- Живые есть? - спросил Серафим, пересекая вестибюль.
Живых в вестибюле не было. Не оказалось их и в двух следующих залах. Лишь дойдя до Зеркальной галереи, убийца заметил едва различимые признаки жизни - чадящую паревом сигарету Эммануэль - и нерешительно остановился в дверях:
- Можно войти?
- Кто на свете всех чернее, всех упрямей и гнилее? – упавшим голосом пропела Эммануэль.
- Что здесь происходит?
- Только ты, Эммануэль, стерва ты, Эммануэль... - Хозяйка была задвинута вусмерть. Кроме того, она оказалась до дури начитанной какой-то гадостью.
Серафим подошел ближе и увидел в ее руках книгу. В скорбном оцепенении сидела мать криминала возле блюда с юным любовником, с ее губы свисал тлеющий косяк, и то ли самой себе, то ли незримому черту читала самые откровенные места из маркиза де Сада, надеясь восстановить утраченную силу духа:
- "...Поцелуй меня в задницу, дорогой друг, - сказала мадам С., опуская лицо на кушетку. - Чтение твоего гнусного «Привратника в монастыре картезианцев» распалило меня. Эти портреты потрясающе правдоподобны... Если б эта книга не была б такой непристойной, то ей не было бы равных. Введи же немедленно свой торчун, я умоляю тебя на коленях, я умираю от желания и согласна на все. Ляг хотя бы рядом, -- добавила она, зазывно потягиваясь и сгибая ноги. - Пришла пора короткой молитвы, не правда ли? - Охотно, дорогая матушка, - ответил аббат и, недолго думая, стал расстегивать платье, обнажая грудь мадам С. Потом он задрал ей нижние юбки выше живота, уверенным движением раздвинул ей ноги, подняв голени таким образом, что пятки вплотную придвинулись к ягодицам, открыв картину, о которой мечтает не один мужчина..."
- Матушка, если ты не заткнешься, меня вырвет, - предупредил Серафим.
- Это ты, дорогой друг? - Эммануэль с большим трудом оторвала обкуренные полтинники от страницы и громко икнула: - Ик!
- Я, матушка, - кивнул Серафим.
- Ик! - повторила она, опустошенно глядя в непонятном направлении. - Ик-ик! Черт, зачем я его съела? Ик-ик-ик! Мать мою, теперь икай - не остановишься.
- Что съела?
- Пельменину, блин! Ик-ик!
- Ты ж вегетарианка, мать.
- То-то и оно... Ик! Хана мне. Бес попутал. Чё ела? Сама не пойму. Ик-ик-ик!
Подобный упадок духа Серафим наблюдал впервые. Он осмотрелся и сразу понял, о каких пельменях идет речь: на двухметровом блюде лежал обезображенный Антуан.
- О боже... - прошептал Серафим. – Лысый в своем репертуаре.
- Засада, - икнула Эммануэль.
- Где он сейчас?
- Отвалил. Ик, мать его, ик-ик!
Рядом с хозяйкой дворца стояла переполненная пепельница. По меньшей мере полтора десятка украшавших ее бычков говорили сами за себя.
- Ты икаешь не из-за пельменей, - понял убийца. - Тебя губит парево.
- Меня губит черная натура.
- Тебе хорошо бы восстановить силы.
- Спасибо, я только что плотно перекусила.
- Я имел в виду, надо бы поспать.
Не обращая внимание на Серафима, она тупо вернулась к порочному маркизу:
- "...Он задрал ей платье и нижние юбки выше живота, уверенным движением..."
Уверенным движением убийца попытался отнять у нее книгу и косяк. Книгой овладеть удалось, а пионерку Эммануэль, несмотря на упадок духа, не отдала.
- Идем, я доведу твою милость до опочивальни, - предложил Серафим. Здесь тебе лучше не оставаться. Сон укрепит твои силы.
- Мои силы уже не укрепит сам дьявол.
Да, у Эммануэль аж глаза почернели, нехило ее застращал Василий Бляха.
- Проспишься - хандру как рукой снимет, - возразил Серафим. - Давай, поканали, в люльку, мать. То ли еще с нами ни бывало.
- Погоди-к... - Она смерила убийцу почерневшим взглядом. - А ты кто, ваще?
- Я?!
- Ты, ты, блин. Чё те надо?
- Сама ж позвала. Я - Серафим.
- А, Серафим! Серафимушка, - признала Эммануэль, сделав умное лицо. - Как делишки, сынок?
- Тьфу-тьфу-тьфу.
- Слыхал, что тебя шмонает Лысый?
- Слыхал, слыхал.
- Совсем порядочность потерял Василий Исидорыч.
- Я уже понял.
- Жениться ему пора, ведь скотеет, падла, на глазах. Смотри, че наделал! - Она показала на Антуана. - Куда ж это годится? Как думаешь: помер али нет?
- Пацан? - Серафим тоже уставился на огромное блюдо.
- Ну.
Без всякой надежды нащупав пульс на руке пострадавшего любовника, Серафим с удивлением ответил:
- Нет, живой.
- Ништяк! - Эммануэль чуть оживилась. - Хоть одна хорошая новость.
