвет.
У старого шпица ай-кью пробил потолок. Теперь у них с мужем борьба за интеллектуальное превосходство. Муж дошел до ручки. Соорудил стальной манеж 5x5, повесил на него замок и сигнализацию. Шпиц весь из себя Гудини. Освобождается за пять секунд и бежит давить на мужа интеллектом. Мне наплевать на интеллект. У меня есть нога. Я ее использую, если удается. Муж говорит, что я животное. Мне наплевать, лишь бы кормили.
Комарам тоже наплевать. Хотя ай-кью у них, надо признать, на высоте. Вычислили мое самое слабое звено. Втыкаются в правую руку, даже не присаживаясь. Все равно она отходит от компьютера, только чтобы поесть. Иногда она стрижет газон так, чтобы точно как футбольное поле, и сам Форест Гамп умер от зависти. Не могу отучить ее от такой аккуратности. Муж купил ей кабриолет, чтобы она поменьше сидела в Интернете. Сработало, но пришлось дополнительно раскошелиться на полировальную машинку. Муж в сговоре с пылью и местными воронами. Теперь они срут как за зарплату.
Кошка Чуча замкнута на производстве новых котов. Пришла с уже отошедшими водами. История прежняя – Толян бросил, жить негде, денег нет, пустите пожрать, а то переночевать негде. Коварная баба. И жить умеет. Мы ее пустили в последний раз. Три последних раза несчитовы.
Знакомые ездили в Амстердам. Посетили секс-шоу. Говорят, восторг. Особенно когда мадама причипурила на лоб херра искусственный член и того. Прямо натюрлих. Я удивилась. Странно, я ничего такого не помню. Меня мотало по Амстердаму между Венецией и Питером. Целых пять часов. Помню еще три торта и пять «картошек». Такие вот разные впечатления.
Бабулечка ржет:
– Амстердам, но не вам.
У нее свои впечатления от Амстердама. Он у нее в телевизоре. Она прикрывает экран салфеткой из Египта с Нефертитями, а сверху придавливает тяжелой пепельницей чешского стекла. Чтобы Амстердам ненароком не вырвался и бабулечке не пришлось снова выходить замуж. Вместо этого бабулечка уже двадцать лет вяжет крючком коврики из драных колготок. Которые уже даже под джинсы не надеть и выпускать в рейс помоечные машины.
Бабулечка таким макаром насублимировала ковриков уже на всю нашу родню и город в целом. На что только не пойдешь ради личного счастья.
– Когда хочется чего-то пожестче, я вяжу мочалки, – делится бабулечка.
В меланхолическом состоянии бабулечка навязывает кружева на носовые платки. От этого платки становятся похожи на скатерти. Сморкаться в кружевные скатерти неудобно, но надо. Бабулечка учит заправлять платочек под манжету блузки. Раз с грудью не вышло. В грудь ниже третьего размера скатерти заправляются плохо. В общем, сплошная некондиция.
– Да у тебя нечем даже цыганочку станцевать, – досадует бабулечка.
Когда бабулечка танцует, из нее, как в сказке, все летит. Кажется, что у нее в декольте сосредоточен какой-то параллельный мир. Мужчинам такое нравится. Почти Амстердам так-то. Ну, в масштабах нашего Краснодырья. Главное, чтобы зажигалка в глаз не прилетела. Вот такие разные впечатления.
