- Тьфу-тьфу-тьфу, - закивала Эммануэль и посмотрела на аппетитного Антуана. - Лысый, черт бы тебя побрал, ну, чё ты с ним сделал? Ну на хера так выстебываться?
- Нравится? - Авторитет добродушно хихикал. - Может, возьмешь меня к себе поваром? Хи-хи-хи-хи-хи...
Эммануэль пристально вгляделась в бестыжие глаза уголовника и твердо ответила:
- Нет уж, батюшка, хрен те узлом, у меня и так поваров до вони, конкуренция выше крыши.
- Ну, нет так нет, - развел руки бандит. - Я не напрашиваюсь. Без работы, надеюсь, не останусь.
- Сделай милость, объясни, че здесь произошло. Че-то я ни фига не врубаюсь, - попросила Эммануэль, кивнув на сервированный стол. - Че с Антуаном? Че за дела?
- Спит засранец, - ответил Лысый.
- Бздишь же, - не поверила Эммануэль. - Ты че, жарил его, что ль? Че он такой офигевший? А? Антуа-ан! - Она похлопала мальчишку по щекам. - Вставай, клубничка моя, не фиг мне мазуриком прикидываться.
Но мальчик и пальцем не пошевелил.
- Да спит он, говорю! - уверил Лысый и размашисто перекрестился: - Вот те крест.
- Ну, ладно... - Эммануэль отошла от тарелки. - Спит так спит. А те-то че тут надо? Че приперся?
- Ща объясню, - пообещал Бляха, сделав серьезное лицо. - Присядь, мать, базар у нас будет долгий.
- Ты, что ль, его усыпил? - спросила Эммануэль, присаживаясь на краешек единственного стула (отказаться было невозможно: более десятка вооруженных отморозков Лысого следили за каждым движением хозяйки дврорца).
- Я, - ответил Лысый.
- На хрена?
- Пурга пошла, что ты записалась в авантюристки, мать. Мол, корешишься со всякой сранью. Вот я и забеспокоился: может, чернушка двинулась, может, ей любовник надоел? - Бляха потрепал ухо и перевел взгляд на эксцентричный натюрморт.
Эммануэль поняла, что базар пошел конкретный.
- Когда это я со сранью корешилась? - лицемерно парировала она. - Чё-то не припомню.
- А я припомнил, - сказал Лысый. - И вот, я здесь.
- И кто тебе только баки заливает? - пожала плечами Эммануэль, решив до конца держаться тактики глупой коровы. - Нельзя же всему верить, Лысый! К тебе прям любое фуфло липнет, как муха на котлету. В моем кабаке, к примеру, мухи - отдельно, а котлеты - ...
Суровый взгляд Лысого оборвал Эммануэль на полуслове. Она безнадежно махнула рукой и замолчала.
- Хочешь съесть Антуана? - спросил вдруг Лысый, словно угощал шоколадным батончиком.
- О нет! - встрепенулась Эммануэль. - Не имею ни малейшего желания есть Антуана. Тем более что я только из ресторана.
- Сытенькая, да?
- Очень даже сытенькая, мать твою.
- Ну и чем же сегодня кормили в твоем ресторане?
- Чем кормили, тем кормили, - буркнула Эммануэль. - Я в чужие тарелки не заглядываю.
- Гордая, да? - усмехнулся Лысый. - Ты как Серафим, ни дать ни взять. А я вот не гордый, я заглядываю. - Он сунул нос в емкость с Антуаном и с наслаждением принюхался: - Какая красота! Напрасно отказываешься. Попробуй!
- Нет-нет-нет! - Эммануэль энергично замахала руками. - Ни за что! И вообще я вегетарианка, ты знаешь.
- А я нормальный. Я чё, зря старался? - Лысый обошел блюдо вокруг, не сводя с Антуана взгляда истинного гурмана. - Чё меня обижаешь, мать? Ну, нет так нет, я не насилую. Обидно, конечно, но чё делать? Ответь мне тогда, пожалуйста, на два вопроса.
- Какие еще вопросы?
- Кто заказал приготовить Кувалду?
- Это первый вопрос?
- Это первый вопрос, - кивнул Лысый. Погуляв по кругу, он вновь развалился в кресле, вновь водрузил обутые кегли на стол и стал ждать ответа.
- А что мне будет, если я не отвечу на первый вопрос? - после краткого размышления спросила Эммануэль.
- Тебе будет о-очень вкусно, - пообещал Лысый. - Но тебе будет о-очень жаль Антуана. Потому что я приготовлю тебе пельмень с тыквы твоего бой-френда. - Мизинец авторитета указал на несчастного Антуана. Да, над ухом мальчугана нависла реальная угроза.
- Мать твою! - выругалась Эммануэль.
- По-моему, ты недооцениваешь мой кулинарный талант. Наверно, лучше один раз попробовать, чем сто раз увидеть.
- Я отвечу на первый вопрос, - сдалась Эммануэль.
- Спасибо, - растаял Лысый, положив руку на сердце. - Большое человеческое спасибо.
- Твоего Кувалду подъели сто семьдесят три персоны.
