Антон пошевелился. Наверху зашуршало, но движения по вертикальной оси не произошло. Оставалось выкарабкиваться из парашюта. Он с трудом отстегнул нижние карабины, левый, пра… Что‑то треснуло, и Антон повис, застряв одним плечом в клубке лямок и ремешков. Он вздохнул, дернулся изо всех сил и упал в кусты прямо на спящего льва.
Лев, настоящий живой дикий африканский лев, издав запах зоопарка, отпрыгнул, помотал головой с грязной гривой и уставился на Антона. Антон замер, стоя на четвереньках, пытаясь осторожно, чтобы не вывести льва из себя, нащупать автомат. Автомат почему‑то не нащупывался. Он посмотрел наверх. Автомат издевательски покачивался в трех метрах над землей, запутавшись в стропах. Лев прижал уши — это был плохой знак.
— Киса, киса… — ласково произнес Антон, начиная медленно пятиться назад.
Лев издал рык и, приседая на задние лапы, стал приближаться рывками. Что же, подумал Антон, красивая смерть. Достойный венец всех приключений. Правда, льва могли выдать и поновее, какой‑то он неказистый… Но все лучше, чем от инсульта… Нет! Надо бороться!
В следующие две секунды в его жизни и жизни льва произошло несколько важных событий. Антон вскочил на ноги, лев изготовился к прыжку, сверху послышался тонкий свист, потом треск, Антон посмотрел вверх, лев тоже успел посмотреть вверх, прежде чем ему на голову прямо с неба вместе с обломками веток и листьями обрушилась прялка «Россия Великая».
Взвизгнув басом, лев в два прыжка исчез в зарослях, раз и навсегда пообещав себе больше не связываться ни с чем, что падает с неба. Антон стряхнул с себя ветки, кору, листья и впервые за долгое время твердо уперся ногами в землю. Крона дерева и голова льва послужили хорошими амортизаторами, и прялка лежала на земле целая и невредимая. Многострадальная «Россия Великая» лежала на не менее многострадальной сомалийской земле, символизируя многотерпение и надежность.
— А ведь ты спасла мне жизнь, — обратился к ней Антон. — Как в сказке. Я тебя не хотел брать, а ты сказала «Я тебе пригожусь», вот и пригодилась. Ну, иди к папе.
Прялка молчала, выражая полное согласие с мнением хозяина. Он взял ее на руки, как собаку, стряхнул с нее мусор, провел рукой по лаковым узорам, крутанул колесо. Однако надо было что‑то делать, искать своих, в общем, выбираться отсюда. Но для начала… Антон приподнял прялку — ее длины как раз хватило, чтобы зацепить автомат и… спецназовец Опушкин был во всеоружии.
Какая полезная вещь — эта прялка, думал он, шагая сквозь не очень густой лес по сухой желтой траве. Надо предложить взять ее на вооружение войскам. Вот бы дедушка порадовался, если бы узнал.
Антон шел, а лес перемежался большими полянами, зарослями незнакомых кустов, но все не думал кончаться. В какой‑то из сторон было море, он его видел своими глазами, но в какой? Встреча со львом наводила на мысль, что привлекать к себе внимание в этой чужеродной среде — не самая лучшая тактика. С другой стороны, у него теперь был автомат. Из которого он, правда, не умел стрелять, но он и с парашютом не умел прыгать, и со львами бороться. Была не была…
— Э‑ге‑гей!!! — закричал Антон. — Ээээй!
Саванна равнодушно внимала его крику. В деревьях шуршало. В кустах шуршало. Но это были не братья‑спецназовцы. За спиной тоже что‑то зашуршало. Антон обернулся. Но и это были не бойцы «Тюленя». Это был худой негр, голый по пояс, в красной бейсболке и синих спортивных трусах до колен, с бусинами пота на лбу и плечах, красными глазами, черным кожаным ошейником и автоматом наперевес.
— Альедайме! Оолимаа! Хендза! — закричал он излишне громко.
— Гуд монинг, — спокойно ответил Антон, пытаясь настроить собеседника на дружелюбный лад и одновременно дать понять, что он не глухой.
Но чернокожий незнакомец, напротив, пришел в ярость. Он стал тыкать автоматом в сторону Антона и кричать «Хендза!». Антон, склонив в задумчивости голову, силился понять, что хочет от него абориген, и тут его осенило: «Хендза» означало «Hands up», руки вверх. Он поднял руки, абориген подошел поближе, отобрал у него пистолет‑пулемет «Витязь» и стал подталкивать его дулом автомата, покрикивая: «Гоу! Гоу!» Взяв прялку, Антон подчинился и побрел куда‑то по лесу. Опять лес, думал он, опять происходит непонятно что. И где эти братья‑бойцы, когда они так нужны?
