Трудно представить украинского политика или чиновника, повесившегося в туалете на подтяжках с запиской в кармане: “В моей смерти прошу винить оппозицию”.
У нас никто не будет хлопать дверью, уходить в отставку, каяться или краснеть. Подобные вещи ни для кого не являются новостью или чем-то непонятным. Более того, быть официально признанной сволочью у нас почетно и доходно.
Спрашивается: какой же смысл в поиске компроматов? Секрет прост. Дело в том, что это значительно удешевляет борьбу за место под солнцем. Вам не нужно тратить средства на приобретение и рекламу своих достоинств. Достаточно обнажать чужие грехи, чтобы выглядеть более прилично на фоне умело опущенной серости.
Кроме того, известно, что наш народ привык голосовать только “против”. Если ты хочешь победить, сделай так, чтобы люди голосовали против твоих конкурентов, и тем самым за тебя. Для этого, опять-таки, не нужно быть умным или красивым. Скорее, наоборот — нужно быть никаким.
В политике светиться конкретным качеством — значит, вызывать полярность мнений на свой счет и повод для раздражения. Причем достоинства могут раздражать так же, как и недостатки. Особенно в нашей стране.
Похвала способна принести противнику больше урона, чем негативный отзыв. Все решает источник похвалы. Поэтому тот, кто ничем особым не выделяется, имеет шанс долго жить и процветать. В сознании большинства именно эта категория политиков представляет собой образец, достойный уважения. В самом деле, почему не любить людей, ворующих так, чтобы окружающим не было мучительно больно от “жабы”, давящей на грудь.
Интересно, что бы случилось с нашим обществом, если бы все одновременно начали восторгаться друг другом? Трудно вообразить, чтобы каждый гражданин Украины с утра до вечера нахваливал президента, а он, в свою очередь, рассказывал, какой у него хороший парламент. Если же партийные лидеры взахлеб начнут расписывать достоинства других партий, настанет конец света. Наша психика подвергнется такой деформации, что вся страна превратится в дурдом. Народ потеряет главный способ самоутешения. Наша философская лень не будет иметь оправданий. Отсутствие зарплаты и личного автомобиля уже никто не сможет объяснить. Ужасная перспектива, не правда ли?
Другое дело — наша реальность, где все просто и понятно. Например, выборы в парламент — это что-то вроде конкурса лучших негодяев, без которых мы не мыслим своего существования. Являясь объектом всеобщего презрения, они помогают нам спокойно спать, — ведь если ты знаешь, кто виновник твоих несчастий, то обязательно испытываешь внутреннее облегчение, потому что присутствует ясность и тебе есть куда излить свою желчь.
Реформы и экономическое процветание никогда не смогут удовлетворить нас всех в полной мере, но задекларированный объект вины удовлетворит почти всегда. Кто знает, может быть, это влияние украинских степей, где врага было видно издали? А может, воздействие авторитетного “Кобзаря”, который писал: “Не так тії вороги, як добрії люди”.
Предусмотрительно избавившись от добрых людей, мы установили полную гармонию. Согласно заготовленным компроматам у нас все политики обычные, посредственные мерзавцы, а так как всех посадить или отправить в отставку невозможно, Украина стала абсолютно безопасным пожизненным пространством.
Неудивительно, что когда кто-то, зевая в кулак, очередной раз разоблачает плохих граждан, мы одобрительно киваем в знак согласия и потихоньку засыпаем, удовлетворенные и безучастные.
Можно сказать, что это и есть подлинная забота о нашем душевном здоровье и благополучии. Мы имеем возможность и полное право ощущать себя умными, красивыми людьми, которых не пускает в рай прослойка злобных, алчных, коварных дуралеев. При этом никто не сидит в тюрьме, почти все живы и остаются при своих интересах. Надо согласиться с тем, что мы очень гуманное, развитое общество, где граждане любят и хорошо понимают друг друга.
Мы любим бурчать в свое удовольствие и, слава Богу, что нам создают для этого хорошие условия. Приятно, когда верхи могут предоставить народу именно то, что он хочет. Тем более, что это совсем несложно: достаточно выйти на трибуну и заявить, что все в дерьме, а я — в белом фраке.
Мы все герои индийского кино. Мы позволяем себе верить в невероятные истории, где добрые кухарки красиво управляют государством, где нищие легко становятся богатыми, где закоренелые бандиты вышивают салфетки крестиком и готовят нам подарки к Рождеству.