- Мать, мне насрать, сколько персон ели Кувалду. Чё ты мне веником прикидываешься? Я чё, фраер, чтоб ты меня за рог держала? Я повторяю вопрос: кто тебе заказал приготовить Кувалду?
- Кто ел, тот и заказал, - упрямо проворчала Эммануэль, продолжая косить под глупую корову.
- Ты, похоже, не вкурила, падла. - Начиная терять терпение, Лысый поднялся с кресла времен императрицы Екатерины и подошел к загодя приготовленной плите. - Надеюсь, тебе не надо объяснять, что во внимание принимаются только правильные ответы?
Эммануэль промолчала.
Лысый снял деловой пиджак, закатал рукава рубахи и щелкнул пальцами. Словно по команде, один из присутствующих бандитов вложил в руку авторитета разделочный кухонный нож, второй развел на плите огонь, третий поставил сковородку, а четвертый налил в нее растительное масло.
Эммануэль беспомощно огляделась. Рассредоточенные по Зеркальной галерее вооруженные люди производили впечатление отморозков в самом глумном значении этого слова, готовых исполнить любую команду работодателя, какой бы низменной и дикой она ни показалась. Шансы у Эммануэль были мизерные - уповать на милосердие Василия Бляхи считалось в мире криминала делом малоперспективным.
Тем временем, играя в воздухе лезвием кухонного ножа, Лысый входил в кулинарный азарт.
- Пельмени по-африкански? - размышлял он, приближаясь к блюду с Антуаном. - Или по-итальянски? Может, по-чикагски? А, в жопу по-чикагски - чернозадых не цепляет. Давай-ка, мать, по-нашему? Что может быть круче старых добрых новорусских пельмешек?! Хо-хо-хо-хо!
Кухонный нож в руке бандита взметнулся вверх и...
- Лысый, мать твою!!! - заорала Эммануэль в последнюю долю секунды.
- А? - остановился Бляха.
Сверкающее в лучах ослепительного света Зеркальной галереи лезвие повисло в считаных сантиметрах от уха Антуана.
Эммануэль тяжело вздохнула.
- Патрон его заказал, - раскололась мать криминала. - Он же и схавал. Не трогай Антуана.
Лысый опустил нож на черную скатерть, погасил огонь на плите и похвалил:
- А ты не такой веник, каким иногда прикидываешься. Можешь ведь, когда припрет?
- Могу, батюшка, могу, застращал ты меня, на хрен...
- И вообще, я смотрю, ты реальная телка.
- Раз житуха такая, Лысый, че поделаешь? Приходится.
- Большой Патрон? - переспросил Бляха.
- Большой Патрон, - подтвердила Эммануэль.
- Похоже на правду.
- Слава богу...
- Спасибо за честный и искренний ответ, большое человеческое спасибо.
- Не за что, Лысый, абсолютно не за что.
- Но это был всего лишь тест на искренностью. Экзамен продолжается.
- Мать твою!
- А я предупреждал: в билете два вопроса. Сколько пельменей у Антуана?
- Это второй вопрос? - Эммануэль цеплялась за каждую соломинку.
- Нет, чернушка, - обломал Лысый. - Это так, дополнительный.
- Ну, два.
- Вот и в билете два вопроса. Два вопроса - два уха. Одно мы с тобой уже спасли. Теперь давай сосредоточимся на втором: меня дьявольски интересует, где теперь Серафим?
- А я-то почем знаю? Поди гасит кого-нибудь или трахает, чё ему еще остается?
- Идет пурга, что эта срань примостилась под твоей крышей.
- Идет так идет... Я-то тут при чем?
- Блин, пашет он на тебя или не пашет?!
- Ну, было дело... подхалтурил маленько.
- Кувалду мазал?
- Ну, мазал.
- Я так и знал... - Лысый довольно прошелся вдоль стола. - Его манера: идет мазать одного лоха, а потом выходит, что размазано полгектара. Где он сейчас?
- Понятия не имею.
- Не темни, чернушка, ты меня знаешь.
- Я все сказала! Чё те еще от меня надо? Не докладывает мне Серафим, где ошивается! Не зна-ю!
- А телефон?
- Не помню.
Лысый вернулся к кухонному ножу:
- Будем вспоминать.
- Я те честно говорю: не пом-ню! - вскричала Эммануэль.
- А мы честно будем вспоминать... Разжечь огонь, - скомандовал он отморозку.
На плите вновь вспыхнуло пламя. Эммануэль побелела: она действительно не помнила телефонного номера киллера и поняла, что ее ждет самое трудное испытание.
Бляха эффектно рассек воздух смачным взмахом кухонного ножа.
- Даю тебе минуту, мать, - объявил он, входя в роль самурая. - Пока осталось время, прикинь, кого покрываешь, черная калоша. Слыхала, чё он мне отмочил? Облил дерьмом в прямом эфире, спер лемуру, обдолбал ее в хвост и гриву, так что эта Маня теперь родного отца не помнит! А я ж его, засранца, вскормил, вырастил из малого пацана героя. Веник ты, Эммануэль: вчера Серафим подставил меня, завтра подставит тебя, гнилая твоя душа.
- Ну, не помню, не помню я его телефонного номера, хоть убей!