- Да... - протянул Серафим, вернув руку Антуана на блюдо. - Говорил тебе, не шейся с блатарями, мальчик.
- Чё ты там бакланишь? - встревожилась Эммануэль.
- Тебе полегче? - не ответив, спросил Серафим.
- Да мне по фиг.
- Что я могу для тебя сделать?
- Все, что ты мог для меня сделать, ты сделал. - К Эммануэль стал неожиданно возвращаться человеческий облик. - Теперь прими от меня большое человеческое спасибо, как выражается твой Бляха, и позволь мне тоже для тебя кой-че сделать.
- Как это понимать?
- Как хочешь, так и понимай.
- Кажется, мать, ты созрела для того, чтобы заказать Лысого, - понял убийца.
Эммануэль воздержалась от конкретного ответа.
- Или будешь ждать, когда тебе приготовят второе ухо? - пригрозил убийца.
- Ик-ик-ик-ик! - прорвало хозяйку. - Мать твою, ик-ик! Лучше не напоминай мне о пельменях, чтоб тебе!
- О'кей. Но я хочу предостеречь: Лысый одним подарком не ограничивается, я этого подонка не первый день знаю. Сначала он угощает пельменями, потом заставляет курить ногти. А ногти -- это тебе не парево, особо не забалдеешь. Так что остановись на одном ухе, мать, и...
- Ик-ик-ик! Созрела, созрела, черт с тобой! - сдалась Эммануэль. - Только завянь, голубчик, я же просила: ни слова про пельмени. Ик-ик!
Серафим почувствовал, что совсем близок к цели и вот-вот получит Лысого в качестве клиента. У Эммануэль появились все причины заказать неприступного и зарвавшегося авторитета.
- Я всегда говорил: нет худа без добра, - удовлетворенно заметил Серафим. - Итак, переходим в наступление.
- Черт бы вас всех побрал, - удрученно проворчала мисс Каннибал. - Как ваще в этой говеной стране работать? Я ж приехала сюда ради наживы, а не ради каких-то гнилых разборок. Во что меня впутали? - Ее причитания носили риторический характер и к сути дела отношения не имели. - Ик! Ик! Мое дело -- кухня, меню, мясорубки. Куда я влипла?
- Нажива - это дьявольски хорошо, - наседал бесцеремонный убийца. - Кухня – да, прекрасно. Мясорубки – чертовски великолепно. Но кроме высоких материй, мамаша, иногда приходится уделять внимание мелким говенным делишкам, проводить, так сказать, дезинфекцию.
- Ик-ик-ик! - перебила хозяйка дворца.
- Да выбрось, на фиг, свое парево, мать, в момент икать расхочешь!
Убийце наконец удалось отнять у осоловевшей бабы пионерку и затушить ее в пепельнице. Результат не заставил себя ждать. Секунд десять Эммануэль неподвижно смотрела в одну точку, как бы не веря в то, что икота ее отпустила, а потом резко и моложаво зашевелилась.
- Реально перестала, - поняла она. - Не наколол, гаврик! Так че мы ботали? Чё Лысый?
- Прикинь, как четко можно оттопыриться, если Лысый будет страдать и ломаться, как это делаешь сейчас ты, - предложил Серафим.
- Даже очень можно оттопыриться, - согласилась преступница.
- Херово тебе было рубать пельмень, мать?
- Ой, херово, не говори! Я ж вегетарианка, а он, паразит, мне…
- Так устроим ему такой же прикол! – вдохновенно перебил Серафим.
- Прикол, говоришь?
- Ты мне заказываешь засранца - я его голыми руками размазываю по твоей тарелке, - объяснил увлеченный убийца. - И нет проблем.
- По тарелке, говоришь?
- Да по чему твоя душа пожелает! Я ж, мать твою, все могу сварганить - обпердишься от удовольствия, это я гарантирую!
- А на хера? - Эммануэль недоуменно моргнула заметно побелевшими фарами. - По тарелке-то на хера? Как я оттопырюсь, если он будет лежать паштетом на тарелке? Не сможет ведь он и пельмени рубать, и паштетом прикидываться? - резонно заметила мисс Каннибал.
- Какие пельмени? - не понял Серафим.
- Как это какие пельмени? - Она машинально уставилась на правое ухо Серафима. - Лысый должен повыламываться на моих глазах али нет?
- Должен, - согласился Серафим и все же ради перестраховки повернулся к собеседнице другим боком.
- А то как я еще оттопырюсь? - Эммануэль лишь переключила свое внимание с правого уха убийцы на левое. - Пусть жрет пельмени, а потом можно и по тарелке голыми руками...
- Э, ты чё задумала, мать? - Серафим не на шутку забеспокоился насчет собственных ушей.
- Пусть хавает пельмени Мисс края, - упрямо заявила заказчица, самые классные пельмени Отвязного.
- Но это... исключено.
- Причины?! - она строго наморщила чело.
- Я же с ней трахаюсь! Маша Типовашеева - моя баба!
- А мне до фени. Я заказчик - ты дурак. Чё хочу - то сварганишь.