Через полчаса монотонной ходьбы по жаре, которую Антон пытался скрасить попытками разговориться с нервным полуголым сомалийцем (вполне безуспешными попытками), они очутились в лагере. Но прием, который ему оказали, никак нельзя было назвать образцом гостеприимства. Такие же оголтелые аборигены с автоматами обыскали его, нашли деньги в карманах, но даже это не натолкнуло их на мысль предложить путнику с дороги стаканчик минеральной воды без газа. Наоборот, Антона посадили на стул посреди зарослей чего‑то африканского, привязали и кричали ему в уши непонятные слова.
Вначале Антон пытался улыбаться, как‑то сгладить ситуацию, говорил разные вежливые слова на английском — «окей», «ноу проблем», «хэллоу». Потом, поняв, что беседа не клеится, он замолчал. Тощие, но вооруженные туземцы подходили, уходили, все время что‑то кричали ломкими голосами, Антон силился их понять, но из их поведения и речи можно было сделать только один вывод — они принимают его за кого‑то очень опасного, очень важного и очень глухого.
Неожиданно суета стихла, и в сухом зное поплыли монотонные и дикие звуки барабана. Толпа расступилась, и Антон увидел шамана. Возможно это был полевой командир — он был облачен в камуфляжный комбинезон, но поскольку его лицо закрывала черная деревянная маска с грозной декоративной мимикой, Антон решил считать его шаманом. Шаман степенно подходил под барабанный бой.
— Хэллоу… — пробормотал Антон и постарался улыбнуться.
Шаман остановился возле него, потряс немного головой в такт барабану и вдруг дернул Антона за отвороты бронежилета. Очевидно, он рассчитывал эффектно распахнуть его на груди пленника, но не так прост был продукт российской оборонной промышленности. Шаману пришлось обуздать свой порыв и повозиться с застежками минуты три, пока наконец африканскому солнцу не явилась бледная грудь московского дизайнера. Антону не понравилось такое обращение. Но еще больше ему не понравилось, когда шаман принял из рук помощника большие щипцы, в которых трепыхался скорпион. Да, настоящий живой черный скорпион — он видел их много раз по телевизору. Судя по спазматическим сгибаниям и разгибаниям смертоносного хвоста, насекомое нервничало. А ведь настроение котов тоже можно читать по движениям хвоста, думалось Антону. Все правильно, перед смертью в голову лезут самые отборные глупые мысли. Или это пока не казнь, а только пытка? Но за что? Что я опять сделал не так? Пытают ведь, чтобы что‑то выяснить.
Антон задергался на своем стуле, и тут в кармане его бронежилета звякнул телефон. Шаман кивнул помощнику в спортивных трусах и футболке Nike, и тот проворно выудил телефон из кармана. Посмотрел на него, пожал плечами и показал Антону. На экране сияло сообщение от Анжелики «Прощай я ухожу от тебя)))» Опять смайлики, опять эти идиотские смайлики, даже в таком сообщении. Антон усмехнулся. Смайлики! «Я ухожу» и смайлики! Усмешка потянула за собой вторую, третью, Антон затрясся и стал хохотать. В нем как будто прорвало смеховую плотину, все напряжение последних дней полилось из него в виде истерического, удушающего смеха. «О‑о‑о‑о! — стонал Антон. — О‑о‑о! Господи‑и‑и! Ухожу! Ах‑ха‑ха‑ха!»
Пираты растерялись и смотрели на шамана. Тот опустил щипцы и наклонился над Антоном.
— Вы это видели?! — давясь от смеха, выговорил Антон. — Она от меня уходит!
— Антон? — произнес Шаман.
Антону потребовалось несколько секунд, чтобы обуздать конвульсии и сосредоточиться на удивлении от такого поворота событий.
— Что? — спросил он.
— Антон! Антоха Опушкин! — воскликнул шаман смутно знакомым голосом.
— Да… — неуверенно подтвердил пленник. — Мы, простите…
Шаман стащил маску, зацепился веревочкой за ухо, сказал «Да‑блин!», и из‑под маски взору Антона явилось белое грязное лицо и русые кудри…
— Серега! — вскричал Антон. — Шулакет!
Сережа Шулаков по кличке Шулакет Рваный Пакет, одноклассник Антона, с которым он не виделся с самого выпускного, держа щипцы со скорпионом на отлете, порывисто обнял друга детства, ткнул его кулаком в живот и рассмеялся.
— Это ж мой одноклассник! То есть эзе хо зомилья! — объяснил он притихшим туземцам. — Ты как здесь? — взволнованно продолжил он.
— Ты не поверишь, — ответил Антон, — это такая история… Может быть ты меня развяжешь?
— Ах да, — спохватился Шулакет, отдал щипцы помощнику и стал развязывать веревки. — Ну и рожа у тебя, вся в краске, я тебя и не узнал. Только когда ты стал ржать, чувствую — знакомое ржание!