С тех пор, как деньги стали править миром, мы готовы поверить во что угодно, лишь бы заплатили гонорар. При этом действительность уже не пользуется спросом. Она обременяет нас, как давно лежалый товар.
В древности люди тоже любили деньги, но они не позволяли им безраздельно властвовать над собой. Тогда никому не приходило в голову, что социальное положение человека может определяться стоимостью рабочего времени.
Понятия “высший” и “низший” формировались согласно неизменному закону природы, где каждый рождается с конкретным предназначением. Хам не способен быть царем, а дельфин не может быть акулой. Люди постоянно разделялись на касты или сословия, не оттого что им этого хотелось, а потому что иначе было нельзя.
Многовековой опыт доказал, что священники, дворяне, крестьяне и бродяги отличаются не родом занятий, а принадлежностью к особой породе индивидуумов. Возможно, в скором времени ученым удастся вычислить генетический код царя или пролетария — достаточно задаться целью.
Говорят, что многое зависит от воспитания. И это справедливо, если воспитание направлено на развитие изначально заложенных качеств. Бессмысленно приучать природного крестьянина к оружию. В результате из него может получиться не благородный воин, а трусливый солдат. Человеку с рефлексами торговца нельзя навязывать духовную семинарию, ведь, кроме махинаций с лампадным маслом, его ничто не будет интересовать.
Представители “высших” могли себе позволить заниматься любым делом, свойственным низшим сословиям, но низшие не могли заниматься делом сословий высших. Это не имело отношения к чьей-либо прихоти. Для людей было совершенно очевидно, что “генетический крестьянин” лишен универсальности дворянина и в этой роли он крайне опасен для окружающих. Зато граф Толстой спокойно мог ходить за плугом, и это никому не причиняло вреда.
Классические образы идеального аристократа и крестьянина изобразил Сервантес в своем романе “Дон Кихот”. Странствующий рыцарь и его оруженосец — это, по сути, два разных подхода к жизни, связанных между собой неразрывно. Когда хитроумный идальго кричит: “Браво, Санчо! Приключение!” — Санчо отвечает: “Дай Бог, чтоб удачное!” Дон Кихот не имел привычки терзаться сомнениями и поддаваться чужому влиянию: “Напрасно или не напрасно — это уж дело мое”. Санчо вел себя иначе: “Синьор! Нельзя ли дать мне два дня сроку, чтобы я подумал, как лучше поступить?” Нельзя сказать, кто хуже — Санчо или Дон Кихот. Они оба хороши, потому что каждый находится на своем месте.
Сословное разделение было полезно тем, что исключало путаницу в социальных и личных отношениях между людьми. Признаки “генетического” благородства и утонченности обретали конкретный статус и полномочия. Естественный отбор согласно проявленным качествам устанавливал энергетическое равновесие всей человеческой биомассы. Хотя духовная и правящая элита могла подвергаться давлению низших сословий, она не являлась объектом их манипуляций.
Новые производственные отношения испортили все. Деньги, сосредоточенные в руках низших сословий, начали “делать погоду”. “Генетические” торговцы перекупили функции дворян: жирафы стали работать слонами, слоны — пингвинами. Все чувствуют, что это ненормально, но жажда зарплаты заставляет забывать обо всем.
“Биологический” беспредел буржуазной демократии спровоцировал культурные катастрофы. Благородных заказчиков и духовных гармонизаторов пространства стали называть пережитком прошлого. В результате этическая нормативность человечества подверглась резкой деформации.
На первый взгляд все выглядит благопристойно: повсюду говорят о правах человека и устраивают питомники для бродячих животных. Однако люди — существа зоркие, и при всем своем желании не могут обмануть себя. Мы постоянно испытываем дискомфорт от неестественного поведения новых представителей общественной надстройки. Их декларации гуманистических идей выполняют роль обычного товара, который продают по мере надобности. Даже личная жизнь несортированной элиты приобрела коммерческий смысл. Мы ходим на выборы, как в пустой магазин, где нам предлагают остатки никому не нужных вещей. И мы вынуждены выбирать из того, что есть, глядя на заведомо лживую упаковку. Мы сознательно покупаем ложь, потому что правда никогда не лежит на прилавке. Наш низменный вкус — инструмент наших манипуляций. Торговцы подчиняются нам, как Обществу защиты потребителей.
